– Так в бочке же! – Я имею в виду тушку рябчика. – Там же и было. А на стене кровавая надпись стихами Маяковского про буржуев, ананасы и рябчиков. – Надпись кровавая в том смысле, что написана кровью? – Сначала и полиция так подумала, но потом разобрались, что это краска. – Уже легче. – Только не Фролу Евгеньевичу, – со злым сарказмом отозвался Никита Решетников. – Вы тоже не любили Тавиденкова? – спросила Мирослава. – Он не девка, чтобы я его любил, – огрызнулся мужчина. – Погоди, Никита, не ершись, – прикрикнул на него Федотов. – Его никто не любил. Может, кроме его дочки. – Вот как? – удивилась Мирослава. – А жена? – Про жену мы не знаем. А дочка ему звонила иногда, когда он с нами собачился, в смысле общался, и было слышно, как она весело чирикала в трубке. А то и забегала на предприятие. – Хорошая девушка, – проговорил молчавший до этого Ефим Кустецкий, – вежливая. Со всеми работягами здоровалась. А если приходилось случайно заговорить, обращалась ко всем на «вы». – Да, девка у Тавиденкова хорошая, – нехотя согласился Никита Решетников. – Она, когда узнала, что Ивана задержали, предложила дать нам денег на частного детектива. – Вот как? – удивилась Мирослава. – Но мы не взяли, – сказал Никита. – Почему? – Сами не нищие! – отрезал мужчина. – Она и визитку вашу дала, – признался Федотов. «Интересно, – подумала Мирослава, – откуда у Дарьи Тавиденковой визитка нашего агентства. Мы никогда не имели дел с её отцом. Как, впрочем, и с его компаньоном тоже. Но ладно, это дело десятое». Между тем Максим Федотов продолжил: – От денег мы отказались, а визитку взяли. Посоветовались с мужиками, деньги собрали, да и позвонили вам. – Это я уяснила. Скажите мне лучше, кто кроме Ивана Терентьевича Костомарова конфликтовал с Тавиденковым. – Все понемногу, – почесал пятернёй в затылке Никита Решетников. – Вот именно, что понемногу, – добавил Ефим Кустецкий, – а Ванька просто нарывался на ссору с ним. – Почему? – Точно неизвестно. Но сдаётся мне, что его учитель накручивал. – Какой учитель? – слегка удивилась Мирослава. – Истории. Ярослав Ильич Королёв. «Опять этот Королёв! Во всякой бочке затычка», – подумала Мирослава и спросила: – А Костомарову-то Королёв с какого боку? – Так сынишка Вани у него учится. Ярослав Ильич в его классе классный руководитель. – Вон оно что, – протянула Мирослава, думая о том, что это усложняет дело. Настропалённый Королёвым простой рабочий мог и до крайности дойти. – Они часто встречались? – спросила она. – Иван ходил на родительские собрания. А так мы не знаем. Но у меня у самого дочь когда-то училась у него, так я наизусть знаю все его песни о главном. – Однако вы не поддались, – заметила Мирослава. – Я старый умудрённый лис. А Иван молодой. – И рьяный! – буркнул Никита. – Но тем не менее вы не верите, что Костомаров мог быть причастен к убийству Тавиденкова? – Не то что не верим! Мы уверены, что Иван его не убивал. – Меня интересует, что такого случилось в тот день, что ваш товарищ вместо того, чтобы идти домой, напился и бродил неизвестно где. – Случилось не в тот день, – вздохнул Федотов, – а накануне. – И что же случилось накануне? – Иван с женой поссорился. – Из-за чего? – Мирослава ожидала, что ей ответят «не знаем», но Никита Решетников выпалил: – Иван захотел в коммунистическую партию вступить! А жена против! – В КПРФ, что ли? – невольно улыбнулась Мирослава. – Берите выше, – сказал Федотов, – к Сурайкину! Мирослава присвистнула. Никто не сказал ей о том, что свистеть в помещении не следует. Было ясно, что если она свистит, то свистит не в первый раз. Тем не менее в её доме бедностью не пахнет. Хоть и излишеств никаких не наблюдается. Роскошным можно было назвать только сад, который они смогли увидеть мельком. Да ещё того парня, что их встретил. «Это они ещё кота не видели», – добавила бы Мирослава, если бы и на этот раз проникла в их мысли. – Жена, значит, против? – уточнила она. – Категорически! – заверил её Федотов. Двое других согласно закивали. – Неужели на вашем предприятии всё так плохо? – спросила Мирослава. – Если люди вспомнили о призраке коммунизма. – Не только на нашем, – мрачно заверил её Максим Федотов. – Можно куда-то пожаловаться. В профсоюзы, например. Все трое рассмеялись. – Понятно. Есть ещё трудовая инспекция. – Эх, барышня, – проговорил Ефим Кустецкий, – вы, видать, жизни нашей не знаете. Всё сейчас направлено против простого человека. Взять хотя бы горячую линию, на которую просят сообщать о злоупотреблениях начальства. – И что? – Ничего! Звонили мы на эту линию. И там нас послали! – Куда? – На «госуслуги». Сказали, напишите заявление, тогда мы его будем рассматривать. Неужели непонятно, что люди боятся открыто жаловаться на своё начальство?! – Я понимаю вас. – Вы да, а чиновники – нет. Одно сплошное волокитство и бюрократия. Я же говорю, что всё направлено против простого человека. Раньше людей профсоюзы защищали. Это да. А сейчас кто защитит? Никто! Везде один беспредел. Мирослава в глубине души отчасти была согласна с ним. – Хорошо, – сказала она, – я берусь за ваше дело. Но предупреждаю сразу, что, если Тавиденкова убил Костомаров, ему придётся ответить. – Знаем, знаем, – махнул рукой Никита Решетников, – по всей строгости закона. Но Иван не виноват. Так что ваше дело не Ивана отмазывать, а искать настоящего убийцу нашего буржуя. – Хорошо. Так и укажем в договоре. Но прежде чем заключить его с вами, я хотела бы побольше узнать о втором вашем хозяине. – О Кобылкине, что ли? – пренебрежительно спросил Никита.