– А я фантастику люблю, – сказал Виктор. – Правда, не ту, где космические корабли бороздят просторы… Мне больше про пришельцев нравится, а еще больше – про машину времени, про параллельные миры. Мистику бы тоже почитал, только мало ее у нас издают. Вот недавно «Альтиста Данилова» достал – отличная вещь! – Про что? – одновременно спросили Антон и Никита. – Тоже, кстати, про любовь. Только про любовь демона к обычной девушке, живущей в современной Москве. – Дашь почитать? – попросил любитель детективов. – Я, так сказать, на голодном пайке. – Без проблем. А если хочешь, могу ненадолго эту рукопись дать. Там не только про любовь, но и криминал присутствует, и мистика есть. Про историю Новоиерусалимского монастыря много написано. – О! Давай, конечно! – У Никиты заблестели глаза. Он выхватил у Виктора папку, развязал тесемки. – А это что такое? – увидел он рисунки. – Писатель попросил меня иллюстрации к нетленке сделать, – сказал Виктор и не удержался от пояснений. – Когда читать будешь, надеюсь, сопоставишь образы: вот эта, с длинными волосами, – Таня, с фотоаппаратом – Ирина, эта – Ольга Греческий Профиль – догадываешься, почему такое прозвище? – Трудно не догадаться… – Ага. Вот этот – главный герой по прозвищу Монах, этот, с татуировкой на шее, – главный отрицательный герой, Серега Петляев по прозвищу Петля. – О! А это ты, что ли? – Никита вгляделся в чудесную страничку, на которой была нарисована очередь в билетную кассу истринского кинотеатра и среди прочих, жаждущих посмотреть новый фильм, стоял и семнадцатилетний Виктор. – Неужто узнал? – Ну, во-первых, как я мог не узнать друга, с которым провел лучшие годы жизни! А во-вторых, у меня на лица – профессиональная память. – Так, – хлопнул рукой по столу заскучавший Антон. – Мы пить сегодня будем? Несмотря на уговоры Никиты идти ночевать к нему домой, Виктор остался у Антона, сославшись, что пьяный, что устал и плестись в другой конец деревни нет никакого желания. Дело, конечно же, было не в усталости. Антон был нужен художнику, чтобы в определенный момент уничтожить рисунок на чудесной странице. Поэтому, когда за окном стемнело и Никита, слегка расстроенный отказом друга, ушел восвояси, Виктор договорился с Антоном, что тот возьмется за ластик ровно через три минуты, поставил в рисунке последнюю точку и закрыл глаза… * * * …Очередь в билетную кассу истринского кинотеатра жила своей жизнью. Кто-то нагло пробирался к самим кассам, кто-то передавал деньги приятелям с просьбой взять билеты сразу на всю компанию… Виктор всеми силами старался держаться за двумя девушками – Ириной и Коротышкой. И когда между ними попытался втиснуться высокий парень с татуировкой на шее в виде петли, Виктор решительно оттер его локтем. – Отлезь! – выдохнул парень перегаром и предпринял новую попытку втиснуться. – В очередь! – не поддался Виктор, хоть и был чуть ли ни на голову ниже татуированного, которого тут же оттеснили другие желающие приобрести заканчивающиеся билеты. – Еще встретимся! – отдаляясь от Виктора, зловеще пообещал Серега Петляев. Да, это был тот самый Петля, который, согласно сюжету рукописи, в настоящее время встречался с Ольгой Греческий Профиль, но вскоре должен был переключиться на Ирину. В рукописи Александра Ивановича Петля фигурировал как главный злодей, и переходить ему дорогу было очень нежелательно, но то – в рукописи. В новом развитии событий все могло сложиться по-другому. Должно сложиться по-другому. Коротышка купила билеты, Виктор успел подсмотреть, какой у нее ряд и место, попросил у кассирши билет по соседству, и ему повезло. Он знал, что Шурик будет сидеть на два ряда дальше и перед концом фильма проберется на выход, чтобы встретиться с девушкой. Возможно, в новом развитии событий он и встретится с Коротышкой, но только не сегодня в кинотеатре. Во время фильма Ирина и Коротышка постоянно о чем-то шушукались, приглушенно хихикали. Краем глаза Виктор видел, как Ирина время от времени поглаживала бедро своей маленькой подружки и та ненадолго задерживала дыхание. Когда на экране цыганка Рада начала раздеваться, Ирина и вовсе прихватила Коротышку за грудь, заставив ее слегка застонать. Наконец фильм закончился, в зале зажегся свет, и зрители повалили на выход. – Двигай быстрей, курить охота, – бросила Ирина подруге. Коротышка двинулась за ней, но Виктор удержал ее за руку и сунул под нос бумажник: – Катя, можно тебя на минуточку? – Чего-чего? – изумилась девушка, но, узнав бумажник, прикусила нижнюю губу. – Я все знаю и все видел вчера вечером, – многозначительно ухмыльнулся Виктор. – Что ты хочешь? – На ее глаза мигом навернулись слезы. – Поговорить надо. – Прямо здесь? – Нет. Лучше без свидетелей. И главное – чтобы Ирина не заметила. – Ты ничего ей не скажешь, правда? – всхлипнула Катя. – Я тебя очень прошу. Я для тебя все сделаю… – Спокуха. – Виктор приложил указательный палец к ее губам. – Встречаемся в десять вечера в парке, у самолета. Поняла? – Да. – Пойдем, я тебя до выхода провожу. – Не выпуская ее руки, он подтолкнул девушку вперед. У самых дверей Виктор встретился взглядом с Шуриком. Тот шагнул было навстречу девушке, но, увидев, что она идет с невесть откуда появившимся ухажером, ретировался. – Катька, ты чего там застряла?! – окликнула подругу с улицы Ирина. – Все, иди, – сказал Виктор, отпуская Катю. – Встречаемся в десять у самолета. Дом, где жила Прасковья Петровна Кармазова – родная бабушка Виктора, ничем особо не отличался от других одноэтажных деревянных домиков, построенных после того, как фашисты, отступая в декабре сорок первого года, сожгли весь город. Заходить в дом Виктор не стал, неторопливо прошел мимо, никого не увидев в саду с двумя десятками яблонь разных сортов, кустами крыжовника, красной и черной смородины, обработанными грядками с клубникой, редиской, огурцами, зеленью. Он знал, что в предстоящие две очень уж холодные зимы несколько яблонь померзнут и пропадут, но другие неизменно будут продолжать радовать его и родственников богатыми урожаями. Сейчас бабушка, скорее всего, готовит ужин. Он с удовольствием его съест, вернувшись домой поздно вечером, когда бабушка давно уляжется спать. Съест, конечно, не теперешний Виктор, а тот, семнадцатилетний, приехавший в Истру после окончания десятого класса… Катя пришла к памятнику вовремя. – Давно ждешь? – тихо спросила она, выпустив изо рта струйку сигаретного дыма. – Недавно. Пойдем вон туда, под горку. Там скамеечка есть, и нам никто не помешает. – Ты принес? – спросила Катя, когда они остановились у скамейки под нависшей над обрывом липой. – Принес. Вот. – Виктор показал бумажник. – Что ты хочешь за него? Как и Шурик в рукописи, Виктор промолчал, а она вдруг шагнула к нему, поднялась на цыпочки и влажно поцеловала в губы. Виктор не успел опомниться, а Катя уже опустилась на корточки и проворно расстегнула молнию на его джинсах… Когда Катя ушла с бумажником подруги, Виктор остался сидеть на скамейке под липой расслабленный и опустошенный, ожидая, что Антон вот-вот сотрет рисунок с чудесной страницы и он очнется у друга дома. Каждый раз получалось так, что он перевоплощался обратно после логического завершения определенного эпизода, словно после того, как в книге заканчивалась очередная глава. Виктор помнил, что в рукописи примерно в это же самое время Андрей приходит к Таниному дому, она позволяет ему залезть в окно, он признается ей в любви, но кроме поцелуев ни на что больше не решается. Романтичному Андрею пока и поцелуев было достаточно, но знал бы он, что Танечка давно встречается с его троюродным братом Лексием, с которым училась в одном классе, и что только поцелуями их встречи не заканчиваются. Может быть, в следующий раз нарисовать на чудесной странице вместо Лексия себя? Кто-то кашлянул – совсем рядом. Виктор лениво повернул голову и получил удар по лицу чем-то тяжелым. Слетел со скамейки, тут же вскочил и едва увернулся от еще одного удара длинной корявой веткой, которой размахивал… – Погоди, Шурик! – узнал парня Виктор. – Я тебе погожу! – крикнул тот и, словно штыком, ткнул веткой ему в грудь. Охнув, Виктор схватил ветку, дернул на себя и отскочил назад, забыв, что за спиной довольно крутой обрыв. По которому он и покатился вниз, к самой реке. Не упал в воду только благодаря иве, в которую врезался боком, да с такой силой, что перехватило дыхание… Проснувшись и еще не открыв глаза, Виктор уловил знакомый запах старенького деревенского дома. Но это был не запах дома Антона, в котором он собирался остаться ночевать. Виктор проснулся на даче у бабушки в Истре! Он сразу все вспомнил: как брал билеты в кинотеатр, как назначал Коротышке встречу, как она доставила ему незабываемое удовольствие, как потом Шурик напал на него с дубиной и он покатился с обрыва к реке. А потом, очухавшись, Виктор добрался до своего дома, умылся под рукомойником – тихо, чтобы не разбудить бабушку, и завалился спать. Бабушка никогда не будила его по утрам, и Виктор порой вставал и в одиннадцать, и в двенадцать. Сейчас ходики на стене показывали начало девятого. Что делать? Виктор вспомнил томик Чернышевского с аналогичным названием. Да что же ему теперь делать? А не подумать ли обо всем где-нибудь на природе, к примеру на рыбалке, сидя на берегу в каком-нибудь укромном местечке и глядя на поплавок? Не пошло и получаса, как Виктор забросил удочку в спокойные воды одного из монастырских прудиков. Порыбачить можно было и на речке, он знал много неплохих мест: под Никулинским мостом, неподалеку от разрушенного скита патриарха Никона, под Фаворами, под институтом, под тем же стадионом. При нормальном клеве там можно было неплохо половить плотвичку, ельца, пескаря, окуня, а то и подлещика. Но на реке уединиться надолго получились бы вряд ли, там и байдарки плавают, и купаются, и туристы шляются, да и те же рыбаки могут появиться. На монастырских прудах не купались, да и рыбаки их особо не жаловали. Хотя отец Виктора ловил здесь на удочку с боковым кивком и мормышкой, наживленной ручейником, неплохих окуней. Но ловля на мормышку предполагала активное перемещение по водоему, что сегодня Виктора не устраивало. Тем более он не только собирался поразмышлять о сложившейся ситуации, но и порисовать, для чего прихватил из дома общую тетрадь в клеточку и карандаш. Пенопластовый поплавочек с ярко-красной антенной замер среди кувшинок в окошке воды, на крючке извивался червь-подлистник, приманивая полосатого окуня, а возможно, и лентяя линя, а Виктор стал вспоминать и свою юность, и сюжет романа, написанного старшим кассиром одного из продуктовых магазинов Тушина. В Истре у бабушки он всегда гостил недолго, за все каникулы – недельку-полторы. Ему нравился этот подмосковный город, монастырь, река… Но как-то так сложилось, что ни с кем он здесь по-настоящему не подружился и больше всего общался со своим троюродным братом Олегом и его младшими сестрами-двойняшками Машей и Настей. Виктор подозревал, что нравится и той и другой. Симпатичные девчонки любили пошалить, постоянно с ним заигрывали, строили глазки и вообще-то ему нравились, особенно курносенькая глазастая Машенька, но он помнил, что они пусть и дальние, но все-таки его родственницы, к тому же на два года его моложе, поэтому ничего такого себе не позволял. Хотя в армии иногда вспоминал Машеньку, представляя, какой она станет, когда вернется на гражданку. Но пока он служил, любимая бабушка умерла и ее похоронили на местном кладбище. Дом она завещала поровну – сыну, то есть отцу Виктора, и внуку, то есть ему. Но у отца давно была новая жена и дочь, и в Истру он приезжал разве что по осени, собрать урожай яблок. Виктору делать там тоже было нечего. С троюродным братом он встретился лишь однажды, а сестер вообще после армии ни разу не видел. В ту встречу Олег рассказал, что и та и другая успели выскочить замуж, что Маша переехала в Дедовск, а Настя со своим мужем живет у себя дома и вот-вот должна родить. Через несколько месяцев до Виктора дошли слухи, что Настя действительно родила двойню, а муж Маши загремел в тюрягу, она с ним развелась, потом сошлась с другим уголовником, в общем, не повезло девчонке. …Глядя на поплавок, Виктор прикинул, что, появись сейчас дома у Олега, и тот вместе с сестрами встретит его как ни в чем не бывало, может, они и в картишки перекинутся. А потом, улучив минутку, он шепнет Машеньке, чтобы в будущем она ни в коем случае не выходила замуж за ухажера из Дедовска. Да… Нетрудно было догадаться о последующей реакции пятнадцатилетней сестренки. Виктор пристроил удочку на воткнутую в илистое дно рогатульку, взялся за тетрадь и на первой странице набросал портреты своих дальних родственников – Олега, Маши и Насти.