— Хватит, а? — дернул Ружина за рукав Колесов. — Уж больно поистратились. — Ерунда, — отмахнулся Ружин. — Я видео продал, деньги есть. — Повернулся к Свете: — Выбирай, девочка, что еще хочешь. — А еще, — сказала Света и в который раз уже стала оглядывать рынок. — А еще мы купим… — Стоп, — вдруг остановил ее Ружин. — Стойте, как стоите. Я сейчас. В мою сторону не смотреть. Держи, — он протянул Колесову сумку и не спеша двинулся в сторону выхода. — Что-то случилось? — встревожилась Света. Колесов пожал плечами Ружин замедлил шаг, свернул к одному из рядов, возле которого особенно густо столпились покупатели, попытался через головы посмотреть, что продают, не вышло, с другой стороны зашел, и здесь народ копошится, опять на старое место вернулся, на цыпочки поднялся, шею вытянул: — Почем? — спросил. — Почем? И в тот же миг метнулся влево, резко, стремительно, прихватил какого-то парня курчавого за запястье, сжал заученно ему пальцы, чтоб не вывалилось из руки курчавого то, что он уже в ладони держал. Обомлевший парень даже не пикнул, только губами шевелил и, растопырив глаза, глядел на Ружина, как на чудище заморское. — Гражданин! — громко обратился Ружин к низенькому большеголовому мужчине, который все никак не мог в толпу у прилавка втереться, все вертел задом, вертел. — Повернитесь. Тот услышал, повернулся испуганно, а вместе с ним еще несколько человек повернулись — Ваше портмоне? — Ружин дернул парня за руку, подтягивая его к самым глазам низенького. — Вроде мое, — низенький опасливо покосился на курчавого. А курчавый оклемался уже, сплюнул, сказал беззлобно: — Козел… Низенький заискивающе улыбнулся; — А может, и не мое, — пожал плечами. — Ваше, ваше, — подтвердил Ружин, — В заднем кармане у вас лежало. Я видел. Задний карман, чужой карман… Пошли в комнату милиции, здесь рядом. Комната милиции действительно рядом, в дальнем углу рынка, в одноэтажном, куцем зданьице с зарешеченными окнами. Здесь тихо, народ сюда не заглядывает, уютный уголок, сонный. На двери мелом написано: «Милиция». Лейтенант, без фуражки, заспанный, плосколицый, ел дыню, когда Ружин, курчавый и потерпевший вошли в комнату. Он вздрогнул, вскинул голову, сладкий сок вяло тек по подбородку — Что? — спросил, повернулся к курчавому. — А ты чего?.. — осекся. Оторвал кусок газеты, вытер губы, подбородок, щеки, потянулся за фуражкой, надвинул ее глубоко, встал, проговорил строго и требовательно: — В чем дело? — Карманная кража, — сказал Ружин и поднял руку курчавого с портмоне. — Задержан с поличным. Мною. — Так, — произнес лейтенант, суетливо выбрался из-за стола, подошел ближе, на портмоне взглянул, потом на курчавого, неодобрительно головой покачал — Свидетели? — Меня и потерпевшего достаточно. — Жалко, нет свидетелей, — лейтенант почесал щеку. — Я свидетель, — повторил Ружин с нажимом. — А вот потерпевший. Этого достаточно. — Чего достаточно, а чего недостаточно — не вам решать, — перебил его лейтенант. — Ну хорошо, пишите заявление, объяснения, — он достал бланки из ящика стола. Ружин отпустил курчавого, тот сразу скинул портмоне на пол. Ружин, усмехнувшись, поднял портмоне, положил аккуратно на стол, подвинул стул, сел, принялся писать, потерпевший тоже уселся и тоже писать стал, вздыхая. …Лейтенант взял у Ружина объяснение, прочитал. — Значит временно не работаете? — спросил. — Временно не работаю, — ответил Ружин. — Понятно, — сказал лейтенант — Можете идти. Когда надо, вызовем. — Давно в городе служите? — в свою очередь поинтересовался Ружин. — Больше месяца Из района перевели. А что? — насторожился лейтенант. — Нет, нет, — миролюбиво улыбнулся Ружин. — Ничего. Любопытствую просто. Всего доброго. Колесов и Света ждали его там, где он их оставил. — Здорово вы его! — восхитилась Света. — Раз, два и готово — Очень не люблю, когда воруют, — заявил Ружин. — Не в бровь, а в глаз, — отметил Колесов. — Если воруешь, отвечай, — продолжал Ружин. — Гениально, — Колесов развел руками. — Я буду вашим биографом. Дверь, на которой написано мелом «Милиция», распахнулась, из нее вышел потерпевший, вслед за ним лейтенант. Они поулыбались друг другу, вежливо- пожали руки, и потерпевший ушел. Через какое-то время дверь снова приоткрылась, из темноты высунулся лейтенант, оглядел внимательно дворик, затем пропустил вперед курчавого, подтолкнул его в спину, сказал вдогон: — Не попадайся, дурак! Курчавый засеменил прочь. Лейтенант вынул из кармана горсть смятых денег, помял их пальцами, сказал: — Тьфу! — а потом и действительно сплюнул. — Значит, так, — сказал Ружин, когда они подъехали к дому. — Жарьте, парьте, короче, готовьте стол. Он должен быть роскошным. Я вернусь к вечеру. Он остановил машину возле четырехэтажного белого здания. Над фасадом нервно трепыхался красный флаг. Ружин поднялся по ступенькам, толкнул массивную стеклянную дверь, сбоку от которой висела бордовая стеклянная доска: «Исполнительный комитет..» Он поднялся по широкой, покрытой ковром лестнице, прошел по тихим, безлюдным коридорам, остановился перед дверью «Приемная», помассировал шею, выдохнул шумно и только после этого вошел. После полутемного коридора в приемной ослепительно светло. День щедро сочится сквозь огромное, почти во всю стену, окно. Ружин сузил глаза, вскинул ладош- ку к бровям козырьком, пригляделся: два посетителя сидят на стульях, ожидают приема, мужчина и женщина, похожие, бесцветные. Лица незнакомые, а может, и знакомые. Ружии кивнул на всякий случай, не убирая козырька, шагнул к секретарше — пожилая, сухощавая, старомодный пучок на затылке, — сказал, кивнув на окно, доброжелательно: — Солярий. Загорать можно… — Что такое? — с вызовом проговорила секретарша и расправила плечи, готовясь к отпору — Мне к председателю, — ласково улыбнулся Ружин и убрал руку от глаз. — Срочно. — Но у него… — начала секретарша. — Скажите, Ружин пришел, очень просит, — перебил ее Ружин. — Вы разве меня не узнаете? Секретарша нерешительно развела руками: — Я попробую. Она нажала на кнопку селектора, сказала в микрофон: — К вам Ружин. — Я занят, — ответил селектор голосом Копылова. Секретарша посмотрела на Ружина, добавила, поморщившись: — Ему очень срочно. Слышно было, как Копылов усмехнулся, потом сказал небрежно: — Подождет, не рассыплется… Ружин повел подбородком, растянул губы в резиновой улыбке, произнес тихо: — Так — Шагнул в сторону двери, снова повторил: — Так. — И еще несколько шагов сделал, взялся за ручку, приоткрыл дверь, потом резко захлопнул ее, быстро подошел к стульям, сел, уставился в окно, что-то напевая себе под нос, будто ничего и не произошло. Море было тихое, гладкое, но по-осеннему темное, волны грузно шлепались на песок. Ружин сидел на мокром, черном валуне, курил и наблюдал за одиноким рыбаком. Его лодка покачивалась в полусотне метров от берега. Удочки торчали с бортов. Рыбак то одну выдергивал, то другую, то третью, но лишь пустые крючки выныривали из воды. Но рыбак не отчаивался, он снова насаживал наживку и закидывал леску в море, ждал какое-то время и в который раз выдергивал удочки… Ружин помогал ему, в унисон взмахивая руками, подбадривающе вскрикивал. Но бесполезно, крючки, как и прежде, оставались пустыми… Стол был уже разорен наполовину. Все сидели сытые, разомлевшие, довольные, а Ружин, давясь от смеха, рассказывал анекдот: — Пятачок и Винни-Пух нашли бочонок меда. Пятачок говорит, нехорошо лапами есть, я за ложками сбегаю. Прибегает, а бочонок уже пустой… — Ружин откинулся на спинку стула. — Я не могу… А бочонок пустой и Винни-Пух рядом лежит с огромным пузом. А Пятачок и говорит обиженно: «Что ж ты мне половину-то не оставил?» А Винни-Пух ему отвечает: «Уйди, свинья, мне муторно!..» Колесов улыбался вежливо, ну а Света хохотала громко и отчаянно, как и Ружин. Только смех ее чуть опаздывал. Как только Ружин начинал смеяться, тут и она подхватывала, там где Ружин, там и она…