– А дома у тебя кто? Вот тут в голосе его послышалась тревога. – Госпожа Руна и Томми, а что? – Срочно езжай туда. – Зачем? – Теперь у него голос звучал прерывисто. Мила прошла через полицейское ограждение. – Винсент фотографировал твою квартиру! – Как это? – Я только что видела его кабинет. Что, если у него есть сообщник? Горан замолчал на мгновение. – Ты все еще там, на месте? – Да. – Значит, тебе ближе. Попроси у Моски двоих подручных и поезжай ко мне. А я пока позвоню госпоже Руне, чтобы забаррикадировалась. – Хорошо. Мила отключила телефон и вернулась в дом договариваться с Моской. «Надеюсь, обойдемся без лишних вопросов». 42 – Мила, госпожа Руна не подходит к телефону. На улице уже светало. – Не волнуйся, мы уже подъезжаем. – Я тоже буду через несколько минут. Полицейская машина со скрежетом покрышек остановилась на тихой улице квартала. Жильцы еще спят. Только птицы на ветвях деревьев и карнизах щебетом приветствуют новый день. Мила бросилась к подъезду. Позвонила в домофон. Никакого ответа. Набрала номер другой квартиры. – Да, кто там? – Простите, я из полиции, срочное дело, откройте! Замок щелкнул, открываясь. Мила толкнула дверь и понеслась на третий этаж; за ней двое полицейских. Грузовым лифтом пользоваться не стали: по лестнице быстрее. «Господи, только бы ничего не случилось! Только бы ребенок был жив!» Мила взывала к Богу, в которого давно перестала верить, хотя именно Бог вызволил ее из того подвала, пользуясь даром Никлы Папакидис. Но она слишком часто сталкивалась с теми, кому повезло меньше, чем ей, чтобы сохранить веру. «Сделай так, чтобы этого больше не случилось! Сделай хотя бы на этот раз!» Они добежали до площадки, и Мила принялась колотить в дверь. «Может быть, госпожа Руна просто крепко спит. Сейчас она проснется, откроет, и все будет хорошо». Но никто не открывал. Один из полицейских шагнул к ней: – Ну что? Ломаем дверь? У нее перехватило дыхание, она только смогла кивнуть. Оба взяли короткий разбег, нанесли синхронный удар, и дверь распахнулась. Тишина. Но не обычная ночная. А пустая, гнетущая. Безжизненная тишина. Мила вытащила пистолет и двинулась впереди полицейских. – Госпожа Руна! Голос раскатился по комнатам, но отклика не последовало. Мила сделала знак полицейским разделиться. Сама пошла в сторону спальни. Пока медленно шла по коридору, чувствовала, как дрожит правая рука, сжимающая рукоять пистолета. На ногах пудовые гири; лицевые мышцы сведены спазмом; глаза жжет огнем. Она подошла к комнате Томми. Толкнула дверь. Шторы задернуты, но лампа в виде клоуна горит на тумбочке, отбрасывая на стены силуэты цирковых зверей. Под одеялом на кровати угадываются контуры маленького тела, свернувшегося клубочком, как зародыш. Несмелыми шагами она приблизилась и прошептала: – Томми… Томми, проснись. Но тельце не шелохнулось. Мила положила пистолет на тумбочку возле лампы. К горлу подкатила дурнота. Захотелось все бросить и бежать вон из этой комнаты. Проклятье, только не это! Сколько раз она видела такое, неужели теперь все будет оканчиваться именно так? Невероятным усилием воли она заставила себя взяться за край одеяла и рывком поднять его. С зажатым в руке краем одеяла она несколько секунд глядела в глазки старого плюшевого медведя, одарившего ее блаженной недвижной улыбкой. – Простите… Вздрогнув, она вышла из оцепенения. Двое полицейских смотрели на нее из дверного проема. – Там одна дверь заперта на ключ. Она уже открыла рот, чтобы приказать им выломать и эту дверь, но тут услышала голос Горана: – Томми! Томми! Мила пошла ему навстречу: – Его нет в детской. – Как нет?! – в отчаянии выкрикнул Горан. – А где же он? – Одна комната заперта на ключ. Ты знаешь, что там? Горан непонимающе уставился на нее: – Что? – Одна комната заперта на ключ. Он вдруг прислушался: – Слышишь? – Что? – Это он. Мила ничего не поняла. Горан обошел ее и широким шагом направился к кабинету. Увидев сына под столом красного дерева, он не мог сдержать слез. Присел на корточки, вытащил его, обнял крепко-крепко.