В ее глазах вспыхивает огонек, как будто тьма внутри нее рвется наружу. Она подхватывает Мэгги и гладит ее, как Доктор Зло гладит Мистера Бигглсуорта в фильме «Остин Пауэрс». — Думаю, тебе следует ударить его. — А я думаю, что это отличная идея. Тор стонет. — Да бляяять. Ладно, — он выпрямляется, потирая руки и разминая шею, обходит стойку и устраивается по другую ее сторону. — Только не выбей мне зубы, моя улыбка — моя лучшая черта. Я мою костяшки в раковине. Кровь, как моя, так и Тора, просачивается между листьями салата и одиноким маринованным огурчиком, а затем стекает в канализацию. За спиной я слышу низкий гул нашего сериала, доносящийся из гостиной. Передо мной снова начался дождь, стуча по кухонному окну. Вздохнув, я поднимаю руки к встроенным лампам. Рассечение кожи и близко не доставляет такого удовольствия, когда это не для нее. Позади меня Рори прочищает горло, я поднимаю взгляд и встречаюсь с ее отражением в залитом дождем стекле. — Она ушла. Я сглатываю. — Ушла? — Я дозвонилась до Мэтта. Она подсунула ему под дверь записку, — шепчет Рори. Мое сердце поднимается к горлу и застревает там, заставляя меня задыхаться. Я сглатываю, с трудом, и пытаюсь дышать как человек, из которого только что не вышибли жизнь. Упираясь окровавленными костяшками пальцев по обе стороны раковины, я снова встречаюсь с ее отражением. — Скажи Тору, что я хочу сорок девять процентов. И своему мужу, что я вернулся. Глава двадцатая Пенни была права. Любовь — это чертова ловушка. Не потому, что тебя заманили ложью и сковали притворством, а потому, что как только ты оказываешься в этих чертовых кандалах и твой похититель уходит с ключом, ты, блять, застреваешь здесь навсегда. Я не глуп и знаю, что легче не станет. Остается только надеяться, что получится лучше прятать цепи. Пламя горит в камине, жар распространяется и доходит до моих брюк. Я смотрю на горящие поленья, которые искрятся, как моя озлобленность, и делаю глоток лучшего колумбийского сорта кофе. Тяжелые шаги эхом отдаются от стен, затем Анджело появляется в дверном проеме гостиной, его пальто перекинуто через руку. В его взгляде светится сухое веселье. — А я-то думал, что больше никогда не увижу тебя в костюме, — я смотрю на него в ответ. Когда он видит мое безмолвное выражение лица, его юмор гаснет, словно свеча, медленно лишенная кислорода. — Ты готов? Стиснув зубы, я поворачиваюсь к огню, достаю из кармана колоду карт и лениво перетасовываю их. Мы оба знаем, что он спрашивает не о том, готов ли я ехать в Бухту, а скорее о том, готов ли я вернуться. Конечно, нет, но я не могу вечно тлеть на диване с миской конфет, балансирующей на животе. Она ушла. Как мне и было нужно. Просто я не думал, что она заберет с собой и мое сердце. — Родился готовым, — сухо говорю я, проводя большим пальцем по колоде, чтобы создать удовлетворительный звук. Взгляд Анджело впивается в меня на несколько мгновений, прежде чем он выходит из комнаты. Я переключаю внимание на эркерные окна. Там стоят три бронированных седана и группа изрядно потрепанных мужчин, слоняющихся вокруг них. Габ подставил меня перед нашим наименее любимым двоюродным братом, который пырнул меня ножом, а потом сгинул с лица планеты. Очевидно, его шестерки не знают, чем себя занять в его отсутствие, поэтому они присоединились к команде охраны, которую он назначил мне. Теперь, когда ее нет, мне не нужна вся эта дополнительная защита. Успокоив дыхание, я еще раз перетасовываю карты, раскладываю их веером в руке лицевой стороной вниз и выбираю одну наугад. Если это Туз Пик — самая удачливая карта в колоде, — возможно, вычеркивание ее из моей жизни покажется не таким уж большим провалом. Легким движением запястья я смотрю на другую карту. С шипением бросаю ее в огонь и выхожу из комнаты, оставляя Королеву Червей тлеть в пламени. — Вот ты где! Я останавливаюсь в фойе и смотрю вверх по лестнице. Рори стоит на самом верху, с собакой в одной руке и свертком пушистой ткани в другой. — Угадай что? Я купила нам плед-толстовки! Смотри! — она опускает Мэгги на землю и протягивает что-то безразмерное. — У них есть карманы! Я могу посадить Мэгги в свой, а ты к себе можешь положить закуски, — она замолкает, наблюдая, как ее собака спускается по лестнице и поднимается на лапы по моим ногам. — Или ты можешь взять Мэгги. Она любит, когда ты чешешь ей за ушком. — Извини, сестренка, наши дни перекусов и просмотра сериала закончились, — наклонившись, чтобы взъерошить кудри собаки, я одариваю Рори извиняющейся улыбкой. — Я возвращаюсь к работе и снова ем брокколи на пару с курицей. Она хмурится, пробегает взглядом по складке моих брюк, как будто только сейчас заметила, что я не в трениках и уродливых носках. Ее замешательство перерастает в восторг. — Пенни вернулась? В моем горле образовывается ком при звуке ее имени. — Нет. — Тогда почему, во имя святого фламинго, ты в костюме? — Что? Она смотрит на меня так, будто надеется, что я загорюсь посреди фойе. — Я посмотрела с тобой три сезона «Настоящие домохозяйки Беверли-Хиллз», позволяла есть мои вкусные закуски, разрешала гладить Мэгги. Неужели ты думаешь, что делала это, чтобы помочь тебе забыть Пенни? Я недоверчиво качаю головой. — Понятия не имею, о чем ты говоришь. — Это потому, что ты идиот. Как только ты явился у нас на пороге, я сказала Анджело, что хочу, чтобы ты ушел. Но потом увидела, как ты смотришь один и тот же футбольный матч на повторе, и поняла, что у тебя переходной этап. Ну, знаешь, тот, который наступает после решения, что ты не можешь быть с ней, но перед тем, когда понимаешь, что не можешь жить без нее? Она скрещивает руки, с усмешкой глядя на мой костюм. — Единственная причина, по которой ты должен быть хорошо одет и покидать этот дом, заключается в том, что осознал это. И теперь мчишься в аэропорт, чтобы помешать ей сесть на самолет. Или, не знаю, бежишь в церковь, чтобы помешать ей выйти замуж за другого мужчину. Мои глаза сужаются. — Пенни выходит замуж? Рори ударяет себя ладонью по лбу. — Боже, Раф. Этим утром ты действительно испытываешь мое терпение. Ты что, никогда не смотрел романтические фильмы? Если вернешься на работу, это не будет твоим долго и счастливо. Ты пропустил несколько шагов. Такие как, осознать, что, несмотря ни на что, у тебя все получится, а потом сделать громкое драматическое признание в любви. Только тогда ты будешь счастлив до конца своих дней, — она делает паузу, прежде чем добавить: — С Пенни. Я горько усмехаюсь. — Извини, что расстраиваю тебя, но жизнь совсем не такая, как в кино. Ее взгляд скользит по моему плечу, и я внезапно осознаю присутствие моего брата в дверном проеме позади меня. — А вот и такая, — тихо говорит она. Я провожу пальцем по булавке воротника. В одном она права: возвращение на работу — не мое долго и счастливо, но в конце концов, я и не был предназначен для подобного. И ни один романтический фильм не рассказывает о мужчинах, которые влюбляются в девушек, разрушающих их жизни, даже не пытаясь. Я вздергиваю подбородок, встречая ее пристальный взгляд натянутой, лишенной юмора улыбкой. — Тогда, думаю, тебе повезло. Прежде чем пробить кулаком стену, я поворачиваюсь и выхожу на подъездную дорожку. Небо такое же мрачное, как и мое настроение, а ветер такой же холодный, как мое сердце. Ленивые шаги Анджело хрустят по гравию позади меня.