– Что, в самом деле боролся? – Почти, – уточнил Азазель. – Намерение такое как-то возникло, но ты же знаешь, я непостоянный, как все артистические натуры. Ну, как Нерон, Сарданапал, Аттила… Целлофан сними, с ним не едят. В нем, точнее. Хотя ешь, я смотреть на такое люблю. Михаил попытался снять эту блестящую пленку, но все никак не удавалось зацепить, Азазель сказал с сочувствием: – К сожалению, помочь не могу даже в таком деле. – Не умеешь? – Я все умею, – сообщил гордо Азазель, – кроме двух-трех мелочей, но сейчас у меня руки уже такие жирные, такие жирные, облизывать не успеваю… Он жрал блинчики с аппетитом и смачно чавкал рядом. Михаил злился, карта не карта, а сложный чертеж с множеством непонятных значков и даже формул. Вникать некогда, да и не по силам, а рядом сопение и чавканье, отвратительный мир диких существ на марше, просто непонятно, как эти люди, потомки Каина, сумели создать такой сложный и развитый мир, когда еда всегда в изобилии, а колесницам не требуются кони. – Все понятно? – спросил Азазель с сочувствием. Он облизал пальцы и указал мизинцем на прямые синие линии. – Это сигнализация, а вон там охранные системы… Красным обычно выделяют запертые двери. Надеюсь, здесь те же правила. Вообще-то все запертые, но некоторые запертые все равно что незапертые, а с другими придется задержаться на несколько секунд, а время деньги… хотя что нам, свободным художникам, деньги?.. Да и время в нашем случае то же самое, как ни странно, что и деньги. Все, как у людей, только иначе. – А это? – спросил Михаил. – И что за фиолетовые линии, что-то при их виде как-то мурашки по коже. Азазель сказал довольно: – Даже чувствуешь? Этот мир хорошо на тебя действует, Мишка! – Что хорошего? – Он тебя принимает, – пояснил Азазель. – В смысле ты сам вживаешься, а это получается даже у людей не у всех. Синие линии – это сигнализация. Переступить хоть одну, сразу охрана набежит. Фиолетовые – автоматические системы, что не умеют спрашивать: «Хто?» – а сразу изрешетят из пулеметов. Ну тупые у нас пока еще системы, нет демократии, но все-таки роботизация на марше, это обнадеживает, как думаешь? Сам он хоть и жрал блинчики, но очень внимательно всматривался в чертеж, а взгляд у него, как сразу заметил Михаил, быстрый и цепкий, схватывающий все детали и даже мелкие пометки на полях. – Сложновато, – определил он. – Люблю хай-тек, но почему-то приходится иногда с ним конфронтировать. Надеюсь, у него начнет вырабатываться ко мне и мне подобным хар-р-роший иммунитет. – Так это же тебе плохо? – спросил Михаил. – А я за человечество радею, – сообщил Азазель. – И за технический прогресс. Чтоб всякое мелкое жулье не вредило. – А ты? – Я что, мелкий? – спросил Азазель оскорбленно. – Я настолько крупный, что уже и не жулье, а деятель!.. Крупный деятель. Неважно, общественный или политический, все они с жулья начинали, но с определенного уровня это люди с весом и весьма уважаемые члены общества. А ты думал, как идем к прогрессу и гуманизьму? Он сделал вид, что обиделся, надулся и некоторое время вел автомобиль молча, но по его виду Михаил понял, что просто напряженно обдумывает нечто и не желает, чтобы сбивали с мысли. Глава 10 Через полчаса езды по залитой все еще непривычно ярким светом фонарей и витрин улице он припарковал автомобиль во дворе квартала с довольно старыми домами, высокими, девять-двенадцать этажей, римские патриции жили бы и радовались, а здесь пускают под снос, чего Михаил понять не мог, жить еще как шикарно можно! То ли с жиру бесятся, то ли такой ритуал языческий, непонятный привыкшим к строгости и аскетизму… Машину Азазель разместил так, чтобы в щель между домами было видно отдельно стоящее невысокое массивное здание с толстыми стенами и металлическими решетками на окнах. Вокруг небольшой двор, обнесенный непривычно высокой стеной, по верху еще и металлические столбики с туго натянутой колючей проволокой, на крыше здания четыре мощных прожектора, что высвечивают во дворе каждую песчинку, а проволока по верху каменного забора выглядит раскаленной добела. – Вон там, в левом углу, – сказал Азазель тихо, – да не на палец смотри, а куда указываю!.. камеры особо опасных. Сама по себе тюрьма не для самых-самых, но в каждой есть градации. Михаил буркнул: – Я все не верил, что собираешься спасать преступника. Мы же на стороне закона? – На стороне справедливости, – уточнил Азазель. – А она не всегда совпадает со статьями Уголовного кодекса. Хотя обычно и в целом совпадает. Михаил спросил с отвращением: – И что… он не может сбежать? И ты считаешь его сильным? Азазель посмотрел несколько свысока: – Еще не уяснил?.. Он в состоянии разнести всю тюрьму. У вас даже хрюкнуть бы не успели, как быстро он все мог бы сделать! Он демон, всплеска не будет. К сожалению, люди увидят, начнут задавать вопросы, а это недопустимо в нашей сложной международной обстановке в текущий непонятный момент. Михаил пробормотал: – Ладно-ладно. Хочешь обставить так, будто бежал простой заключенный? – Сообразил, – сказал Азазель, и непонятно было, похвалил или съязвил в своей привычной манере. – Ладно, жди здесь, вот тебе еще две обоймы… Это на случай погони. Но я вообще-то интеллигент, привык все решать за столом деловых переговоров. – Видел твои переговоры, – ответил Михаил. – Весь пол в гильзах, а по ступенькам водопады из крови. Может, вместе? – Ты не сможешь без всплеска, – сказал Азазель. – Переселяйся в тело демона, будут новые возможности. Почти как повышение по службе в ранг топ-менеджеров! Михаил поморщился: – Помолчал бы с дурацкими шуточками. Не опасно лезть в особо охраняемую тюрьму? Азазель посмотрел с высочайшим пренебрежением: – Как это не опасно?.. Зачем тогда жить?.. Если не опасно, сделаем опасно! Вообще жить нужно опасно, дерзко и романтично. Люблю, когда опасность близка, все вокруг опасничают, а ты сидишь в стороне и лузгаешь попкорн. Он подмигнул, вылез из автомобиля и скользнул в темноту так, что Михаил, как ни всматривался, узреть не мог, но почти сразу увидел троих, тоже направляющихся в сторону тюремного здания, все в темной одежде, лица замотаны платками, так воюют на фронтах войны солдаты частных армий, а в городах морды прячут только грабители, двое с пистолетами, у одного в руках короткоствольный автомат. Он сжался, когда все трое ринулись в ту же сторону, что и Азазель. Резко и неприятно хлопнули первые пистолетные выстрелы. В тревоге, вдруг да Азазелю всадят в спину несколько пуль, он высунул руку через окно, грабители как раз пересекли узкую полоску света от уличного фонаря, и выстрелил дважды в их сторону. Один из грабителей пошатнулся и оперся плечом о стену, второго с автоматом в руках тряхнуло, однако он успел, падая лицом вниз, выпустить длинную очередь, а затем рухнул на свой же автомат. Михаил прислушивался, но больше выстрелов нет, зато из темноты вынырнул запыхавшийся Азазель, злой, как кобра, которой наступили на хвост тяжелым грязным сапогом, прошипел зло: – Зачем поднял стрельбу?.. Я бы их без всякого шума. – Кто это был? Он огрызнулся: – Да какая разница? То ли ларек собрались грабануть, то ли в тюрьму хотели пробраться и сесть по своей воле, чтоб избавить суд от долгих заседаний. Ты вроде бы выдал себя всплеском? Тогда круг замкнут, тебе не уйти. Лучше в самом деле сменить тело! Вон там пуля из автомата того идиота достала случайного парня… Повезло же дураку с ночными покатушками… Михаил повернул голову, рассматривая распластанное тело молодого спортивного парня в луже крови. Рядом с убитым лежит на боку велосипед, колеса еще вращаются. Азазель видел на лице Михаила колебание, но вдруг тот вздрогнул, даже вроде бы чуть побледнел, чего с ним вроде бы не случалось раньше: – А как же… Синильда? – Что с нею? – спросил быстро Азазель. – Она тут каким боком? – Она знает меня в этом теле, – ответил Михаил глухим голосом. – И что? – огрызнулся Азазель. – Михаил, не дури. – Это не дурь… Азазель прошипел: – Таких женщин здесь… не скажу, что на рупь кучка, она в самом деле элитная, но в Москве этих элиток сотни. Давай, прыгай в того велосипедиста, он такой же правильный и спортивный, как и ты. И быстро уходим! Михаил все еще колебался, наконец обратил печальный взгляд на Азазеля: – Она знает меня в этом теле. И в другом не примет… – А ты и не показывайся, – объяснил Азазель, как идиоту. – У тебя важное задание, а ты, как Стенька Разин… Но Стенька Разин опомнился под напором народной демократии, так вот я это народное мнение! Как в тот раз насчет набежавшей волны подсказал, так и сейчас! Вдали за домами послышались полицейские сирены, Михаил вздохнул, вслед за Азазелем с неохотой подбежал к распростертому в собственной крови велосипедисту. Молодой красивый парень, в ушах блестят пластиковые наушники, от них два провода к плееру на поясе, на руке фитнес-браслет, где все еще сменяются цифры, показывая затухающую жизнь. – Быстрее, – велел Азазель нервно, – милиция нагрянет, начнутся расспросы!.. В новом теле нужно успеть еще и смыться! Михаил покачал головой: – Не могу… Азазель вскрикнул раздраженно: – Как это не можешь? Михаил отступил на шаг: