18 НОЭЛЬ Я почти в слезах, когда в спешке покидаю комнату, мои руки трясутся. Я все еще чувствую его вкус у себя на языке, и он кричит на меня, чтобы я уходила? Меня захлестывает волна гнева, и я с трудом сглатываю. Я пробую его на вкус снова и снова, и это вызывает во мне поток эмоций, которые я едва понимаю. Зачем я это сделала? Когда я проснулась этим утром, после двух дней, когда он снова горел и корчился в лихорадке, двух дней, когда я была уверена, что он умрет, температура спала. Кровать снова была мокрой от пота, и я встала, чтобы принести ему свежего супа, воды и постельного белья… остатки супа. Я мысленно готовила себя к тому, что мне придется обшарить дом в поисках завалявшихся денег, на которые я могла бы купить еще еды, отправиться в незнакомый город, в котором я никогда раньше не была, и попытаться сориентироваться. А потом я бы вернулась к этому. Я не ожидала, что он проснется, не говоря уже о возбуждении. Но мне стало так жаль его, когда я поняла, насколько он беспомощен, что даже не может прикоснуться к себе. Я помнила те ночи, видела, как он прикасался и отрицал, и мне было интересно, сколько времени прошло с тех пор, как у него действительно было освобождение. В тот момент я поняла, что у меня есть своего рода власть над ним. Я могла отказать ему, как он отказывал себе, или я могла доставить ему удовольствие. Я могла позволить ему испытать оргазм. Я могла бы исследовать его своими силами, на своих условиях. Он не смог бы мне помешать, или взять управление на себя, или сделать что-либо еще. Это был мой выбор. Я решила, что хочу этого. И я не жалела об этом до того момента, как он сказал мне убираться. Я все еще не совсем уверена, что понимаю. Это было интересно. Это было так мило и интимно, что я и представить себе не могла, что смогу заниматься этим с ним. Я и представить себе не могла, что смогу доставить мужчине такое сильное удовольствие, особенно в первый раз, но Александр выглядел так, словно испытывал такие чувства, которые не испытывал раньше. Волна желания захлестывает меня, и мои бедра сжимаются вместе. Прикосновения к нему, его вкус возбудили меня. Я чувствую, какая я влажная, пустая боль распространяется по мне. Я хочу знать, на что это похоже. Я заставила себя кончить в первый раз в ту ночь после того, как понаблюдала за ним, но несмотря на то, что это было приятно, выражение его лица говорило о том, что он чувствовал нечто гораздо большее. Я разочарованно вздыхаю. Я чувствую себя обиженной, возбужденной, сбитой с толку и немного сердитой. Я хотела сделать для него что-нибудь приятное, но потом он оттолкнул меня. После всего, что я для него сделала, это кажется особенно жестоким. Я не могу оставаться в стороне вечно. Мне все еще нужно закончить то, ради чего я пришла туда в первую очередь, но я не могу заставить себя вернуться прямо сейчас. Я иду на кухню, готовлю что-нибудь, что сойдет за еду для себя, пока не решаю, что уделила этому достаточно времени. Когда я возвращаюсь в комнату, я не могу встретиться с ним взглядом. — Мне нужно сменить простыни, — тихо говорю я ему, и в комнате надолго воцаряется тишина. — Прости, — говорит он низким и грубым голосом. — Я не должен был говорить тебе уходить. — Я не… — я перевожу дыхание. — Я не хочу говорить об этом. Александр молчит, пока я перестилаю кровать, изо всех сил стараясь двигаться и не заставлять меня, поднимать и помогать ему слишком сильно. Он кажется немного сильнее, чем раньше, и мое сердце замирает в груди, когда я понимаю, что это означает, что ему действительно становится лучше. Когда его запястья заживут настолько, что он сможет позаботиться о себе, я смогу уйти. Я не приму отказа, но это означает оставить его. Эта мысль не должна меня расстраивать. Она не должна вызывать у меня гнетущее чувство пустоты в животе, но это так. Я не должна чувствовать себя виноватой. Когда кровать застелена и Александр снова откидывается на подушки, я начинаю помогать ему есть бульон, который принесла. Я не встречаюсь с ним взглядом, когда подношу ложку к его губам, чувствуя, как горят мои щеки. Всего час назад я видела его полностью обнаженным и возбужденным. Я прикасалась к нему, сосала его и довела до оргазма у себя во рту. Сейчас я чувствую себя застенчивой и смущенной, чего не чувствовала рядом с ним раньше, даже после того, как он отшлепал меня и кончил мне на задницу. Я не была добровольной стороной в этом. Я была зла и унижена, но не так, как сейчас. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного. Когда он заканчивает есть, я отставляю миску в сторону и меняю ему повязки. — Порезы выглядят лучше, — тихо говорю я. — И рана, что у тебя на плече, тоже заживает немного лучше. Впереди долгий путь, но я думаю, ты справишься. — Спасибо тебе. — Голос Александра очень тих. — Ноэль мне жаль. Правда… Я качаю головой, мое горло сжимается. — Тебе не обязательно продолжать это повторять. — Да, — настаивает он. — Но я хочу. За все. Но особенно после того, что ты только что для меня сделала. Ты сказала, что никогда ни к кому больше так не прикасалась, и все же, для меня… даже после... — Мы не обязаны говорить об этом… — Ты заслуживаешь лучшего, Ноэль. — Его пальцы подергиваются, как будто он хочет поднять руки, чтобы прикоснуться ко мне, и не может. Тишина растягивается на несколько долгих мгновений. Я слышу, как он вдыхает, его губы приоткрываются, как будто он хочет заговорить, но колеблется. — Что? — Я, наконец, поднимаю на него глаза и вижу, что его голубые глаза устремлены на меня с такой интенсивностью, что меня бросает в дрожь, еще одна вспышка жара проходит через меня. Она оседает у меня между бедер, заставляя меня почувствовать боль, и я прикусываю губу. — Я не должен… — Просто скажи это. — Я чувствую усталость. Эти дни измотали меня. Даже уход за моим отцом, когда он был болен, не отнимал у меня так много сил. — Ты… — Он колеблется. — Ты прикасалась к себе вот так? Когда-нибудь... Я чувствую, как мои щеки краснеют. Вероятно, это единственный ответ, который ему нужен, но я все равно отвожу взгляд, чувствуя себя смущенной. Я слишком хорошо помню ту ночь после того, как увидела, как он трогает себя в своей комнате, когда я испытала свой первый оргазм, фантазируя о мужчине, который держит меня в заключении. Человеке, которого я должна была ненавидеть… и все еще должна ненавидеть. Вместо этого, кажется, что мы только становимся все ближе и ближе друг к другу. — Тебе не обязательно говорить мне… — Да. — Я внезапно поднимаю глаза, чувствуя себя почти вызывающе, когда встречаюсь с его взглядом, который мгновенно темнеет, когда я отвечаю утвердительно. — Один раз. Ну, один раз, пока я ... не кончила. — До того, как ты пришла сюда? — Его голос все еще хриплый, но звучит так, как будто это по другой причине. Как будто этот разговор снова заводит его. Мое возбуждение исчезло вместе с неловкостью последствий, но теперь я снова чувствую, как эта медленная боль распространяется по мне, моя кожа горит под его взглядом. — Нет, — шепчу я. — Ну было немного. Но никогда не так ... как до тех пор. Пока… — До каких пор? — Он слегка подталкивает меня, отчего у меня перехватывает дыхание при мысли о том, что я расскажу ему свой самый постыдный секрет. Я думала, он никогда не узнает. Минуту назад его член был у меня во рту, а я все еще не решаюсь сказать ему об этом? — Я видела тебя однажды ночью, — шепчу я, на мгновение отводя от него взгляд. — В твоей комнате, с фотографией. Ты был… — я нервно облизываю губы, чувствуя, как учащается сердцебиение в груди. — Я наблюдала, как ты это делаешь, пока ты не остановился. Ты выглядел так, словно очень сильно себе в этом отказывал, хотя я и не была до конца уверена, в чем именно. Я хотела узнать, каково это. Поэтому я заставила себя кончить. Его голос снова понижается, немного ниже, грубее, хрипловатый от растущего желания. — О чем ты думала, когда заставляла себя кончить, Ноэль? У меня перехватывает дыхание. Я заставляю себя снова поднять на него взгляд, чувствуя, как учащается мой пульс, ожидая чего-то, что, я знаю, грядет, хотя пока не уверена, что именно. — О тебе, — шепчу я. Я вижу, как он резко втягивает воздух, и чувствую напряжение в нем при моем признании. Я знаю, что если бы я посмотрела вниз, он снова был бы твердым. — А что теперь, Ноэль? — Его глаза скользят по мне таким взглядом, который говорит мне, что он так отчаянно хочет прикоснуться ко мне, если бы мог. Если бы он не был так травмирован, что не мог двигать руками. — Ты хочешь удовольствия сейчас? Я вздрагиваю, мои глаза расширяются. Это смелый вопрос, над которым, думаю, я бы посмеялась, если бы его задал любой другой мужчина, но в устах Александра это звучит по-другому. Эротично. Предложение, которое я хочу принять, даже когда мои щеки краснеют, и я чувствую, что отступаю назад. — Я… я не… — Я не прикоснусь к тебе. — Его губы слегка подергиваются с тем же мрачным юмором, когда он смотрит на меня. — В любом случае, я не могу. Не прямо сейчас. — Тогда что… Александр кивает в сторону кровати, которую я привыкла считать своей. — Ложись, — мягко говорит он. — Дай мне посмотреть на тебя. Заставь себя кончить, пока я смотрю. Мое лицо словно горит, пульс так сильно бьется в горле, что я уверена, он это видит. — Я… я не могу… — Ты этого хочешь? — Его голос ощущается на моей коже как шершавый бархат, заставляя меня покалывать повсюду. — Да, — шепчу я это слово, чувствуя, как дрожь пробегает по спине. Я чувствую себя так, словно нахожусь в каком-то ужасно эротическом сне, который я никогда бы не смогла представить самостоятельно. — Но я… — Тогда что заставит тебя это сделать? — Его губы снова подергиваются, на этот раз ближе к улыбке, но жар в его глазах говорит о чем-то совсем другом. — Должен ли я приказать тебе, мой маленький мышонок? Его голос что-то среднее между мурлыканьем и рычанием, и волна тепла проходит через меня, скапливаясь между моих бедер, когда я сжимаю их вместе, чувствуя, что дрожу изнутри. Я не могу дышать, не могу говорить, но, как будто что-то вне меня управляет мной, я чувствую, что киваю. — Тогда следуй моим инструкциям, мышонок, и ты получишь удовольствие, которое доставила мне. Что он имеет в виду? У меня кружится голова. Прикасаться к себе, это не такая глубина удовольствия, как когда это делает кто-то другой, я уверена в этом. Но я позволила себе поддаться его чарам, зная, что не могу сделать это сама, но так сильно желая этого. Желая, чтобы мне сказали, чтобы я могла испытать то, чего жаждет мое тело, не принимая решения. Такое ощущение, что я принимаю решения уже несколько дней. Я хочу, чтобы кто-то другой взял на себя управление на некоторое время, взял на себя все. — Встань с другой стороны кровати, — хрипло приказывает он, и я медленно подчиняюсь, чувствуя, как будто двигаюсь по теплой патоке, жар разливается по мне при мысли о том, чтобы подчиниться ему. При других обстоятельствах я бы возненавидела его за это, но он больше не принуждает меня. Мы делаем это вместе. Он дает мне то, что, как он знает, мне нужно. Когда я двигаюсь туда, куда он смотрит, взгляд Александра снова скользит по мне, горячий и почти голодный. — Я хочу видеть тебя, мышонок — бормочет он. — Сними свой топ. Я тяжело сглатываю, чувствуя, как меня охватывает неуверенность. Я никогда раньше не раздевалась перед мужчиной, но почему бы не перед ним? Я пытаюсь представить кого-то другого на его месте, одного из парней, с которыми я когда-то работала в ресторане, может быть, им едва перевалило за двадцать, и они еще даже не могут называть себя мужчинами, на самом деле, и я не могу. Я не могу представить, чтобы кто-то другой заставлял меня чувствовать это тяжелое, отягощенное желание, как будто оно переполняет меня, я тону в нем, моя кожа слишком тугая для моего тела. Я хочу внезапно оказаться раздетой, быть голой и свободной и не чувствовать давления ткани на свою кожу. Даже это кажется мне перебором, когда я прикасаюсь к себе, и я хватаю подол своей майки и стягиваю ее через голову, прежде чем успеваю отговорить себя от этого, прежде чем начинаю беспокоиться, не слишком ли я худая, не потеряла ли я свои изгибы, не слишком ли маленькая у меня грудь или слишком большие соски, или еще на что-нибудь, на что, как я слышала, жалуются мужчины. Когда я отбрасываю топ в сторону, то сначала не могу на него взглянуть. Я не боюсь того, что увижу, в спешке осознаю, что у меня внутри все переворачивается при этой мысли. Я боюсь того, чего могу не увидеть. Я не хочу видеть, как огонь в его глазах угасает, когда он видит меня, видеть, как уменьшается его возбуждение. Я хочу возбудить его. Когда это изменилось? Но когда я поднимаю взгляд на лицо Александра, мои пальцы вцепляются в пояс пижамных штанов в ожидании того, что он прикажет мне сделать дальше, все, что я вижу, это вожделение. Оно пронзает и меня, питаясь тем, что я вижу на его лице. Его возбуждение, кажется, пронзает мое, и я задерживаю дыхание, когда его взгляд скользит по моей груди, вниз по плоскому животу, туда, где мои пальцы дрожат на краю бедер. — Сними их. Мне не нужно спрашивать, что он имеет в виду. Я опускаю ткань с бедер, дрожа, несмотря на тепло в комнате, когда впервые обнажаюсь перед ним. Я не брилась с тех пор, как это сделали со мной, пока я спала, и мои щеки вспыхивают, когда я думаю, не раздражают ли его мягкие, короткие темные волосы там. Он стонет, когда видит меня, и все мои сомнения исчезают.