Покачав головой, Хёрст отхлебнул виски. – Похоже, ты считаешь, что давнее событие волнует меня больше, чем на самом деле. – Оно волновало тебя достаточно, чтобы проследовать за Крисом на крышу «блока» в тот вечер. Что случилось? Вы поспорили? Ты столкнул его? Он вновь покачал головой, словно беседовал с законченным психом. – Ты себя-то хоть слышишь? Знаешь, мне тебя жаль. У тебя была какая-никакая жизнь. Карьера. А теперь ты готов пустить все это под откос. Ради чего? Ради сведения старых счетов? Ради поиска ответов, которых просто нет? Забудь об этом и уезжай, пока не сделал себе еще хуже. Подняв бокал, я сделал большой медленный глоток. – Я видел тогда тебя. Ты был там. – Я не причинял вреда Крису. Я пытался спасти его. – Само собой. – Я пытался отговорить его. Но он просто не хотел ничего слушать. Он нес какой-то бред. Совершенно безумный. А затем он спрыгнул. И я сбежал, признаю это. Я не хотел оставаться там и ждать, когда на меня упадет тень подозрения. Я задумался о том, был ли выбор им слова «упадет» намеренной демонстрацией бессердечия. Вряд ли. И было непохоже, чтобы он врал. А я, положа руку на сердце, никогда не был до конца уверен, что это Хёрст толкнул Криса. Мне хотелось так думать. Это давало мне повод ненавидеть его. И не презирать себя. Потому что, если Крис спрыгнул сам, это означало, что я подвел его. Так же, как и Энни. Разумеется, в то, что он пытался спасти Криса, я тоже не верил. Единственным человеком, чье спасение хоть когда-либо волновало Хёрста, был он сам. На это я и рассчитывал. – Почему тебя так пугает мое присутствие здесь? – Оно меня не пугает. Меня от тебя просто тошнит. – Да уж. Забавно, но ты действительно выглядишь так, как будто тебе дурно. – Я устал. Рак не проходит бесследно. Ни для кого. Вот так. Доволен? Как оказалось, моя жизнь не такая уж идеальная. Это ты хотел услышать? Я взглянул на Хёрста. Возможно, он был прав. Возможно, все сложилось для него не самым лучшим образом. Мне вспомнились слова мисс Грейсон: «Он в отчаянии… Вы – единственный человек, способный его остановить». Я и намереваюсь это сделать. Однако сюда я пришел не поэтому. Сначала нужно было разобраться с другим делом. Делом, которое Хёрст на сто процентов понял бы. Тем, что касалось спасения моей собственной шкуры. Взяв сумку, я водрузил ее на стол. Он сразу узнал эту потрепанную сумку без логотипа, покрытую выцветшими, едва державшимися наклейками из наборов «Доктор Кто» и «Звездный путь». – А это, к чертям, еще что такое? – Думаю, ты знаешь. Однако присяжным я скажу… – сделав паузу, я открыл сумку и аккуратно выложил ее содержимое на стол, – …что это лом, которым ты разбил голову моей сестре, а это – твой школьный галстук, покрытый ее кровью, содержащей твою собственную ДНК. На лице Хёрста заходили желваки. Его зубы заскрежетали от злости. – И что это доказывает? Твою сестру нашли. Живой. – Мы оба знаем, что это не так. – Попробуй рассказать эту историю полиции. Уверен, они быстро найдут тебе смирительную рубашку по размеру. – Хорошо. Тогда я напомню тебе, что моя сестра исчезла на два дня. Сорок восемь часов. Где она была? Как думаешь, что сделают полицейские, если отдать им эти улики? Улики, указывающие на то, что ты похитил ее? Причинил ей вред? Как на это среагируют жители деревни? А твои приятели в совете? Хёрст долго смотрел на лом и окровавленный галстук. Затем он поднял глаза. – Что ж, спрошу снова: чего ты хочешь? – Тридцать штук. Я ждал. Но внезапно с его лицом что-то произошло. Я ждал гнева, отказа. Даже угроз. Однако вместо этого Хёрст откинулся на спинку кресла и расхохотался. Готовясь к встрече с ним, я прокручивал в голове множество сценариев, однако его реакция застал меня врасплох. Я нервно взглянул в окно, но там была лишь темнота. Я почувствовал, что мое напряжение возрастает. – Не объяснишь причину своего смеха? Взяв себя в руки, Хёрст вновь сел прямо. – Причина – ты. И всегда ею был. – Хорошо. – Взяв лом и галстук, я положил их обратно в сумку. – Наверное, я прямо сейчас отвезу их в полицию. – Нет. Не отвезешь. – Похоже, ты в этом уверен. – Уверен. – Если ты попытаешься остановить меня или попробуешь позвать своих отморозков, то я должен предупредить тебя, что… – Прекрати нести чушь, – оборвал он меня. – Я не намерен вредить тебе. Видишь ли, именно в этом и заключается твоя проблема. Ты всегда ищешь, на кого бы наброситься. Кого бы обвинить. Ты даже на мгновение не допускаешь мысли о том, что сам всему виной. – Я вообще не понимаю, о чем ты, черт возьми. – Я знаю об аварии. – Что тут знать? Это была случайность. Мои сестра и отец погибли. – Куда вы ехали тем вечером? – Я не помню. – Как удобно! – Это правда. – Газетчики предположили, что, вероятно, что-то случилось и твой отец ехал в больницу. Незадолго до аварии из твоего дома кто-то звонил 999. Я подумал о том, откуда он об этом узнал и, что гораздо важнее, зачем ему понадобилась эта информация. – Почему бы тебе сразу не перейти к сути? – К аварии привела не случайная ошибка твоего отца. – Ты ошибаешься. Есть доказательства, что он пытался затормозить. Пытался избежать столкновения. – О, я не говорю, что это не была случайность. Я говорю лишь, что ее причиной не был твой отец. Он улыбнулся, и я почувствовал, что мой карточный домик – моя выигрышная комбинация – рушится у меня на глазах. – Это сделал ты, Джо. Ты был за рулем. 34 Прошлое нереально. Оно – просто история, которую мы рассказываем сами себе. А иногда, рассказывая эту историю, мы лжем. Я любил мою младшую сестренку. Больше всего на свете. Но та сестренка, которую я любил, ушла. Я видел, как, возвратившись после пропажи, сестренка ходила по дому странной, шатающейся походкой – так, словно ее собственное тело не подходило ей по размеру, – и не видел в ней Энни. Я видел нечто, что выглядело как Энни и говорило голосом Энни. Однако это была подделка. Ухудшенная копия. Иногда мне хотелось закричать на родителей: «Да как же вы не видите? Это не Энни! Что-то случилось, и ее больше нет. Произошла ошибка. Ужасная ошибка. И теперь это нужно отправить туда, откуда оно пришло. Это существо живет в ее теле и смотрит ее глазами, однако взгляните в эти глаза, и вы поймете, что там внутри – не Энни». Однако я этого не делал. Потому что мои слова прозвучали бы совершенно безумно. А я не хотел, чтобы моим родителям свалилось на голову еще и это. Не хотел стать тем, что окончательно разрушит нашу семью. Мне нужно было во всем разобраться. Сделать все правильно. Поэтому в один прекрасный день перед уходом в школу я дрожащей рукой поднял трубку телефона и набрал номер врача. Стараясь говорить как можно естественнее, я представился мистером Торном и сказал, что хочу записать свою дочь на прием. Сотрудница регистратуры оказалась весьма деловитой, но, очевидно, не слишком внимательной. Она рявкнула, что может записать нас на четыре тридцать. Поблагодарив ее, я сказал, что это будет просто отлично. Вернувшись из школы, я сказал отцу, что по пути домой вспомнил, как мама говорила, что записала Энни к врачу. К счастью, отец не успел еще прикончить даже вторую банку пива. Когда он начал ворчать, я ответил, что, если на то пошло, он может сказать маме, что решил отменить запись. Это сработало. Отец не хотел вывести маму из себя и нарваться на скандал. Натянув куртку, он крикнул Энни, чтобы она спускалась. Я сказал, что поеду с ними. По дороге я купил в магазине мятных леденцов и предложил их отцу. Он взял два. Врач был толстяком с испещренным красными венами носом и несколькими сухими волосками на блестящей лысине. Он был довольно приветлив, однако выглядел уставшим, и я заметил, что у его ног стоял уже сложенный саквояж. Врач явно собирался уходить домой. Он осмотрел Энни, посветил ей в глаза и постучал молоточком по коленке. Энни сидела в кресле неподвижно, словно кукла чревовещателя. Закончив осмотр, врач терпеливо объяснил, что не нашел у нее никаких физических отклонений. Однако она перенесла психологическую травму. Ее не было два дня, которые она провела неизвестно где. Возможно, в месте, из которого не могла выбраться. Кто знает, что с ней произошло? Кошмары, от которых она писалась в постель ночью, странное поведение днем – всего этого следовало ожидать. Мы должны быть терпеливыми. Дать ей время. Если улучшений не будет, врач пообещал направить нас к терапевту. Улыбнувшись, он добавил, что сомневается, что это понадобится. Энни была еще маленькой. А маленькие дети очень быстро восстанавливаются. Врач был уверен, что очень скоро она вновь станет собой. Поблагодарив доктора, отец пожал ему руку. Его собственная рука заметно тряслась. Я был рад, что купил мятных леденцов. Мы отправились домой. По дороге Энни в очередной раз описалась.