Он орал и орал: — Гады! Кто храбрый — выходи! Выходи!!! Любого замочу! Не хотите пить со мной — х… с вами! За человека меня не считаете? Да?! Ну нет, тварюжки! Я заставлю вас меня уважать! Заставлю!!! Он подобрал с земли камень и запустил им в ближайшее окно. Стекло разлетелось на мелкие кусочки, раздался испуганный женский вскрик, кажется, даже заплакал ребенок, но это уже не могло остановить Ивана. Он стал подбирать камни и швырять их в окна. Стекла разлетались как миленькие, и, казалось, это приносит Ивану неслыханную радость. — Вот вам! — кричал он, бросая очередной камень в очередное окно. — Вот! Брезгуете?! Вот! Сволочи! Ублюдки! Скоты вонючие! Получайте! Вот вам! Вот! — Эй, ты! — услышал он вдруг чей-то требовательный голос у себя за спиной. Он повернулся на этот голос и прямо перед собой увидел четверых аккуратно одетых молодых людей. Иван даже задрожал от радости. — А-а-а-а! — пропел он. — Кого я вижу! Здравствуй, племя! Это… молодое, незнакомое!.. вашу мать! — выругался он. — Чего надо? — Выброси камни! — приказал тот, кто стоял к Ивану ближе всех. Иван недоуменно уставился на свои руки, в которых еще было зажато по камню. И медленно выпустил их. Те со стуком ударились об асфальт. Четверо молодых людей обступили его со всех сторон. Бессознательно Иван отметил, что ни у кого из них в руках нет никакого оружия. И правильно: что они — с одним пьяным не справятся? — Ребятки, — предупредил он, — вы со мной лучше не связывайтесь. Я приемами владею. Я Президента охранял. А вы гнилье против меня. Чувствуете? Это была в высший степени удачная речь. Позже, когда Шмелев не без труда восстановил ее в памяти, он восхитился самим собой. В ответственнейшую минуту он нашел те самые слова, которые чуть позднее сыграли едва ли не решающую роль. Это была действительно удачная речь. Во-первых, сделана заявка: он не лох, он профессионал, и потом это можно будет всегда проверить, если кто захочет. А они захотят, в этом Шмелев был уверен на сто процентов. Во-вторых — он задел их гордость. Этих молодых так легко задеть… Они должны были клюнуть на это и постараться его воспитать. Ну, и в-третьих, он их предупредил. Претензий к нему никаких, пусть сами на себя обижаются Разумеется, ребятки тут же бросились его воспитывать. Профессионализм Шмелева заключался в том, что в пьяном состоянии он работал не хуже, чем в трезвом. Наверное, потому, что действовал он на почти подсознательном уровне. И смотрелось это красиво. Он почувствовал, что первый будет бить тот, который сзади, — это логично в такой стае, как эта. Кожей почувствовав замах, он только немного отклонился в сторону, перехватил руку парня и в ту же секунду сломал ее. Чем круче меры, тем сильнее будут последствия. Он понимал это и с этой минуты поставил на карту все. Он рисковал, но другого выхода у него не было. Отвратительный хруст сломанной кости прозвучал как гром среди ясного неба, к тому же он буквально слился с отчаянным воплем несчастного парня, который, впрочем, почти сразу же потерял сознание от болевого шока. — Ах, ты! — Все трое одновременно бросились на Шмелева, и тот стал методично обрабатывать всех сразу и каждого по отдельности. Это продолжалось не более минуты. Руки и ноги Шмелева двигались в заданном четком ритме, и с интервалом в несколько секунд остальные трое попадали рядом со своим первым товарищем по несчастью. У одного из них была сломана челюсть, у второго — нога, у третьего — ключица. Телесные повреждения были серьезными. Методы жесткие, но других, к сожалению, не было. Все четверо были безнадежно побиты. Шмелев бегло осмотрел их и подивился про себя одному обстоятельству: на всех были надеты джинсовые курточки, несмотря на то, что было довольно прохладно. Словно форма какая-то, успел он подумать. Но тут же забыл об этом, потому что услышал еще один голос: — Встать! Руки за голову! Иван выпрямился и посмотрел в ту сторону, откуда раздался голос. Перед ним стояли самые обыкновенные милиционеры. Тоже почему-то четверо. И с автоматами. Иван поднял руки и сцепил их за головой. — Ух ты! — сказал он. — Понятно, ребята. Против лома нет приема. Уже произнося эту фразу, он понял, что должен делать. И как только понял, ему стало действительно плохо. Водка взяла свое. Он хотел упасть и потерять сознание. Он упал и потерял сознание. Один из тех, кто был ближе всех, сержант Копылов, подошел к Ивану, распростершемуся на земле, склонился над ним и тут же выпрямился: — Да он пьян как сапожник! — воскликнул он. — Черт! — Ничего себе, — сказал рядовой Родин. — Это он пьяный так их обработал? Четверо молодых людей постепенно приходили в себя. Улица огласилась криками боли. — Вызывай «Скорую», — приказал сержант Копылов одному из рядовых. — А этого грузим. Они подхватили Шмелева и потащили к «воронку». 5 Очнулся Иван через несколько часов. И почувствовал себя выспавшимся. Но за секунду до того, как очнуться окончательно, он приказал себе держать глаза закрытыми. Он чувствовал, что в помещении находится кто-то еще. — Может быть, укол какой-нибудь? — услышал он густой бас незнакомого мужчины. — Не стоит, — ответил ему довольно высокий дискант. — Он должен вот-вот проснуться. Интересно, откуда он это знает, удивился про себя Шмелев и решил, что пора просыпаться. — О-о-ох! — застонал он громко и открыл глаза. Над ним тут же склонились двое: высокий хорошо одетый мужчина средних лет и человек неопределенного возраста с лицом любопытной крысы. — Как вы себя чувствуете? — спросил бархатным голосом хорошо одетый. Шмелев тупо на него уставился. Он все прекрасно помнил, но он знал, как должен себя вести. — Ты кто? — спросил он у мужчины. — Я? — усмехнулся тот. — Ну, допустим, Алексей Михайлович. А вы? Документы Шмелева были в карманах, и, конечно, они уже с ними ознакомились. Это была игра, но Иван играл в свои правила. Он пощупал свой карман и убедился, что документы, разумеется, вынули. — Я? — в тон мужчине сказал он. — Ну, допустим, Иван. Дальше что? Где я? — Вы в милиции, — сообщил ему Алексей Михайлович. — И надо признаться, юноша, что вам грозит приличный срок, как ни прискорбно это сообщать. Ну что ж, подумал Иван. Начало положено. Могло быть и хуже. — Вот что, дядя, — сказал он, пальцами растирая свои виски, которые разламывались от невыносимой боли. — Если я — юноша, то вы — финалистка конкурса «Мисс Алтуфьево». Я уже вырос из порток. — Я прошу прощения за бестактность, — мягко проговорил «дядя», — но, судя по вашему поведению, нельзя сказать, что вы ведете себя как взрослый человек. Иван посмотрел на него и сморщился, словно съел лимон. — Черт! — сказал он. — Я в этом состоянии не все слова понимаю, которые ты говоришь. Я так и не понял, где я все-таки нахожусь. — В милиции, — терпеливо напомнил ему Алексей Михайлович Иван кивнул. — Тебя послушать, дядя, — проговорил он, — так я — в пансионате благородных девиц каком-нибудь, а ты в нем — зиц-председатель. Что это я несу, думал он. Да ладно, схавают. В конце концов, я с похмелья, мне можно и должно мучиться и нести бред сивой кобылы Он посмотрел на Алексея Михайловича чуть смягчившимся взглядом и спросил — Послушайте, зиц-председатель. У вас случайно похмелиться не найдется? Все это время человек с лицом крысы стоял чуть сзади Алексея Михайловича и в разговор не вмешивался. Иван увидел, как он при его последних словах недовольно поморщился, бросил на него быстрый взгляд, но снова промолчал, ничего не сказал. Вообще-то Шмелев молил в эту минуту Бога, чтобы водки не оказалось. Ему было бы даже смотреть на нее противно, но он должен был придерживаться своей «легенды». Водка нашлась. Причем, как заподозрил Иван, это была та самая вторая бутылка, которая принадлежала ему.