Пиво кончилось. Рыба осталась. А хмель вроде бы выветрился. Или же, наоборот, Виктор пребывал в неком опьянении – с чего бы тогда ему мерещились изменения в собственноручно нарисованных картинках? Ведь могло же быть такое, что водку, которую они распивали после маршрута, как говорится, «ключница делала». Но ведь и две вчерашние картинки по прошествии времени тоже изменились, а вчера водку пили другую, не может такого быть, чтобы и с той «ключница» постаралась. В блокноте все дело? Или в карандаше? Или в нем самом? Непрочитанными в нетленке оставалось страниц пятьдесят. Но и прямо сейчас, по памяти Виктор мог бы выдать десятка два рисунков, и каждый отображал бы страсть, смерть, спасение, и все – в динамике, в динамике! Интересно, что скажет Александр Иванович, если увидит иллюстрации, так сказать, «по мотивам»? На подоконнике у Виктора пылилась бутылка самогона, привезенная из деревни Плосково, где он как-то гостил у родного дядьки. Самогон Виктор не любил, зато берег для друзей, хотя в холодильник бутылку не убирал, чтобы место не занимала. Теперь решил махнуть теплой мутноватой жидкости крепостью градусов под семьдесят, глядишь, какая-нибудь мысль возникнет. Махнул стопочку, закусил соленым огурцом. Открыл в блокноте чистую страницу. Рука словно бы сама собой начала отображать один из типичных сюжетов нетленки. В романе было сплошное насилие, больше всего описывались убийства, Виктор же очень быстро набросал сценку, в которой привязанная к флагштоку девушка готова была сделать для боевиков все, только бы ее не убили. Он нарисовал крупным планом ее искаженное страхом лицо, молящие о пощаде глаза… По сюжету перед ней должен был стоять некий Цыплаков, с довольной улыбкой расстегивающий брюки. Цыплакова Виктор рисовать не стал. Вместо него взял да и нарисовал условного парня, но подразумевая себя – такого, каким был сейчас – в футболке, спортивных штанах и тапочках, готового воспользоваться покорностью беззащитной девушки. Рисовал Виктор очень быстро… Отложив блокнот, наполнил стопочку, крякнув, выпил и закусил. После чего задумался – что же на самом-то деле происходит? Крыша у него поехала или блокнот творит чудеса? Впрочем, происходящее Виктору было очень интересно и даже приятно. Пусть даже и крыша у него поехала, все равно он испытывал какой-то особенный кайф. С другой стороны, не мог он ни с того ни с чего сдвинуться. Значит, все дело в блокноте. В блокноте? Он вдруг ощутил боль в правом ухе, – словно кто-то со всей дури кулаком врезал. Скривился. И вновь боль – на сей раз в правом боку. Машинально выполнил руками блок, защищая туловище, и тут же вновь скривился от возникшей боли в предплечье. Догадался, что его бьют. Кто? Почему? За что? Взгляд упал на страницу блокнота. На той странице он нарисовал лишь условного себя и готовую к любым унижениям Валентину, но теперь там возник новый персонаж, по всем признакам некто Эдуард Лещевский. Его образ Виктор до сих пор на бумагу не перенес, но именно таким он Лещевского и представлял. И вот этот Эдуард прямо у него на глазах, вернее, на странице блокнота, появился откуда ни возьмись и на него же, Виктора, с кулаками и набросился… В тексте нетленки Эдуард накануне соревнований начал флиртовать с Людочкой, добился от нее взаимности и за это получил от ее ревнивого мужа в грызло. На следующий день Эдуард решил от ревнивца держаться подальше, благо в соревнованиях был заявлен как запасной. Однако, когда увидел творившийся беспредел, бросился выручать насилуемую девушку, но тут же был схвачен и связан. Но всего этого Виктор не рисовал! Больно, больно, больно… Наткнувшись пальцами на ластик, Виктор интуитивно провел им по открытой странице блокнота. Тут же посылы боли прекратились. Он с усердием стал стирать картинку, и все… все! Страница в альбоме стала чистой, хотя ушибленные места на нем самом давали о себе знать. Может, позвонить Александру Ивановичу? Ведь это его рукопись и блокнот. А может, все дело в его, Виктора, умении художника настолько достоверно отображать персонажи, что они начинают жить на бумаге своей жизнью? Виктор выхватил из лежавшей на тумбочке пачки бумаги чистый лист формата А4. Быстро отобразил сцену, в которой посередине водоема покачиваются борт о борт две лодки и в одной рыболов только что вытащил из воды якорь, во второй некто в камуфляжной форме держит его под прицелом карабина. По ходу сюжета в следующую секунду боевик нажимал на спусковой крючок и отстреливал Максиму мизинец на руке. Тот ронял якорь, который пробивал в лодке приличную дыру, а еще через секунду со стороны ближнего острова раздавался выстрел, и боевик получал пулю в затылок. Постаравшись, Виктор скопировал эту же картинку на странице блокнота. Потом махнул еще самогона и завалился спать. Разбираться со всеми этими сюжетами и рисунками следовало утром, на свежую голову. Разбуженный телефонным звонком, Виктор услышал в трубке голос дежурного по инкассации. Часы показывали половину десятого утра, а дежурный не столько попросил, сколько потребовал выйти сегодня поработать во вторую смену – за отгул, мол, Михалыч что-то приболел, а в резерве никого нет. Каких-то планов на вечер Виктор не строил, к тому же воскресный маршрут был самым легким и коротким, да и перечить дежурному не хотелось. Виктор и не стал перечить, согласился выручить и лишь после того, как повесил трубку, вспомнил, что сборщиком на его маршруте по воскресеньям бегает товарищ Козлов – самый неприятный человек среди всех работников банка. Сетовать было поздно. Хорошо хоть, голова после вчерашнего смешения водки, пива и самогона не болела. Умывшись-побрившись, попил чайку. Наполовину полная бутылка мутноватого самогона стояла на столе. Тоскливо на нее поглядев, Виктор пощипал себя за кончик носа и убрал «праздник души» в холодильник – на вечер. После маршрута, кстати, выпивон с напарником не грозил – товарищ Козлов, когда бегал сборщиком, хоть и получал чаевые в виде той же поллитровки, никогда никого не угощал, все, что «отстегивали» кассирши, прятал в объемистый портфель, который в начале маршрута ставил себе между ног. Сам же от угощений никогда не отказывался, видимо руководствуясь поговоркой: «Бьют – беги, дают – бери». Уж на что был лояльный к сослуживцам дядя Миша Хлепатурин, всю свою жизнь отдавший инкассации и теперь работавший в сумочной, так и тот за глаза называл Козлова не иначе как кАзёл, словно выплевывая это «А»… На листе формата А4 были все те же две лодки, покачивающиеся на волнах, на одной стоял Максим, держа якорь, на другой – боевик с карабином. Виктор вздохнул и открыл блокнот на заложенной карандашом странице, – никакого соответствия дальнейшему сюжету! По новой версии развития событий Максим, не дожидаясь выстрела, умудрился швырнуть якорь в боевика, который угодил тому в грудь. Боевик все-таки выстрелил, но в воздух, и теперь, на картинке, опрокидывался с лодки в воду с гримасой удивления, отчаяния и боли. Блокнот! Все дело в блокноте!!! А если нарисовать в нем не сцены из рукописи, а что-нибудь другое? Неужели и это тоже начнет жить своей жизнью? Что нарисовать, что? Виктор никогда не жаловался на недостаток воображения, а тут словно вошел в какой-то ступор. Уставившись на холодильник, в котором мерзла наполовину полная бутылка самогона, только о ней и думал, только ее нарисовать и хотел. И ведь нарисовал. Сначала на новом листе бумаги формата А4, затем на чистой странице блокнота. И там, и там, бутылка стояла на его кухонном столе, а он сам сидел перед ней и держал в руках пустой стакан – то ли только что выпил, то ли собирался его наполнить. Сидел, глядя на два одинаковых рисунка, и чего-то ждал. А когда, зажмурившись, представил только что нарисованное, а затем открыл глаза, увидел, что на страничке блокнота произошли изменения – теперь стакан в его руке был наполнен доверху мутноватой жидкостью. Виктор вновь зажмурился… Теперь на рисунке он подносил стакан к своему рту. Моргнул еще раз – стакан пустой, человек, только что его выпивший, морщится, вроде бы от удовольствия. Внутри у Виктора все потеплело, похорошело, легкий хмель ударил в голову. Вот оно как! Хорошо, хорощидзе! Блокнот-то какой чудесный! Этак ведь можно, можно… Виктор как-то враз почувствовал опьянение. А через несколько часов ему идти на работу – там оружие получать, сумки с деньгами принимать, потом в банк сдавать… Так! Он открыл холодильник. Бутылка все так же стояла на полке, но теперь горячительной жидкости в ней стало заметно меньше. Значит, и в самом деле каким-то образом через рисунок в блокноте – махнул стакан?! Виктор схватился за ластик и с усердием стер последнюю картинку. Не протрезвел. Либо протрезвел, но казалось, что все еще пьяный. Если блокнот действительно обладает такими чудесными свойствами, сколько же можно с его помощью сотворить! Но думать об этом надо на трезвую голову. И Виктор вновь завалился спать, благо до выхода на вечерний маршрут оставалось несколько часов… Спал недолго, а проснувшись, для начала довольно плотно пообедал. Сварил себе не типичную порцию пельменей, не тринадцать штучек, что подавали, к примеру, в «Варениках» вблизи кинотеатра «Баррикады», а ровно в два раза больше. И в отличие от столовой порции, снабдил свою, помимо кусочка сливочного масла, еще и двумя столовыми ложками майонеза, добавил на край тарелки жгучей горчички и в меру покапал уксуса на исходящие аппетитным паром пельменьки. Под такое бы блюдо да сто пятьдесят самого-ночки, но нельзя – впереди маршрут, тем более напарником будет настоящий кАзёл. Виктор замечал, что иногда от обильной еды чувствовал что-то похожее на легкое опьянение. Так было и теперь, когда он отправился на работу, хотя, возможно, это являлось последствием выпитого утром самогона. Недочитанный роман «Криминальная рыбалка» на работу не взял, зато прихватил блокнотик с карандашом и ластиком. Хотелось кое-что проверить. Товарищ Козлов, как всегда, появился в отделении банка раньше напарника, был в форменном инкассаторском костюме синего цвета, на котором красовались наградные колодки – якобы им заслуженные. Ни один работник банка в его заслуги не верил – ничего этот кАзёл не мог заслужить по-честному. Виктор Кармазов поздоровался с ним по-деловому, постаравшись в его сторону не выдыхать. Хотя в плане пьянства Козлов, каким бы ни был сложным человеком, никого никогда не упрекал – сам еще тот алкоголик. И все-таки Виктор не стал будить лихо, пока оно тихо. Он задумал другое. Водителем тушинского маршрута оказался Джон Маленький. В отделении банка Джонов было трое: Джон Большой, просто Джон и Джон Маленький. На самом деле Джон Маленький был из этой троицы самый старший и опытный, просто ростом не вышел. Зато буквально все маршруты знал от и до, да и вообще нормальный был мужик, с которым и поговорить было о чем, и поржать. Человек он был простой. После первой же проинкасси-рованной Козловым точки Джон Маленький невинно так поинтересовался: – А что это вы, товарищ сборщик, в свой знаменитый портфель убрали? – Домой кое-что прикупил, – огрызнулся тот. – И что же именно? Не полкило ли колбасы, которой кассирша этого продовольственного обычно инкассаторов угощает? – Нет. Нет! – взъярился Козлов. – Я эту колбасу на свои кровные купил! – Гы-гы-гы, – отозвался водитель. – Обычно ребятам здесь забесплатно закуску дают, особенно по воскресеньям, а вы, значит, прикупили за свои кровненькие? Гы-гы… – И нечего ржать! К сто пятому продуктовому давай рули! – Я и рулю. – Вот и рули! – Вот и рулю… – Вот и рули!!! – А в сто пятом пузырек тоже за свои кровные покупать будете? – Не твое дело… – Чего это не мое? Я, могёт быть, как и все нормальные люди, мечтаю вечерком махнуть дозочку, заслуженную честным трудом… – Ну так и махни! Я-то тут при чем? – Выражаясь простым языком, вы, товарищ сборщик, куркулятничаете. – Кто куркулятничает? Я куркулятничаю? – Ну не я же. И не Витек… – Да вы мне в сыновья годитесь! Да вы, да ты… Виктор в разговоры-споры не вмешивался, держал в руках блокнот и никак не мог решиться, какую же нарисовать сцену из романа «Криминальная рыбалка». Либо девушку, которую боевики собираются опустить на цепи в колодец, либо рядом с тем же колодцем – многострадальную Людочку, на оголенной спине которой садист Цыплаков вырезает ножом «В» и «С» – первые буквы названия организации «Высшая справедливость». Для начала нарисовал колодец. Обычный бревенчатый колодец – с козырьком, деревянным воротом, вокруг которого намотана цепь, и с изогнутой металлической ручкой. «Нет, – вдруг решил Виктор, – опускание в холодную воду – ерунда, а вот повешение – совсем другое дело!» Он перевернул страницу и нарисовал уже привычное крыльцо гостиницы, внизу – табуретку, к балке наверху пририсовал веревку, продетую в петлю голову человека, которого собирались повесить боевики. Нарисовал и боевика, собиравшегося выбить табуретку из-под ног приговоренного. Ну а приговоренным, конечно же, оказался товарищ Козлов – в своем форменном костюме и к тому же с портфелем в руках. Козлов, усевшийся на сиденье рядом с водителем, передал назад сумку с выручкой, сам же взялся за портфель, открыл его, вытащил из внутреннего кармана пиджака что-то объемистое, завернутое в газету… И тут Виктор, посмотрев на страницу блокнота, закрыл глаза. Открыл, услышав хрип. Товарищ Козлов, забыв о портфеле и о свертке, держался руками за горло, словно пытаясь что-то от себя оторвать. Виктор взглянул на страницу блокнота: боевик стоял рядом с крыльцом, уперев кулаки в бока, табуретка и портфель валялись в стороне, а под балкой корчился в петле мужик в инкассаторском костюме. – Сборщик, ты чего? – закричал Джон Маленький. – Что с тобой? Помощь нужна? Витек, чего это с ним? Виктор, как-то в одно мгновение осознал, что если моргнет еще раз, то у сидевшего рядом с водителем Козлова впредь навряд ли появится возможность куркулятничать. Ластик был под рукой, и Виктор быстро стер только что нарисованное. И тут же товарища Козлова отпустило. – Хлопцы! – выдавил он. – Что это было-то? У меня горло как будто сдавливать начало? – Это вас, товарищ сборщик, жаба чуть не задушила, – нашелся водитель, хотя, обернувшись на Виктора, округлил глаза и вытянул лицо, мол, сам ничего не понимает. Виктор пожал плечами, мол, тоже не в курсе, при этом вырвал страницу со стертым рисунком и выбросил ее в приоткрытое окошко. Джон Маленький подозрительно уставился на блокнот, но ничего не сказал, завел машину и тронулся катать маршрут дальше, благо и без подсказки инкассаторов знал, какая точка будет следующей. А Виктор стал вспоминать эпизоды из нетленки, которые не заканчивались смертью, но приносили персонажам страдания. По сюжету романа «Криминальная рыбалка» нехило помучиться пришлось Эдуарду Лещевскому. Мало того что его избили, так потом еще прибили гвоздями ладони и ступни к стене гостиницы – типа распяли, а Инесса принялась бросать в него стрелы, предназначенные для игры в дартс… Когда сборщик ушел инкассировать очередной магазин, Виктор быстро нарисовал эту сцену, только вместо рыболова распятым оказался товарищ Козлов. Последнюю точку в рисунке поставил, когда тот вернулся в машину. Виктор принял от него сумку, проверил пломбу и накладную, сумку убрал в мешок, накладную – под скрепку к другим накладным. Посмотрел на альбом и, дождавшись остановки машины перед светофором, закрыл глаза. Товарищ Козлов закричал. Закричал и Джон Маленький – от неожиданности или просто испугавшись поведения инкассатора, на поясе которого, между прочим, висела кобура с пистолетом, – мало ли что тому на ум придет. Козлов, продолжая орать, и впрямь схватился за кобуру, но тут же, словно обжегшись, отдернул руку, засучил ногами. Крики прекратились, как только Виктор несколько раз провел ластиком по рисунку. Страница альбома вновь стала чистой, и он ее поспешно вырвал и выбросил в окно. Козлов же сидел весь в поту и, тяжело дыша, в страхе крутил головой по сторонам. Водитель тоже успел вспотеть. – Что с вами? – негромко поинтересовался Джон Маленький. – Не знаю, хлопцы! Ладони вдруг очень сильно заболели, и ноги, и вообще все тело начало болеть… – Может, вам в больницу надо? – Нет, нет, все прошло. – Пожилой инкассатор вытер рукавом лицо. Светофор поменял свет на зеленый, и вскоре водитель остановил машину напротив очередного магазина, идти в который сборщик не спешил – никак не мог отдышаться. Наконец Козлов жалостливо посмотрел сначала на Джона Маленького, потом на старшего маршрута. – Вот что, хлопцы… Ты, Карма, может, добегаешь за меня маршрут? Все чаевые твои, конечно. А я передохну, ладно?