— Ну да, ждет. — Тогда пошли к матери, — сказал Серега. — Она хотела тебе завтра архив отдать, но, наверное, сегодня получишь… Увлеченный разговором с Петром, я только сейчас вспомнил о завещании и сундучке. Прошли в залу. Лидия Иннокентьевна, узнав, что я собираюсь ночевать в другом месте, сначала заохала, а потом, видимо, прикинула количество ртов и сменила гнев на милость. — Ну что, внук Венского, — сказала она, — не просто так ты появился в нашем доме, да и я на улицу Пшеничную в соседи с твоей мамкой не случайно угодила в свое время. Владимир Петрович знал кое-что, но не говорил даже мне. Какие уж там, в сундучке, секреты — неизвестно, да и не интересует это меня. Шахты много жизней унесли, а сколько еще унесут, один Бог знает. Я сама хоть и геолог, но никогда их не любила. Это мой Володя трудился, как гном и рудознатец, не покладая рук. Секреты эти, скорее всего, давние. Там за сорок лет работы много чего происходило. Когда он меня о предках твоих в последний год расспрашивал, поняла я, что задумал старый думку какую-то, но не вникала. Потом он сам рассказал, что был связан сначала государственной тайной, а позже забоялся, что Серега в «подземлю» полезет, поэтому и молчал. А тут ты явился, но ни одного постороннего вопроса не задал — все слюду тебе подавай да отвалы. Ему это нравилось… — А про что еще спрашивать? — начал было я. — Сиди уж, — махнула рукой Лидия Иннокентьевна. — Вижу, как глаза у тебя горят, а вот что от ненужных вопросов уберегся, хвалю. Мне главное, чтобы вот он туда не совался, — указала она на Сергея, — а что уж там Петрович написал — не знаю и знать не хочу. Я молчал. — Так обещаешь сыновей моих не привлекать к завещанию? — спросила душеприказчица. — Мама, — заговорил Сергей. — Молчи! — жестко остановила она его. — Обещаешь, внук Венского и сын матери своей? — Обещаю, — твердо сказал я. — Ну, забирай тогда, — поднялась с застеленного ковриком табурета хозяйка дома. — Сергей тебе до машины донести поможет. Оказалось, что это и не табурет вовсе, а укрытый гобеленом сундучок с коваными ручками. — Забирай, а захочешь с ним говорить на эту тему, — ткнула она пальцем в сына, — так сначала со мной! 4. Р. Пашян Отогнал воспоминания и решил в подробности больше не вдаваться, но подготовиться. Если честно, то вовсе не нужен мне этот толстяк. Сорвался он тогда от нас, ну и пускай… Переболел я, похоже, неудачей той. На статусе и авторитете история не отразилась. Леваша мой огорчается не больше чем на пять минут. В Канске тогда послушал мой рев, дождался, пока успокоюсь, и предложил дальнобойщиков на ночлеге пощупать. Славно отработали. На выезде да экспромтом дела всегда хорошо идут. Местных пацанов привлекать не стали и задумками не делились. Как-никак, их территория, глядишь, и льет кто воду на мельницу местных мусоров, так что вдвоем мы решили гусей потрошить. Подняли тогда хорошо, даже Леваша не являлся на глаза ко мне пару недель. А паренек добытое лаве тратит с размахом, если девчонка рядом какая приблудилась, так и в грузинского князя может поиграть… Славный у меня партнер — почти восемь лет вместе. Даже первая седина у пацана появилась, но не от переживаний. Наследственное. Его дядька в таком возрасте уже как лунь ходил, а этот только так, побелел чуть. На сегодня у нас работы не было, но взволновали меня таки московские старшие братья. Умеют воры пошутить так, что и смех и грех, или вопрос задать, что правильного ответа не найдешь, как не ищи. «Интернетом, гляди, пользуются, — рассуждаю, — ссылки шлют… Самим уже за семьдесят, а все как мальчишки. Не удивлюсь, если они и эсэмэсками переписываются не хуже молодежи, — переворачивается мир…» Звякнул сотовый — Леваша проверяет, сплю или нет. Стоит отозваться, сразу на трассу потащит… Все как тогда, пару лет назад. «Или сгонять-таки в Иркутск? — задумался я. — Цинкану сейчас товарищам-соплеменникам, и прокоцают они мне этого паренька за пять минут… Хотя не стоит. Неизвестно еще, о чем воры попросят, может, придется босиком территорию топтать, не обозначаясь. Сейчас Москва проснется, и позвонят-скажут: а не хочется ли вам, товарищ Роин, посчитаться с юношей, а то вы что-то расслабились. Вот, козлина, написал же рассказ!» Злюсь и понимаю, что не случайно москвичи на историю эту наткнулись, совсем не случайно — ждать теперь надо, что дальше будет. Леваша больше не стучится — подумал, наверное, что сплю. Решаю: раз уж проявился наш клиент таким необычным образом, читану истории его внимательно. «Поизучаю, — думаю, — там, глядишь, и определюсь. Попробую в шкуру паренька залезть. Мыслишки его пошарю. Рассуждения». Два часа убил и понял, что не хочу ехать. Багаж житейский у парня немаленький. Мне особенно повесть одна у него понравилась — про воров в законе. Название-то подобрал интересное: «Воровской ход». Был, оказывается, в Иркутске вор по кличке Бандит, и поехал он с товарищами в начале девяностых Владивосток покорять… А тем, кто не знает, там по воровской части дальше Уссурийска делать нечего. И хотя команда у него подобралась отчаянная и город восточный парни развернули на себя за пять минут, но только преследовали их все время неудачи. Ошибочку к тому же ребятки допустили: поставили положенцем человека недипломатичного. Боксера… Вот он им и нарулил. Сильно меня конец истории цепанул. Похоронили парней под городом Иркутском. Получается, первый иркутский воровской мемориал самого начала девяностых. И поклялись друзья верные мстить до последнего и даже места себе рядом на кладбище оставили… Но никого пока так и не подхоронили… История, конечно, реальная, к бабке не ходи. «Паренек на своей мусорской работе, видимо, немало крови братве попил», — подумал я и понял неожиданно, что есть у москвичей к нему счет какой-то. Давний счет. Залез он, наверное, когда-то не туда, а сейчас ситуация и созрела. «Так-так-так, освободился, что ли, кто? Кого устроил паренек в тюрягу в старые времена? Вариант, конечно, но не воровской это размерчик. Мало ли кто кого свободы лишал? Если со всеми старыми ментами разбираться, так никакого времени не хватит. За идею тогда работали, так что любого бери — и сразу под нож. Но резать скорее будут нынешних мусоров. Эти уж точно в войнушку с собственным народом заигрались. Вон по супермаркетам людей отстреливают спьяну. Ну? И до чего я додумался?» Сплошные вопросительные знаки, и на ум ничего не идет, но понял я: искали урки в сети именно его. «Вишь, — думаю, — какая неудача — собственный ресурс иметь, да еще рассказики на такие сюжеты писать. Не повезло пареньку…» Пока возился, обед подошел. Решил в офис сгонять, но тут Леваша на телефон мой опять в атаку пошел. Не выдержал я: а вдруг что не так? И трубу беру: — Алло… — Каркимарджус! Проснулся? — С тобою поспишь… — Валым на работу! Дэнь-то какой! А? Чего спать… Чуть не ответил ему: «Частим, брат», а самого волна накрыла, странная такая, и в секунду я понял, что такое французское дежавю. Был уже такой разговор! Факт, был. Ныряю в компьютер. Открываю рассказик евонный про нас. Точно — слово в слово! Мысли мечутся, не знают, на какую сторону свалиться, а Леваша как чувствует, не мешает. Висит с той стороны мышонком. Умеет молчать пацан. Когда ждем кого, может и несколько часов воздух не шевелить. Иной раз закемарю, так просыпаюсь с ощущением, будто один я. Ан нет, сидит, глазами голубыми зыркает. А мне не до разговоров сейчас. Чую, тянется петля. Даже шею потер, так явно привиделось. Кубики в голове валятся-валятся, да беспорядочно так. Разозлился — сколько же менжеваться можно? Наконец решился: — Леваша, давай в офис. Разговор есть. — Чэрэз скока? — спрашивает. Ни грамма удивления в голосе. «Настоящий абрек», — оцениваю. — Через час. — Давай. Даже Людочка-секретарь настрой мой уловила. — Случилось что? — Всем нам случается родиться когда-то, Люда, и это неоспоримый факт, а все остальное — по ходу пьесы. Разулыбалась. Значит, порядок: не прочухала состояние мое. Это хорошо. Сейчас Леваша приедет, а у того нюх, как у горного барса, хотя ему теперь и самому думок хватит. Он-то мистику отметает сразу. Твердо стоит паренек. Уверен в одном: мы главные, и мир этот — наш. Вот и поглядим. Я, когда на всезнайстве его ловлю, тут же вспоминаю фразу одного сидельца: «Такие вы умные. Но потому, что не знаете: самый умный — это я…» Говорить пареньку моему что-то бесполезно. Не верит ни в бога, ни в черта, а лишь в собственную удачу. — Вот удивлю я тебя, — бормочу и компьютер открываю. Леваша в контору ввалился на кураже. Выбрит до синевы. Подстрижен. Очочки темные, прямо как из шпионского боевика. Снова меня дежавю накрыло. Листаю на нужную страничку рассказа и читаю: — Ты че, на свиданку собрался? А партнер мне прямо по тексту: — Сам гаварил, клиенту далжно быт прыятно… Ну уж тут не утерпел я. Подозвал его к компьютеру и носом ткнул. Гляди, мол, абрек, гляди и радуйся. Тот ничего не понял сначала. Глазами только захлопал и давай проверять, не я ли это пишу прямо сейчас. Когда сообразил, что нет, — задумался. Не любит пацан задач без ответа. Сидит и даже кофе себе не заказывает. А я ему фотку свинорылого вывожу аккуратненько на экран. Тут уж парнишка очками своими чуть не подавился, стянул их и ну дужку грызть. Только и выдавил: