Нет. Я знаю, если бы я сказал ей, что она моя Королева Червей, она бы захотела уйти. Я толкаю ее так, что локоть выпадает из-под нее, и она с визгом падает мне на грудь. Я обхватываю ее руками и ногами, чтобы она не могла убежать. Несмотря на то, что она поставила меня на колени и подожгла мир вокруг меня, я никуда ее не отпущу. Глава двенадцатая Канун Рождества на яхте. Вечеринка для персонала подпитывается праздничными коктейлями и блёстками, которые я все еще буду счищать со своего костюма на Пасху. Прислонившись к барной стойке, я с забавой наблюдаю, как Нико пробирается ко между столиками. Я знаю, что он собирается сказать, потому что он, блять, всегда это говорит. — Чьей идеей было караоке? — он берет со стойки гоголь-моголь и рассматривает обстановку поверх ободка стакана. Лори проделала солидную работу. Сцена освещена рождественскими огнями, а по бокам от нее возвышаются две рождественские елки. На стене за ней висит большой проекционный экран, на котором отображается текст песни, которую исполняет тот, кто выпил достаточно глинтвейна, чтобы поверить в то, что он Мэрайя Кэри. — А что, тебе оно не нравится? Он смотрит на Бенни, который на сцене подпевает песне «Mercedes Benz» Джениса Джоплина. Его глинтвейн, должно быть, очень крепкий, потому что его движения бедрами соперничают с танцами Элвиса. — Ты что, шутишь? Назови лучшее сочетание, чем пьяные люди и микрофон, — он качает головой. — Ты не можешь, потому что его нет. Смеясь, я допиваю водку и ставлю стакан на стойку, чтобы долить еще. — И я полагаю, мы должны поблагодарить тебя за это великолепное шоу, Лори? — Да, Нико, это так, — я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда между нами проскальзывает Лори. На ней сверкающее серебряное платье, и ее оленьи уши покачиваются, когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. — Босс, у меня к вам претензия, — она делает паузу, наклоняя голову. — Очевидно, что только небольшая, я не хочу, чтобы меня уволили. Я смеюсь и сую ей в руку гоголь-моголь. — Давай. — Ты сказал мне организовать рождественскую вечеринку для персонала. Почему здесь вся твоя семья? — она насмешливо смотрит в сторону сцены. По какой-то причине Бенни теперь скользит по ней на коленях. Еще нет и девяти. — И почему этот идиот просит у Иисуса Мерседес Бенц? У него их уже три. — Ага, и откуда тебе знать? — спрашивает Нико, и его губы кривятся от тихого юмора. Лори не вздрагивает. — Я переспала с ним в его в двух и исцарапала ключом третий, — просто говорит она. Я качаю головой. — Мне действительно не нужно было этого знать. Вот, — я достаю из кармана маленькую бархатную коробочку. — Я собирался отдать тебе это позже, но, поскольку ты злишься, это могло бы немного тебя подсластить. Она смотрит на нее с притворным подозрением, но не может скрыть возбуждения, пляшущего за ее пристальным взглядом. — Если это обручальное кольцо, я не буду подписывать брачный контракт. — Тогда хорошо, что это не обручальное кольцо. Ее раздражение исчезает, когда она открывает коробочку и достает ключ от Ауди. — Боже мой, ты издеваешься надо мной. Я поднимаю свой бокал за нее. — Сиденья с подогревом, белая отделка. Она уже припаркована у твоей квартиры. Теперь ты можешь трахнуть моего кузена в своей машине, где больше места. Она обнимает меня, визжит от благодарности и настаивает, что липким пальцам Бенни нельзя приближаться к ее белым сиденьям, затем подскакивает к другим девушкам, чтобы побрякать ключом у них перед носом. Когда мой взгляд следует за ней, он скользит влево и останавливается на Пенни. Черт, у нее просто есть такая манера заставлять мое сердце вздрагивать каждый раз, когда она делает это — ловит мой взгляд с другого конца комнаты. Она стоит сбоку от сцены с Рори, которая изучает книгу с песнями. Пенни улыбается мне, а затем делает вид, что ковыряет в носу. Только когда я осознаю, что это средний палец засунут в левую ноздрю, я понимаю, что она меня разыгрывает. Я выдыхаю смешок в свою водку и отвечаю ей тем же. Жар взгляда Нико буравит меня. — Будь добр к ней, Раф. Голос Нико тихий, но от него у меня все равно мурашки бегут по спине. Добр к ней? Черт, если бы он только знал, как хорошо я к ней отношусь. Этим утром я целый час смотрел на нее, пока она храпела рядом со мной. Может быть, это было чувство вины за то, что я чуть не перерезал ей горло, или восхищение тем, что она спала в моей постели, но я принес ей завтрак на гребаном подносе. Даже поставил на него цветок, который стащил из вазы в столовой. Когда она говорит мне, чтобы я не был с ней милым, это уже произносится не с гримасой, а с улыбкой, и это маленькое закатывание глаз вызывает у меня желание быть с ней милым все время. Я провожу рукой по шее, ведь за целый час наблюдения за ней, у меня все еще нет плана, как выбраться из всего этого. — Какой она была? — неожиданно спрашиваю я. — В детстве? Судя по тому, как Нико поджимает губы, я не думаю, что он собирается отвечать. Он бросает взгляд на Пенни, которая сейчас нетерпеливо постукивает шпилькой и свирепо смотрит на Бенни, когда тот выходит на бис без спроса. — Она была маленькой засранкой, — смеется он. И уже более серьезным тоном добавляет: — Также она была везучей. И до сих пор остаётся ею. Я потираю рот, ирония покалывает мою кожу. — Все завсегдатаи Grand так думали. Сначала это было просто из-за ее имени. Знаешь… увидел пенни — подбери и ждёт удача впереди? Что ж, когда они действительно начали брать ее на руки и позволять ей дуть на игральные кости, оказалось, что старая пословица была правдой. Я хмурюсь. — Она действительно приносила им удачу? — Всегда. Тогда я знал ее только по тому, что видел поблизости. Но потом она начала брать с мужчин по доллару за то, что дует на кости, и я захотел знать почему. Я сдерживаю смех. — Значит, она с юных лет занималась мошенничеством в азартных играх, — Нико смотрит на свои ботинки, но я продолжаю. — Ты знал ее родителей? Он бросает на меня мрачный взгляд. — Они были алкоголиками. Она проводила больше времени со мной в гардеробе, чем когда-либо с ними. Иногда по ночам они забывали о ее существовании, и одному из людей моего отца приходилось отвозить ее домой. Это невероятно злит меня. Мысль об этой маленькой рыжеволосой девочке, сидящей на ступеньках Visconti Grand и тщетно ожидающей родителей, заставляет мой желудок скручиваться, а пальцы дергаться от желания что-нибудь сломать. — Кто их убил? Он пожимает плечами. — Никто важный. Двое мужчин, которым они задолжали. Не Висконти. Словно кадры из черно-белого фильма, мой разум переключается с маленькой девочки на ступеньках на подростка, съежившегося между холодильником и стиральной машиной, с не выстрелившим пистолетом прижатым к ее голове. — И где я могу найти этих людей? — спрашиваю я так спокойно, как только могу. Он сглатывает и качает головой. — Обоих нашли с пулями в головах через несколько дней, — он залпом выпивает гоголь-моголь и берет еще один. — Они были неофициальными ростовщиками на территории Висконти, думаю ты можешь связать все воедино. Громкий смех Пенни касается моих ушей и притягивает меня обратно к ней. Сейчас она листает книгу с песнями, мои часы скользят по ее запястью при каждом перелистывании страницы. — Нико? — Что? Я поворачиваюсь к нему. — Ты научил ее мошенничать, не так ли? Он делает самую долгую паузу, не донеся гоголь-моголь до губ. — Зависит от обстоятельств. — От каких? Выражение его лица становится задумчивым. — От того, насколько сильно будет больно, когда ты ударишь меня по челюсти. Я никогда не видел, как ты бьешь кого-то, поэтому не могу оценить это, — он замолкает. — Но я слышал, что ты делаешь это сейчас. Смеясь, я хлопаю его по спине и отталкиваюсь от перекладины.