Кимура практически не покидал больницу в течение полутора месяцев с того для, как Ватару впал в кому. Мальчик ни на что не реагировал, так что они не могли поговорить, и Кимура никак не мог подбодрить его, но он делал все, что было в его силах. Менял ему одежду, переворачивал его на кровати, все… В больнице было трудно нормально выспаться, так что у Кимуры постепенно накапливалась усталость. В палате были и другие пациенты, шестеро одновременно, все — маленькие мальчики и девочки, и их родители тоже там оставались, делая все то же самое, что делал для Ватару он. Никто из них не пытался заговорить с мрачным и грубоватым Кимурой, но в то же время никто не пытался отстраниться от него или продемонстрировать свое нежелание общаться. Видя, как он сидит подле Ватару, вполголоса разговаривая сам с собой и с бесчувственным сыном, они могли легко предположить, через что ему приходится проходить, потому что сами проходили через нечто подобное, и смотрели на него с симпатией и сочувствием. В каком-то смысле все они бились в одной битве. Что же до самого Кимуры, то он делил всех людей в своей жизни на своих врагов и на тех, кто держался от него подальше, так что поначалу не мог определиться, как относиться к этим другим родителям. Но в конце концов тоже решил, что если представлять жизнь как спортивное соревнование, то все они в одной команде — игроки, сидящие на одной скамейке с одной стороны поля. — Завтра мне нужно быть весь день на работе. Если что-нибудь случится с Ватару, не могли бы вы мне, пожалуйста, позвонить? Вчера, поставив медсестер в известность о том, что он будет целый день отсутствовать, Кимура попросил других родителей, находившихся в палате, приглядеть за Ватару. Ему было несвойственно просить в столь вежливой манере. Он не хотел ничего сообщать своим родителям, дедушке и бабушке Ватару. Вне всяких сомнений, думал Кимура, они начнут обвинять его: «Как ты можешь оставить Ватару, о чем ты только думаешь, куда ты вообще собрался…» И что он тогда должен был бы им сказать? Что он собирается отомстить за Ватару, убив ученика средней школы? Это точно ввело бы стариков в ступор. — Конечно, не волнуйтесь, обязательно позвоним, — с готовностью отозвались другие родители. Они никогда не видели, чтобы Кимура покидал больницу, так что не представляли себе, на какие средства он живет: возможно, он взял длинный отпуск за свой счет или был сказочно богатым финансистом — но если так, то почему он не оплатил своему сыну отдельную палату? Они строили самые разнообразные предположения, так что даже испытали некоторое облегчение, когда он сказал им, что ему нужно на работу. Это было свидетельством того, что Кимура был нормальным работающим человеком. Конечно же, он знал, что персонал больницы позаботится о Ватару, но хотел быть уверенным, что его мальчик максимально защищен, поэтому должен был попросить их приглядеть за ним. И другие родители были счастливы ему помочь. — Последние полтора месяца он спит, и я не думаю, что завтра могут возникнуть какие-то проблемы. — Может быть, именно в тот день, когда его папы не будет рядом, он проснется! — пошутила одна из мам. Однако Кимура сразу понял, что она не насмехается над ним. В ее голосе была настоящая надежда. — Конечно. Может быть и так. — Конечно, может, — сказала она. — И если вы не будете успевать справиться с вашей работой за один день, просто позвоните. Мы сделаем всё, что потребуется. — Я справлюсь за один день, — мгновенно ответил Кимура. То, что ему предстояло сделать, не требовало больше времени. Сесть на синкансэн, приставить дуло пистолета к голове этого самодовольного школьника и нажать на спусковой крючок. Затем вернуться в больницу. И всего-то. Так он думал. Он никогда не смог бы предположить, что все повернется таким образом. Кимура смотрит на свои связанные руки и ноги. Пытается вспомнить, как друг его отца по имени Сигэру выпутывался из веревки, но невозможно вспомнить то, чего ты никогда не знал. «Неважно, что происходит в этом поезде, Ватару остался там один, спящий и беспомощный. Он ждет меня». Кимура внезапно чувствует, что ему невыносимо находиться здесь. Прежде чем осознает, что делает, он уже стоит на ногах. У него нет плана, но он знает, что должен что-то сделать — хоть что-нибудь, — и ковыляет в проход вагона. «Нужно вернуться в больницу». Он думает о том, что должен кому-нибудь позвонить, и пытается добраться до своего заднего кармана рукой, но из-за связанных запястий теряет равновесие и падает, сильно ударяясь поясницей о подлокотник крайнего кресла. Боль прошивает его насквозь — согнувшись, он в ярости щелкает языком. Кто-то подходит сзади. Молодая женщина, которая выглядит одновременно раздраженной тем, что Кимура мешает ей пройти, и расстроенной мыслью о том, что ей придется с ним разговаривать. — Извините… — говорит она неуверенно. — А, прости, сестренка, — Кимура заставляет свое тело упасть на сиденье у прохода, затем ему в голову приходит идея: — Слушай, сестренка, не дашь мне свой телефон позвонить? Она ошеломленно моргает. Совершенно ясно, что он кажется ей каким-то странным. Он сидит, неестественно согнувшись и спрятав руки между коленями, чтобы скрыть, что они связаны. — Мне нужно позвонить. Это срочно. Мой телефон разрядился. — Куда вам нужно позвонить? Кимура колеблется. Он не знает новый номер своих родителей: несколько лет назад они сменили свой тарифный план на более дешевый, и их домашний номер поменялся. Из-за этого Кимура не знает, на какой номер он мог бы позвонить. Все они сохранены в его телефоне. — Ну, в больницу, — говорит он и называет место, где находится Ватару. — Мой мальчик лежит там. — Извините? — Мой сын в опасности, понимаешь? Мне нужно позвонить в больницу. — Ах да, конечно… какой телефон у больницы? — Чувствуя нервозность в голосе Кимуры, она тоже начинает нервничать, достает свой телефон и подходит ближе. Затем смотрит на него так, будто он сам нуждается в медицинской помощи. — Вы в порядке? Кимура в ответ кривится и буквально выплевывает: — Я не знаю телефон этой проклятой больницы! — Ах, ну… тогда, думаю… извините меня. Она так поспешно уходит, что это больше похоже на побег. Кимуру просто трясет от ярости, но он решает не идти за ней. Он едва не кричит ей вслед, что нужно позвонить в полицию и сказать им защитить Ватару, хотя это, скорее всего, не имело бы никакого смысла. У него нет никакой информации о человеке, который получает приказы от Принца, — он даже не знает, является ли этот человек тоже школьником, или медицинским работником, или даже сотрудником полиции, что уж совсем маловероятно. Но если Принц узнает, что Кимура пытался связаться с представителями власти, легко себе представить, каким будет за это наказание. — Куда это ты собрался, дедуля? В туалет? — Вернувшийся Принц смотрит на Кимуру, сидящего у прохода. — Или задумал какую-нибудь шалость? — В туалет. — Со связанными руками и ногами? Уверен, ты сможешь потерпеть еще немного. Давай-ка, возвращайся на свое место. — Принц заставляет Кимуру подвинуться с места у прохода и садится. — Что ты сделал с чемоданом? — Положил его на место. На багажную полку, где он лежал изначально. — Тебя долго не было. — Мне позвонили. — Кто? — Я говорил тебе. Мой друг ждет неподалеку от больницы, где находится твой сын. И он звонит мне для проверки. Он уже звонил мне после того, как мы выехали из Омия, как мы и договаривались, так что я думал, что могло произойти, когда он позвонил снова. «Когда мне уже можно будет это сделать? — спросил он. — Сколько еще я должен ждать? Дай мне уже наконец сделать это, дай мне отключить этому ребенку кислород». Кажется, он действительно очень хочет выполнить эту работу. Не волнуйся, я сказал ему не делать этого. Но если скажу ему, что пора, или не отвечу на его звонок… — Тогда он навредит Ватару. — Он не просто навредит ему, — смеется Принц. — Маленький Ватару — все, что он может сейчас делать, это только дышать, и он больше не сможет дышать. Если ты подумаешь о том, что все, что он сейчас делает, — это выдыхает в атмосферу углекислый газ, то можно сказать, что мы принесем пользу экологии. Убийство маленького Ватару — не грех, а защита окружающей среды. — Он преувеличенно смеется. «Он пытается вывести меня из себя, — думает Кимура, контролируя свой гнев. — Выбирает слова, чтобы меня выбесить». Он стал замечать, что иногда Принц говорит «твой сын», а иногда — «маленький Ватару»; это какой-то его метод, чтобы давить на нужные кнопки. «Не позволяй ему тебя достать», — предупреждает себя Кимура. — Что у тебя там за человек, такой усердный, а? Ему-то какое дело? — Не сомневаюсь, что тебе хотелось бы это узнать, дедуля. Но, по правде, я тоже знаю о нем совсем немного. Знаю только, что он согласился выполнить эту работу за деньги. Насколько мне известно, он уже может быть в больнице в белом халате. Если он одет как сотрудник медицинского персонала и ведет себя так, будто он там работает, едва ли кто-то начнет задавать ему вопросы. Все, что ему требуется, — это вести себя естественно, и тогда никто ничего не заподозрит. Но правда, не волнуйся. Сейчас всё в порядке. Я сказал ему не делать ничего твоему сыну. Я сказал ему: «Сиди спокойно и оставайся там, где ты есть. Пока что не убивай этого ребенка. Следуй правилам». — Хорошо, ладно, только сделай мне одолжение — не дай своему телефону разрядиться. — Кимура говорит беззаботно, но в глубине души он смертельно серьезен. Он даже не может допустить мысли о том, что произойдет, если подручный Принца попытается позвонить и не дождется ответа. Кимура устремляет на Принца долгий взгляд, как будто внимательно рассматривая нечто отвратительное. — Скажи, какая у тебя цель в жизни? — Зачем ты спрашиваешь? Я и сам этого не знаю. — Мне трудно представить, что у тебя нет какой-нибудь цели. Принц улыбается — так беззаботно и невинно, что на какую-то долю секунды омерзение Кимуры сменяется желанием заботиться о нем и защищать его. — Ты меня переоцениваешь, дедуля. Я не настолько сложен. Я просто хочу испробовать в жизни как можно больше. — Ты имеешь в виду жизненные впечатления? — У меня только одна жизнь. — На этот раз его слова не звучат фальшиво. Он совершенно искренен. — Продолжай в том же духе, и твоя драгоценная единственная жизнь может закончиться раньше, чем тебе этого хотелось бы. — Ты можешь быть прав. — Снова этот вид чистой невинности. — Но у меня хорошее предчувствие, что ты ошибаешься. «И что же придает тебе такую уверенность?» — хочет спросить Кимура, но сдерживается. Он знает, что ответом будет не какой-нибудь детский лепет. Совершенно ясно, что Принц родился с врожденным чувством превосходства над другими людьми, с ощущением того, что у него есть право решать, кому жить, а кому умереть, и что у него не возникает ни тени сомнения относительно своей избранности. Удача благоволит Принцу больше, чем обыкновенным людям, потому что он сам пишет для нее правила. — Послушай, дедуля, ты ведь знаешь, как аплодируют после концерта в филармонии? — Ты бывал в филармонии? — Конечно. Слушатели не начинают аплодировать все одновременно: несколько человек начинают, а потом присоединяются остальные. Аплодисменты нарастают, достигают пика и затем стихают, потому что все меньше и меньше людей продолжают хлопать. — Я похож на того, кто ходит на концерты классической музыки? — Если построить график звука аплодисментов, кривая будет напоминать маленькую гору, верно? Вначале хлопают только несколько людей, потом больше, и после того, как проходит пик, аплодисменты начинают стихать. — Я похож на того, кого интересуют графики? — А если построить график чего угодно еще — например, покупок определенной модели мобильных телефонов, он будет выглядеть точно так же, как график аплодисментов в филармонии. — И что я должен тебе на это ответить? Что твое открытие обладает огромной научной ценностью и ты должен обязательно сообщить о нем миру? — Смысл сказанного мной в том, что люди действуют, основываясь на влиянии, которое оказывают на них окружающие. Человеческие существа в первую очередь полагаются не на свой рассудок, а на свои инстинкты. Поэтому, даже когда кажется, что кто-то делает что-то по своей собственной воле, он всегда делает это, подчиняясь внешнему импульсу, исходящему от окружающих. Люди могут считать, что они независимы, что каждый из них — уникальная личность, но если разместить их на графике, они становятся просто цифрами данных. Понимаешь, о чем я? Например, если сказать кому-нибудь, что он может делать все, что ему заблагорассудится, что он, по-твоему, сделает первым? — Понятия не имею. — Он посмотрит вокруг, чтобы понять, что делают остальные. — Принц, судя по всему, крайне доволен этим своим заявлением. — Даже если человеку было сказано, что он может делать все, что захочет! Представь себе: людям предоставлена полная свобода действий, они могут делать всё, что им нравится, — а они беспокоятся о том, чем занимаются другие. И больше всего люди склонны подражать другим, когда им нужно решить важный вопрос, на который нет очевидного ответа. Странно ведь, правда? Но люди так устроены. — Ну и хорошо, — рассеянно отвечает Кимура, который уже потерял нить рассуждений Принца. — Меня завораживает то, как все это работает, как людьми управляет столь мощная сила, а они даже не подозревают об этом. Они попадают в ловушки рациональных объяснений и самооправданий, по своей природе всегда действуя в соответствии с тем, что делают другие. За этим так весело наблюдать… А если ты можешь использовать это, чтобы контролировать людей, становится еще веселее. Ты так не думаешь? И если так рассуждать, то спровоцировать геноцид в Руанде не сложнее, чем подстроить дорожную аварию. — Каким образом? Взяв под контроль информацию? — Неплохо, дедуля, — произносит Принц с великодушной улыбкой. — Но одного этого недостаточно. Речь идет не только об информации. Управление человеческими отношениями похоже на игру в бильярд: если правильным образом заставить кого-нибудь нервничать, или напугать, или разозлить, затем легко заставить их напасть на кого-то другого, или возвести кого-то на пьедестал, или отвернуться от кого-то, оставив того в социальной изоляции.