Техники установили по всему периметру усадьбы тепловые датчики для обнаружения вероятных источников тепла в помещениях. — Если в доме есть кто-то живой, мы тут же об этом узнаем, — сказал Роке, слепо веривший в эффективность технических средств. А тем временем были проверены показатели расходования электроэнергии, газа и воды. Подача соответствующих коммунальных услуг отрезана не была, поскольку деньги на их оплату вносились на счет в банке, однако показания счетчиков расхода потребления оставались неизменными уже на протяжении трех месяцев: верный признак того, что почти девяносто дней в доме не зажигалась ни одна лампочка. — Приблизительно тогда же была завершена постройка дома Кобаши, и дантист переехал сюда со всей семьей, — заметил Стерн. — Роза, я хочу, чтобы ты проверила записи камер наружного видеонаблюдения по замкнутой схеме: между этими двумя домами есть связь, и мы должны ее отыскать, — обратился Горан к Розе Сара. — Будем надеяться, что в системе энергоснабжения больше не было сбоев, — высказала свое пожелание женщина. — Готовимся войти в дом, — объявил криминолог. В это время в полицейском фургоне Борис натягивал на себя бронежилет. — Я хочу попасть вовнутрь, — заявил он, увидев Милу на пороге фургона. — Они не смогут запретить мне сделать этого, я намерен туда пойти. — Молодой человек не мог смириться с мыслью, что Роке поручит группе особого назначения проникнуть в дом первой. — Они только и умеют, что громить все подряд. А в доме нужно двигаться в условиях полной темноты. — Думаю, они справятся, — прозвучал ответ Милы, но в ее словах не было намерения спорить. — И сумеют сохранить улики? — с явной иронией в голосе спросил Борис. — Тогда я тоже хочу попасть туда. Борис остановился на мгновение и, не говоря ни слова, посмотрел на девушку. — Думаю, что заслужила это, ведь именно я поняла, что существует некое послание… Борис прервал ее, бросив второй бронежилет. Вскоре они вышли из фургона и направились к Горану и Роке с решимостью добиться от них признания своих доводов. — Этот вопрос даже не обсуждается, — сразу отказал им старший инспектор. — Такая операция только для сил специального назначения. Я не могу позволить себе подобное легкомыслие. — Послушайте, инспектор… — Борис вплотную приблизился к Роке, и тот не смог отвести взгляд в сторону. — Пошлите меня и Милу на разведку. Другие войдут в дом, только если в этом будет реальная необходимость. Я бывший солдат и разбираюсь в этих вещах. Стерн уже двадцать лет в полиции и может это подтвердить. Если бы у него не отняли почку, он также стоял бы сейчас со мною, и вам это прекрасно известно. А что касается Милы Васкес — она одна проникла в дом маньяка, насильно удерживавшего у себя мальчика и девочку. «Если бы Борис знал, как все было на самом деле, как я подвергала риску свою жизнь и жизнь заложников, он никогда бы не поддержал мою кандидатуру», — с горечью подумала Мила. — Ну, рассудите сами: если где-то еще продолжает жить девочка, то уже не долго осталось. Каждая картина преступления дает нам все новые подробности о похитителе. — Борис указал на дом Ивонн Гресс: — Если там внутри есть что-то, что сможет приблизить нас к Альберту, то вполне законно наше желание быть, хотя бы временно, уверенными в том, что дом не будет разрушен. А единственный способ добиться этого — послать нас. — Я так не думаю, — невозмутимо ответил Роке. Борис взглянул старшему инспектору прямо в глаза: — Вам мало проблем? И так уже довольно трудно… «Эту фразу можно принять за скрытую угрозу», — подумала Мила. Удивительно, что Борис обращался к своему начальнику в таком тоне. Со стороны это походило на выяснение отношений только между этими двумя людьми, исключая как Милу, так и Гавилу. Роке задержал взгляд на криминологе: ему нужен был совет или хотя бы присутствие кого бы то ни было, кто разделил бы с ним ответственность за принятие такого решения. Но Горан всего лишь кивнул, не обращая внимания на уместность своего поведения. — Надеюсь, что мы не пожалеем об этом. — Старший инспектор нарочно сказал «мы», дабы подчеркнуть их совместную с Гораном ответственность. В этот момент к ним подошел один из техников с тепловым датчиком в руках. — Господин Роке, сенсоры засекли что-то на втором этаже… Нечто живое. И все снова посмотрели в сторону дома. — Данный объект постоянно находится на втором этаже и никуда не перемещается, — передал по радио Стерн. Борис, прежде чем повернуть ручку входной двери, одними губами сосчитал в обратном порядке от одного до десяти. Запасной ключ ему дал начальник внутренней охраны: у них на всякий случай хранились ключи по одному от каждой виллы. Мила заметила сосредоточенность Бориса. За их спиной находились сотрудники группы специального назначения, в любую минуту готовые на штурм. Молодой человек вошел в дом первым, девушка проследовала за ним. В руках у них были заряженные пистолеты, а на голове — специальные береты с наушниками, микрофоном и встроенным маленьким фонариком на уровне правого виска. Стерн снаружи руководил их действиями, а помимо этого еще и следил по монитору за сенсорными датчиками. Изображение представляло собой все многообразие цветовой гаммы, указывавшей на разную температуру тела: от голубого до желто-красного. Различить очертания предмета не представлялось возможным. Но это нечто походило на лежавшее на полу тело. Речь вполне могла идти о раненом человеке. Но прежде чем убедиться в этом, Борису и Миле, согласно установленному порядку, следовало произвести тщательную разведку дома на предмет безопасности комнат. Снаружи были установлены два огромных мощных прожектора, освещавшие с двух сторон фасады дома. Но сквозь плотно задернутые шторы их свет едва проникал внутрь. Мила попыталась приучить глаза к темноте. — Все в порядке? — шепотом спросил ее Борис. — В порядке, — ответила она. Горан Гавила стоял там, где прежде была лужайка дома Кобаши, страстно желая закурить, словно не делал этого очень давно. Он беспокоился. В первую очередь за Милу. В передвижной установке рядом с ним сидела Роза Сара и просматривала отснятый по внутренней сети камерами видеонаблюдения материал. Действительно, между стоявшими друг напротив друга виллами была некая связь, и вскоре они узнают, какая именно. Первое, что бросилось Миле в глаза в доме Ивонн Гресс, — это полный беспорядок. Из прихожей открывался вид на гостиную, находившуюся по левую сторону, и кухню, что была справа. На столе громоздилась куча открытых коробок с хлопьями, полупустых бутылок апельсинового сока и пакетов с прокисшим молоком. Здесь же валялись и пустые банки из-под пива. Кладовая была открыта, и часть продуктов раскидана по полу. У стола стояли четыре стула. Но только один из них был сдвинут с места. В мойке было полным-полно грязных тарелок и сковородок с присохшими ко дну остатками пищи. Мила посветила фонариком на холодильник: на его дверце под магнитом в виде черепахи висела фотография улыбающейся женщины лет сорока, обнимавшей мальчика и девочку постарше. В гостиной перед экраном огромного плазменного телевизора на журнальном столике стояли пустые бутылки из-под крепких алкогольных напитков, пивные банки и пепельница, переполненная окурками. Кресло было выдвинуто на середину комнаты, на ковре виднелись следы грязных ботинок. Борис жестом привлек внимание Милы и глазами указал ей на вешалку, давая понять, что дальше им следует идти по отдельности, а затем вновь встретиться у лестницы, ведущей на верхний этаж. Он указал ей на комнату, находившуюся за кухней, оставляя за собой библиотеку и кабинет. — Стерн, наверху по-прежнему все спокойно? — прошептал он по радио. — Лежит без движения, — прозвучал ответ. Они кивнули друг другу, и Мила направилась в указанном ей направлении. — Ну вот, наконец, — произнесла в этот момент Роза Сара, не отрываясь от монитора. — Посмотрите-ка сюда… Горан заглянул ей через плечо: согласно надписи на полях экрана, эти кадры появились девять месяцев назад. Тогда вилла Кобаши представляла собой всего лишь стройплощадку. При ускоренном просмотре рабочие, словно муравьи, с безумной скоростью носились вокруг незавершенного фасада здания. — Вот посмотрите сейчас… Роза перемотала запись немного вперед до кадров с закатом, когда все рабочие покидали стройку, с тем чтобы отправиться домой, а на следующий день вернуться обратно. Затем женщина поставила запись на нормальный режим воспроизведения. В этот самый момент на экране у входной двери дома Кобаши что-то показалось. Стоявшая неподвижно, словно в ожидании чего-то, тень. Она курила. Огонек сигареты выдавал присутствие человека, который находился внутри дома дантиста и ждал, пока окончательно не наступит вечер. Когда стало довольно темно, он вышел на улицу. Огляделся, затем прошел несколько метров, отделявших его от дома напротив, и без стука вошел внутрь. — Послушайте меня… Мила находилась в мастерской Ивонн Гресс, среди сваленных в кучу в одном из углов комнаты холстов, мольбертов и разбросанных повсюду красок. Услышав в наушники голос Горана, девушка остановилась. — Кажется, мы поняли, что случилось в этом доме. Мила ждала продолжения тирады. — Мы имеем дело с паразитом. — Мила не понимала, о чем шла речь, но Горан пояснил: — Один из рабочих, занятых на строительстве дома Кобаши, каждый вечер оставался внутри строящегося помещения до самого его закрытия, чтобы затем проникнуть в соседний дом. Полагаем, что он мог… — криминолог позволил себе сделать паузу, чтобы как можно лучше охарактеризовать леденящий душу смысл этого высказывания, — быть причастным к убийству семьи, там проживавшей. Пришелец овладевает новым гнездышком, приобретая свойства иного рода. Воспроизводя их в гротескном подражании, он убеждает себя в том, что является их частью. Своей тлетворной любовью он охватывает все подряд. Он не желает быть отвергнутым, как чужеродное тело. Он, устав от притворства, бросает свою новую родню и ищет другое гнездо для разорения. Рассматривая в мастерской Ивонн признаки прошлого пребывания здесь хозяйки, Мила вспомнила про личинки Sarcophaga carnaria, белевшие на ковре гостиной семейства Кобаши. Затем девушка услышала голос Стерна: — Как давно это было? — Шесть месяцев назад, — прозвучал ответ Горана. Мила почувствовала резь в животе. Почему так случилось, что Ивонн и ее дети стали пленниками психопата, который мог делать с ними все, что ему заблагорассудится? И это в окружении десятка других домов, других семей, отгородившихся в этом месте для богачей, полагая, что таким образом могут избежать мерзости окружающего мира, доверившись абсурдному идеалу безопасности. Шесть месяцев. И никто ничего не заметил. Каждую неделю стригли траву на лужайке, и розы на клумбах продолжали принимать любовную заботу садовников жилого комплекса. Освещение портика включалось все вечера напролет в соответствии с расписанием, утвержденным уставом кондоминиума. Дети гоняли на велосипедах или играли с мячом на аллее перед домом, женщины, прогуливаясь, болтали друг с другом о том о сем и обменивались рецептами десертов, мужчины делали воскресные утренние пробежки или мыли машины перед гаражами. Шесть месяцев. И никто ничего не видел.