После того как гость уехал (спрятавшись за занавеской, Мишель провожала его взглядом, пока коляску не поглотила тьма кедровой аллеи), к ней в комнату поднялась Аделис. – Ты правда этого хочешь? – спросила она с порога. – Что вы ему ответили? – Обернувшись на звук материнского голоса, Мишель замерла в напряженном ожидании. – Донеганы очень настойчивы, и породниться с ними было бы для нас большой удачей. По крайней мере, раньше мы так считали. А сейчас… – Аделис грустно улыбнулась и, взяв Мишель за руку, потянула ее за собой, безмолвно предлагая устроиться на кровати. – Ты действительно желаешь этого брака? Гален говорит, что был влюблен в тебя задолго до того, как сделал предложение Флоранс, и что к этому его принудил отец. Мистер Донеган подтвердил его слова и вроде как раскаивается в своем упрямстве. Пусть так. Но сейчас меня волнует другое… Мишель, ты и правда его любишь? Настолько, что готова ради него разрушить отношения с сестрой? Мишель глубоко вдохнула, собираясь с мыслями и силами. Впрочем, последних в ней уже не осталось. Она чувствовала себя разбитой, и единственное, о чем мечтала, – это скорее остаться один на один со своими переживаниями. Но сначала придется снова солгать. Не позволить матери усомниться даже на мгновение в искренности ее чувств. Иначе, если поймет, что Мишель напугана и сомневается, начнет давить, выспрашивать. Ни за что не отступит, пока не выяснит, что с ней на самом деле творится. Мишель ощущала себя сейчас как никогда уставшей и больше была не в состоянии держать оборону. Наверняка не выдержит, сломается и во всем сознается. А этого она допустить не могла. – Вы ведь потому и отправили меня в Доргрин, чтобы мои… чувства к Галену притупились на расстоянии. Но вот я дома, а он свободен. И я буду счастлива стать его женой. – На последнем слове все внутри Мишель сжалось, обожгло болью, как если бы ей в горло плеснули кипятком. Резко вздохнув, она натянуто улыбнулась матери и повторила немного охрипшим голосом: – Я готова стать одной из Донеганов. Поджав губы (она всегда так делала, когда была чем-то расстроена или разочарована), Аделис Беланже поднялась. – Что ж, тогда решено! На днях объявим о помолвке и будем готовиться к свадьбе. А пока тебе стоит перебраться в другую спальню. Серафи уже готовит постель, завтра туда перенесут твои вещи. Мишель понимающе кивнула. Опустив голову, поинтересовалась вполголоса: – Как Флоранс? К ужину сестра не вышла и как выскочила из спальни после их ссоры, так больше в нее и не входила. – Ей нужно время, чтобы успокоиться, – мягко проговорила Аделис. – Когда-нибудь она поймет, что было бы неправильно вставать на пути у вашей любви, и простит. И тебя, и его. А пока что вам лучше не видеться. Возможно, она даже ненадолго нас покинет. – Отправится к дяде с тетей в Доргрин? – Мишель горько усмехнулась, находя в сложившейся ситуации какую-то злую иронию. – В Дальвинию. Флоранс желает больше узнать… о своей родной матери. – Было видно, что последние слова дались Аделис с трудом. – К тому же ей пойдут на пользу новые впечатления и знакомства. Мы с мистером Беланже сейчас раздумываем над ее просьбой. Пойдем, милая. – Она поманила дочь за собой. – Уже поздно. Устало кивнув, Мишель последовала за матерью в комнату, расположенную в другом конце коридора, понимая, что родители намеренно решили поселить ее как можно дальше от сестры и сделают все возможное, чтобы не допустить между ними новых ссор. Выпив принесенную Чиназой успокаивающую настойку из белого вина и лимонной мяты, Мишель заснула почти мгновенно. Надеялась, хотя бы этой ночью ей ничего не приснится, но до самого рассвета ей снился Гален в волчьем обличье. Не отпускающий, преследующий, подкрадывающийся, как если бы был охотником, а она – его жертвой. Глава 3 Спустя три дня Флоранс села на корабль в Сейфилде, что держал курс на Старые Земли. В Дальвинию, ставшую для нее одновременно и маяком, и спасительной гаванью. По крайней мере, Аделис и Вальбер горячо уповали, что их старшая дочь обретет там успокоение. А если Всевышний окажется к ней благосклонен, то и счастье. И чтобы этому поспособствовать, мистер Беланже настойчиво просил свою дальвинскую родню не только развлекать его дочь посещениями балов и театров, но и подыскать ей достойную партию. Мишель не вышла провожать сестру, понимая, что та не захочет с ней прощаться. И уж тем более не станет обниматься и целоваться. Возможно, когда-нибудь, когда вернется и обида поутихнет, им удастся восстановить хрупкий мир. Сейчас же он похрустывал у нее под ногами множеством осколков. Сразу после того как Флоранс покинула Лафлер, начались приготовления к помолвке. В доме Беланже не было отбоя от гостей, жаждущих поздравить новоиспеченную невесту. Не появлялся в стенах Лафлера лишь один гость, с мыслями о котором Мишель засыпала каждый вечер и просыпалась каждое утро. Которого ждала. Но Кейран Донеган не спешил проведывать спасенную им девушку, и той даже начало казаться, что за минувшие недели он успел позабыть о ее существовании. Быть может, увлекся какой-нибудь хорошенькой леди с соседней плантации. Или случилось чудо и он вспомнил, что с детства помолвлен с кузиной, с которой должен был обвенчаться уже этим летом. Несколько раз в Лафлер наведывался Гален, и Мишель приходилось отправляться с ним на прогулку в сопровождении Серафи или какой другой служанки. Беланже, обеспокоенные репутацией дочери, согласившейся на брак с Донеганом, теперь с особым рвением принялись блюсти ее честь. Чему Мишель была только рада. Ей совсем не нравилось оставаться наедине с Галеном. Пусть он и обращался с ней с безукоризненной галантностью и единственное, что себе позволял, – это касаться ее руки губами, приветствуя и прощаясь, Мишель тревожил темный, тяжелый взгляд серых глаз, который она так часто на себе ощущала. Одной из малочисленных отрад стали поездки в Нью-Фэйтон к модистке на примерку платья для помолвки. – …А как закончу с этим, сразу возьмусь за подвенечное, – кружа вокруг невесты, проговорила мадам Лувуази – тучная женщина, шею которой вместо бус обвивал сантиметр, а пышная юбка больше походила на панцирь дикобраза – была вся утыкана иглами и булавками. Вроде той иглы, что столько времени проторчала в вольте. Мишель тряхнула головой, отгоняя неприятные мысли, и услышала очередную просьбу: – Покрутитесь-ка, мисс Беланже. Да, вот так. Отлично! Платье было почти готово. Из блестящего шелка, бледно-розовое – как любила повторять портниха, под цвет ее нежных щечек. Обильно украшенное тончайшим дальвинским кружевом, отчего Мишель самой себе напоминала цветущую азалию. Ту, у которой нежно-розовая сердцевина и белая кайма по краю лепестков. – Вы в нем совершенно очаровательны! – растроганно воскликнула мадам Лувуази, прижимая руки к своей широкой груди. – А в подвенечном будете еще краше! Вот увидите, моя птичка, все холостые мужчины графства будут локти кусать от зависти, что именно мистеру Донегану досталась такая красавица. «Интересно, а другой мистер Донеган будет их кусать или даже не вспомнит об этой помолвке?» – мысленно хмыкнула Беланже. И снова, не способная совладать с чувствами, что накатывали внезапно и бороться с которыми никак не получалось, взволнованно подумала о завтрашних танцах в «Белой магнолии». Может, и его туда пригласят… Впрочем, нет! Пора прекращать о нем вспоминать! В тот день Мишель покидала мастерскую в растрепанных чувствах. С одной стороны, ей было приятно кружиться перед зеркалом и любоваться отражением в зеркале – прехорошенькой семнадцатилетней девушкой. С другой… Она с детства мечтала о свадьбе, о том, как будет готовиться сначала к помолвке, а потом и к венчанию, пребывая в радостном возбуждении и считая дни до самого главного торжества в ее жизни. Но вот свадьба приближалась, а места для радости в ее сердце не осталось. Мастерская мадам Лувуази располагалась на одной из самых тихих улочек города. Если бы не пестрая вывеска на углу дома, никто бы никогда и не догадался, что в этом крошечном переулке расположилась лучшая швея во всей округе. Поглощенная своими мыслями, Мишель шла чуть впереди, следом за ней семенила Серафи, рот у которой, когда они оставались одни, не закрывался ни на минуту. Вот и сейчас верная служанка тараторила без умолку, представляя вечер в «Белой магнолии», на который она конечно же будет сопровождать свою госпожу. – Я бы на вашем месте, мисс Мишель, надела то сиреневое платье с камелией и воланами. Очень уж оно вам идет. Я вам еще волосы красиво подберу… – запнувшись, Серафи тоненько вскрикнула. И только тут Мишель заметила, как из-за поворота показался крупный детина в низко надвинутой шляпе. Она скользнула по нему взглядом и почувствовала, как душа уходит в пятки: прямо на нее, щерясь тьмою, смотрело дуло пистолета. Мишель и сама не поняла, что произошло. За мгновение до того, как прогремел выстрел, она сжала в кулаке холщовый мешочек с землей Лафлера, которую после возвращения домой всегда носила с собой. Так ей было спокойнее, так она чувствовала себя увереннее, когда запястье перехватывал витой шнурок и оберег, спускаясь по руке, ложился в ладонь. Без него она не покидала пределов поместья и сейчас, когда время, казалось, остановилось, горячо пожелала, чтобы рука бандита дрогнула и пальцы предали его в последний момент. Пронзительный свист разорвал сонную тишь переулка, а следом в нее ворвался истошный крик Серафи. Все смешалось: голоса мужчин, привлеченных шумом, ржание лошадей, звяканье колокольчика, дернувшегося в момент, когда дверь в швейный салон распахнулась. – Матерь божья! – ахнул кто-то у Мишель за спиной. Последнее, что она успела заметить, – это исчезающего в подворотне громилу и отброшенный к стене дома пистолет. Вот он блеснул на солнце, как будто заговорщицки подмигивая, и Мишель почувствовала, что ноги ее не слушаются. Кажется, ее успела подхватить Серафи. Или то была портниха… А может, кто-то из мужчин, лица которых кружили перед глазами, постепенно расплываясь и стираясь, пока Мишель окончательно не утратила связь с реальностью. – Меня ранили? – открыв глаза, взволнованно спросила Мишель. – А с Серафи что?! – всполошилась она, вспомнив, как отчаянно кричала служанка. – С ней все в порядке. И с тобой тоже, – ласково погладила дочь по щеке Аделис. Мишель тихонько вздохнула, наконец осознав, что находится в своей спальне, в которую перебралась сразу после отъезда Флоранс. Ветер лениво треплет занавески на окнах, и солнце по-прежнему светит ярко. Значит, в беспамятстве она находилась не так уж долго. – Ты просто сильно переволновалась, вот и потеряла сознание. Тебя осматривал мистер О’Доннелл, сказал, что все хорошо. – А что же тот мужчина? Который стрелял в нас. – Мишель благодарно улыбнулась старой Чиназе, стоявшей около хозяйки с подносом в руках. Словно прочитав мысли своей воспитанницы, рабыня подала ей бокал мятного джулепа, хоть обычно родители Мишель бурбон даже нюхать не разрешали. Но сейчас, видимо, рассудили, что несколько капель пойдут дочери на пользу, помогут успокоиться. Сделав глоток, Мишель отставила бокал (от льда неприятно кололо холодом кончики пальцев) и откинулась обратно на подушки. – Он успел скрыться, – мрачнея на глазах, проговорила Аделис и тут же поспешила заверить: – Но его ищут. Хвала Всевышнему, мимо салона мадам Лувуази как раз проходили мистер Рутледж с двумя джентльменами, они-то его и спугнули. Она поспешила спрятать дрожащие руки в складках юбки, должно быть, в тот самый момент подумав, что было бы в случае, не окажись поблизости владелец «Белой магнолии», к которому они были приглашены на танцы в эту субботу. – Я послала Бернса к Донеганам. Мишель чуть слышно застонала. – Мама, не надо было! – Они так или иначе узнали бы. И разве тебе будет неприятно, если тебя навестит Гален? Мишель закусила губу, надеясь, что легкая боль поможет скорее прийти в себя и заставит заработать мозг, который так не вовремя отключился. – Конечно, приятно. Но лучше не сегодня. Я так слаба. Да и вообще мне бы не хотелось, чтобы Гален лишний раз за меня тревожился. – Что ж, ему будет полезно, – усмехнулась хозяйка Лафлера. Услыхав, как снаружи скрипит колесами повозка, она поднялась и подошла к окну. – Это Гален? – У Мишель появилось желание забраться с головой под одеяло. – Бернс вернулся, – пробормотала Аделис и нахмурилась. – А это кто еще? Решив, что уже достаточно окрепла, Мишель соскользнула с постели и встала рядом с матерью.