– Ревнуешь? – Не в силах бороться с искушением, Донеган протянул к ней руку. Она отпрянула, и Кейран, ругая себя за несдержанность, был вынужден отступить. Оглядевшись по сторонам, нахмурился, отмечая, в какой дыре демонов братец держит свою драгоценную пленницу. Адана чердак вполне устраивал. Да и подвал, в который ему пришлось перебраться по приказу хозяина, тоже не вызвал у раба-великана протестов. Голему Катрины вообще было без разницы, где селиться и в каких условиях проводить однообразные дни своей однообразной жизни. – Зачем пришел, Кейран? – Мишель гордо вздернула подбородок. Своей дерзостью, непокорностью как будто бросала вызов ему и целому миру. Она не сломалась, несмотря на все с ней случившееся, не утратила стержня. Стойкая девочка. Готовая до последнего сражаться за себя и свою честь. Следующая мысль вызвала в Кейране всплеск раздражения. Мишель просто еще не поняла, что, если Гален сорвется, сражение тут же закончится. – Хотел удостовериться, что ты в порядке. И это было правдой. Поспешный отъезд отца и его туманное обещание во всем разобраться всю ночь не давали Кейрану покоя. Удивительно, что Гален отнесся к родительским словам так спокойно. Будто и вовсе не придал им значения, и стоило ему оказаться за дверями отцовского кабинета, тут же с головой ушел в грезы о плененной девушке. Такое поведение было ему несвойственно. Пусть они давно не виделись, но брата Кейран знал лучше, чем кто бы то ни был. Знал, как самого себя, и чувствовал, с ним что-то не так. Вот только никак не мог понять, что же именно. – Удостовериться, что до меня еще не добрался твой сумасшедший братец? – грустно усмехнулась бунтарка и вывела тонким пальчиком какую-то закорючку на поверхности стола. – Или ваш похотливый управляющий? В первые мгновения Кейран даже не понял, что она только что сказала. А когда до него дошел смысл ее слов, подался к ней и резче, чем следовало бы, произнес: – Объяснись! В карих, лучистых, словно янтарная смола, глазах читался страх. – Мишель? – Ничего, просто… – Она отвела взгляд, крепче сжала на груди простыню. Не то боялась, что он сорвет с нее эту тряпку, не то, сжимая кулаки, пыталась скрыть дрожь в пальцах. – Он насмехался, глумился… Ненавижу! Сказал, что когда Гален… мной натешится, то… отдаст меня ему. Всего каких-то несколько минут назад Кейрану виделось, как он стаскивает со своенравной красавицы эту импровизированную тогу. А теперь, наоборот, хотелось туже запеленать ее в демонову простыню. Во все простыни, что только нашлись бы в доме. Кроме единственной, которую он бы приберег для управляющего. Вздернул бы на ней ублюдка и смотрел, как тот беспомощно трепыхается. – Бартел тебе больше слова не скажет. Кейрану было незнакомо смущение, а стыдиться он разучился, кажется, еще в младенчестве. Но сейчас, как свои собственные, ощутил эти чувства. Которые испытывала Мишель в его присутствии. Отвернулся, не желая больше мучить девушку, но не успел сделать и пары шагов по направлению к выходу, как услышал нервное: – Не надо! Люди вроде Бартела – подлые, мстительные. Злопамятные. Я для него что рабыня. Лучше с ним вообще не связываться. – Не связываться лучше со мной. – Кейран обернулся, чтобы ободряюще улыбнуться, но Мишель от его улыбки почему-то поежилась. Пришлось брать пример с Галена и примерять на себя маску добряка-джентльмена, чтобы она успокоилась. Наигранно-беззаботным тоном он посоветовал ей не забивать свою прелестную головку пустяками, к которым, разумеется, относился и управляющий, и сказал на прощание: – Служанка сейчас вернется, поможет тебе собраться. Не скучай без меня, ангел. Глава 12 Заканчивая одеваться, Мишель неосознанно прислушивалась к доносящимся снизу звукам. Боялась и в то же время надеялась, что Кейран разберется с мерзавцем Бартелом. Но то ли Донеган опять ее обманул, то ли сумел поставить выскочку управляющего на место без лишнего шума – ничто не нарушало привычную спокойно-мрачную атмосферу старого дома. – Готово, мисс. – Уложив волосы девушки под сетку, рабыня выглянула в окно и воскликнула: – Лучше вам поспешить! Коляска уже подана, и мистер Гален ждет. А он ой как не любит ждать и стоять на солнце. – Ну, так пусть стоит в доме. Мишель расстроенно опустила голову. Она видела, как несколькими минутами ранее усадьбу покинул Кейран. Помчался к О’Фарреллам за развлечениями. А значит, ей и правда придется провести целый день наедине со своим тюремщиком. – Мистер Донеган советовал держаться своего младшего сыночка. Но как же его прикажете держаться, если он весь день будет набивать желудок у соседей жареной бараниной, курить свои вонючие сигары и хлестать вино с другими плантаторами, а потом до поздней ночи танцевать с этими пигалицами! Там ведь наверняка будут Розмари и Миранда Эванз. А они – те еще кокетки. Уже не говорю о Патрисии Форстер. Эти вертихвостки его точно не отпустят. Да и Кейран сам наверняка не захочет отпускаться, – ворчала Мишель, медленно спускаясь по лестнице, пытаясь оттянуть неизбежный момент встречи с Галеном. На крыльцо, по которому, подгоняемые игривыми порывами ветра, скользили красно-розовые лепестки еще не отцветшего кизила, она вышла мрачнее тучи и в еще более дурном настроении, чем проснулась. С трудом заставила себя кивнуть Галену в ответ на приветственную улыбку. Поежилась оттого, как при ее появлении у Донегана заблестели глаза. Ну точно, как у раба, которого неделю морили голодом в наказание за прожорливость. Лишь чудом нашла в себе силы протянуть ему руку, забираясь в коляску. Митенки из тонкого кружева не спасли от дрожи, пробежавшей по телу, когда их пальцы соприкоснулись. Раньше ей нравилось, когда Гален ее касался. Это будоражило, отзывалось внутри какой-то приятной щекоткой и почти что детским восторгом. Теперь же волнение это приняло совсем другой характер, и все в Мишель воспламенялось. Но только не от желания быть с Донеганом рядом, а от отчаянной потребности оказаться от него как можно дальше. – Надеюсь, ты голодна. – Гален устроился напротив Мишель и приказал кучеру трогаться. – А если даже и нет, разве это имеет значение? – Не надоело показывать коготки? – Улыбка уверенного в себе человека, хозяина положения. Которому Мишель не терпелось подпортить настроение. – Как идет подготовка к свадьбе? Каково это – быть почти женатым? Флоранс считает дни до того, как навсегда свяжет свою жизнь с твоей. Их, этих дней, уже немного осталось. Беззаботную улыбку сменило мрачное выражение, будто тень наползла на лицо Галена. Выехав за ворота, коляска покатилась по изрезанной колеями дороге, поднимая за собой красные облака пыли. Прячась от солнца под зонтиком, Мишель ждала ответа и готова была поклясться, что видит, как в душе у Галена устраивают пляски демоны. – Если было бы можно, я бы тотчас разорвал помолвку с твоей сестрой и женился на тебе, Мишель. – Он резко подался вперед и, прежде чем она успела отстраниться, жадно припал к ее руке в поцелуе. Вскинув на пленницу горящий взгляд, прошептал хрипло: – Чтобы все узнали, что ты принадлежишь мне. Мишель вырвала руку, вжалась в спинку сиденья. – И вовсе я тебе не принадлежу! Ответом ей была кривая усмешка. Она крепче сжала зонтик, решив в случае чего обороняться им от Донегана. Так себе, конечно, оружие, но все же лучше, чем никакого. Бросила по сторонам затравленный взгляд, бессознательно ища спасения: позади и далеко впереди, до самой размытой кромки горизонта, простиралась свежевспаханная земля, засеянная семенами хлопка. Молодые побеги только начинали пробиваться из-под пенящейся красными волнами плодородной почвы, изо всех сил тянулись к солнцу, бледным пятном отпечатавшемуся на ясном, без единого облачка небе. Мишель пожалела, что не захватила с собой веера. А Гален не удосужился взять раба, чтобы тот обмахивал их во время пыточного обеда. Наверное, не хотел, чтобы кто-нибудь нарушал их уединение. Она еще крепче сжала зонтик, рискуя сломать деревянную ручку. Некоторое время они хранили молчание, и Мишель сходила с ума под пристальным, цепким взглядом чужого жениха. Наконец, не выдержав, спросила: – Скажи, почему тогда она? Флоранс. Зачем жениться на той, к которой ничего не испытываешь? Все из-за наследства? Так ведь и меня родители без приданного не оставят. Да и вы куда богаче нас и тех же О’Фарреллов, вместе взятых. Не зря же твоего отца называют королем хлопка. Лицо Галена приняло печально-задумчивое выражение. – Дело не в деньгах, Мишель. И никогда в них не было. – Но тогда в чем? – Она поколебалась с мгновение, а потом, расхрабрившись, выпалила: – Я знаю, это как-то связано с твоей семьей! Как брак с Флоранс может спасти твоих сестер? Спасти от чего? Несколько секунд Гален гипнотизировал ее меланхоличным взглядом, а потом, легонько щелкнув свою любознательную визави по кончику носа, произнес наигранно-беззаботным тоном: – Любопытная малышка. В нашем с Флоранс союзе нет ничего удивительного. Все уже давно было решено нашими родителями. – И вовсе не было! – порывисто возразила Мишель, борясь с желанием стукнуть Галена по голове зонтиком. Может, тогда у него прочистятся мозги и он перестанет дурить ей голову. – Еще несколько месяцев назад ты знать не знал о существовании моей сестры! – Вообще-то, мы знакомы с детства. – Но ты никогда не обращал на нее внимания. Виделись ли вы на скачках, суаре или общественных чтениях, Флоранс значила для тебя не больше, чем какой-то там старый подсвечник или дурно написанная картина. И тут аж целое предложение руки и сердца! Оно было неожиданным не только для сестры, но и для моих родителей. Для всех нас! «Особенно для меня», – с горечью добавила про себя она, вспоминая, как ревела всю ночь после того, как Гален Донеган сделал старшей Беланже официальное предложение. – Я не совсем точно выразился. Моему отцу Флоранс всегда нравилась, вот он и подумал, что она составит мне хорошую партию, – сквозь зубы процедил Гален, явно придумывая объяснения на ходу. – А ты взял и так легко согласился… Но я все равно не понимаю, при чем здесь твои сестра и кузина? – заикнулась Мишель снова, даже несмотря на то что глаза Донегана уже напоминали грозовое небо. Он сам походил на ненастье. Пасмурный промозглый вечер, от которого так и хотелось укрыться возле затопленного камина. Чтобы прогнать бегущие по коже мурашки и перестать вздрагивать от каждого липкого взгляда. Но такой роскоши – спрятаться от Донегана – Мишель не могла себе позволить. – Хватит об этом, – отрезал он, прервав тем самым тяготивший его разговор. Отвернулся, сосредоточив все свое внимание на бескрайних владениях Донеганов. Неудовлетворенная результатами беседы Мишель все же не рискнула продолжать расспросы и была вынуждена довольствоваться хотя бы тем, что Гален перестал пожирать ее глазами. Они расположились под сенью деревьев в небольшой рощице у самой кромки протекавшего вдоль нее ручья. Глухое, тихое место. «Уединенное», – с ужасом подумала Мишель, глядя вслед удаляющемуся слуге, которому было велено снести к ручью корзину и дожидаться их в коляске на солнцепеке. Пока хозяин будет наслаждаться обществом своей «гостьи». И ладно бы только обществом… Мишель подняла глаза, сделав вид, что рассматривает пышные кроны, листья которых сплетались у них над головами кружевными полотнами. Затем бросила камешек в воду: бульк, и глянцевая поверхность ручья пошла рябью. Отражение росшего на берегу дерева, как будто являвшееся его продолжением, смазалось, разбегаясь кругами. А потом все снова стало прежним. Как и ее тюремщик, вдруг вспомнивший, что ему вменяется одаривать пленницу назойливым вниманием. – Я голодна, – нарушила тягостное молчание она и принялась следить за тем, как Гален не спеша достает из плетенки запеченную в винном соусе голубятину, салат из креветок, пирог из сладкого картофеля и столь любимые Мишель пончики бенье в качестве десерта. Она потянулась за кусочком пирога и почувствовала, как пластины китового уса больно впиваются ей в ребра. Охнула тихонько и услышала обеспокоенное: – Все в порядке, Мишель?