Но ведь девка так и так должна была подохнуть! – Думаешь, тебе, старик, хватит сил со мной тягаться? – пренебрежительно хмыкнула Королева. Сейчас она сильна как никогда и уж точно не станет пугаться какого-то паршивого зверья! Тафари смиренно опустил голову. – Не хватит, и я это признаю. – Еще один шаг за черту круга, потревоженную поднявшимся ветром, беспокойно зашумевшим в кронах деревьев. – Мне. Одному. А здесь, как ты, наверное, уже заметила, нас много. – Я не уйду, – вскинула голову Королева. – Или из этих краев, или из этого мира, – чуть слышно проговорил Тафари. – Не уйду, – тихо, но твердо повторила Мари Лафо. – Это мой дом. Пространство вокруг нее сокращалось – колдуны подступали все ближе. Оборотень следовал за ними, мягко переступая с лапы на лапу. Она видела его голодный взгляд, в котором явственно читалось желание кого-нибудь растерзать. Однако, несмотря на чары, с годами Сагерт Донеган научился сдерживать свои порывы, что раньше ее доводило до бешенства. Теперь же колдунья надеялась, что сила воли этого мужчины окажется сильнее его инстинктов. – Твой дом, – эхом отозвался бокор, – который ты осквернила тьмой. Ты, гниль, Мари, запачкавшая весь наш род. Тафари смотрел ей в глаза. В них, как в зеркале, отражался страх, навеянный его чарами. Видения, которых не существовало, но которые сейчас казались Королеве Нью-Фэйтона реальнее самой реальности. Попав в клетку собственного разума, мамбо безвольно осела на землю. Сжалась, обхватила руками колени и замерла, пытаясь сопротивляться, но понимая, что ей не выстоять против всех ополчившихся на нее колдунов графства. – Мы отпустим тебя, Мари. Но прежде чем уйти, ты покаешься во всех своих грехах. Волк замер у ног бокора, словно приготовился слушать, и Тафари жестко приказал: – Говори, Мари. Мишель ждала, что за несколько мгновений до мучительной смерти перед глазами у нее промелькнет вся ее жизнь. Именно так происходило в романах, которые она любила читать. Но ничего, что обычно описывалось в книгах, с ней не случилось. Она не увидела своего прошлого, ни далекого, ни недавнего, благодаря событиям которого из капризной бунтарки она превратилась в девушку, безотчетно влюбленную в оборотня. Чудовище. Которое вот-вот вонзится в нее своими клыками. Будет рвать ее плоть, пока дух ее не покинет это истерзанное пристанище. И неизвестно, что будет болеть сильнее: тело, раздираемое хищниками, или душа за любимого мужчину. Ведь когда он очнется и вспомнит о том, что случилось… – Я прощаю тебя, – прошептала Мишель, смиряясь перед неизбежным. Она готовилась испытать боль, какую прежде никогда не испытывала, но так ничего и не ощутила. Только услышала, как совсем близко зарычали два хищника: один волк преградил дорогу другому, глаза которого, словно напитавшись кровью, сверкали во тьме рубинами. Все, что произошло дальше, заставило Мишель отползти в сторону и вжаться в выступающую из влажной земли корягу. Зверь, подкравшийся к желанной добыче сзади, снова и снова пытался к ней подступиться, но желтоглазый не давал ему приблизиться. Ей отчаянно хотелось верить, что они так и продолжат кружить друг против друга, пока первые лучи восходящего солнца не заставят полную луну поблекнуть и Донеганы не станут Донеганами. Но до рассвета еще было слишком далеко, а терпения у волка с налитыми кровью глазами становилось все меньше. Мишель это поняла, когда, приникнув к земле и коротко зарычав, оборотень бросился на ее защитника, и оба, издавая леденящие душу звуки, сцепились в схватке. Мишель никогда не доводилось видеть дерущихся волков, и сейчас она боролась с желанием зажмуриться и заткнуть уши. Только бы не становиться этому кошмару свидетельницей. Она отдала бы все на свете, лишь бы хищники, вгрызавшиеся друг в друга с исступленной яростью, опомнились и перестали полосовать друг друга когтями. – Пожалуйста, успокойтесь, – шептала она, словно молитву, с ужасом прижимая к лицу руки. – Пожалуйста, не надо! Прекратите! Но звери не могли ее слышать, подвластные сейчас лишь инстинктам. Мишель жалела, что у нее нет с собой пистолета. Она бы выстрелила в небо, и, возможно, это поубавило бы пыл охотников. Которые, казалось, еще немного – и загрызут друг друга до смерти. Ах, как же она мечтала об оружии, что привело бы этих двоих в чувство! Будто откликаясь на ее мысли, совсем близко послышались голоса и раздался выстрел, распугавший схоронившихся в кронах деревьев птиц. Дальнейшие события уложились в короткие секунды. Мишель увидела показавшегося на вершине склона мужчину, в свете луны неестественно бледного и взволнованного. А вот оружие у него в руке она заметить не успела. Краем сознания лишь отметила молниеносное движение сбоку – один из волков бросился к ней. Не чтобы причинить ей боль, а чтобы снова встать на ее защиту. И ее оглушило выстрелом. – Отец, нет! – в отчаянии прокричала Мишель, рванувшись вперед, но было поздно: пуля нашла свою жертву. А из нее, как оказалось, вышла плохая защитница. Мишель рухнула на колени перед волком и почувствовала, как горячая кровь обжигает ей ладони. Глава 10 Месяц спустя «Дорогая Флоранс! Долгое время я не находила смелости написать тебе, да и сейчас мне недостает храбрости признаться во всем: рука моя дрожит, а в мыслях сплошная путаница. Знаю, я сильно тебя обидела, и мне не стоит надеяться на твое прощение. И все же в глубине души я буду продолжать верить, что когда-нибудь снова смогу называться твоей сестрой. Всего каких-то три месяца назад я и подумать не могла, что моя ошибка – сговор с Королевой Нью-Фэйтона – приведет к таким ужасным событиям. Но если бы в ту памятную ночь я не отправилась к Мари Лафо, чтобы приворожить Галена, ты бы вышла за него замуж. А вскоре…» Пальцы дрогнули, и темная клякса расползлась по бумаге. «…А вскоре ты бы погибла из-за проклятия Донеганов. Хотя о чем это я?! Нет и не было никакого проклятия! Жертвами лугару стали только двое: Даген Донеган и Каролина. Оборотни наказали их, и, наверное, наказали справедливо. Ее – за то, что была неверной женой. Даген же поплатился за свою жестокость. Он действительно был чудовищем. А еще глупцом. Таким же, как и я. Он попросил Мари Лафо об услуге (представляешь, она прожила почти целых два века!) – с помощью магии превратить его в самого преуспевающего плантатора Юга, сделать королем хлопка. Взамен колдунья потребовала немного: крови его и его первенца. Знал бы Даген, для чего ведьме нужна будет эта кровь, уверена, отказался бы от богатств и титула! Кровь Дагена и его сына в руках Лафо превратилась в незримые нити, которыми она крепко-накрепко привязала к себе все последующие поколения Донеганов. За которые дергала, влияя на них и управляя ими, как марионетками: мужчин превращала в одержимых жаждой убийства хищников, а их сестер, жен и дочерей держала в Блэкстоуне пленницами. Колдунье сыграла на руку история с проклятием лугару, и на протяжении многих десятилетий она поддерживала в сердцах Донеганов веру в то, что все они прокляты. Строго следовала сценарию созданной ею страшной сказки. Ты спросишь, зачем ей это было надо? Все очень просто: чтобы жить вечно и при этом оставаться молодой. Чтобы Повелитель смерти не пришел за ней, она откупалась от него жертвами: тех несчастных, которых раз в месяц убивали созданные ею охотники. У девушек этой семьи она забирала красоту и здоровье. Медленно, понемногу отнимала у них молодость. А потом безжалостно убивала. Когда бедняжкам исполнялось двадцать три – так ее вмешательство в их жизнь оставалось незаметным. Смерти девушек в возрасте, в котором умерла Каролина, удачно вписались в историю проклятия лугару. Но ты не бойся, дорогая Флоранс, и смело возвращайся домой! Мари Лафо больше никому не навредит. Тот, кому она так рьяно служила долгие годы, Барон Суббота, вырыл для нее могилу. Ее же собственное племя ополчилось против нее. Уж не знаю, было ли тому причиной то, что она творила, переступая все мыслимые и немыслимые границы, а может, щедрое вознаграждение, которым одарил каждого колдуна и каждую ведьму в округе нынешний король хлопка. Насколько мне известно, ее должны были отпустить, но мистер Сагерт, узнав, по чьей вине страдала его семья, распорядился иначе: Мари Лафо погибла от клыков созданного ею же чудовища. Но мне ничуть не жаль ее, ведь из-за нее страдали рабы Донеганов и многие другие невинные. Могла погибнуть и ты, выйдя замуж за Галена, а я стала для нее временным источником красоты и силы. С каждым годом, чтобы поддерживать в себе жизнь, Мари требовалось все больше жертв, все больше юных девушек, которые могли бы поделиться с ней молодостью. Аэлин и Катрины ей стало недостаточно, поэтому она использовала дурочек вроде меня. Тех наивных глупышек, которые обращались к ней за помощью. Как видишь, я оказалась сполна наказана за свою ошибку. К счастью, со смертью Мари Лафо ее страшные чары развеялись. Так что и с Аэлин, и с Катриной все теперь будет в порядке. Жаль, мне не довелось увидеть, как они впервые вышли за ворота Блэкстоуна. Могу себе представить, какой их переполнял восторг и сколько радости читалось в глазах! Я искренне верю, что путешествие в Старые Земли хотя бы частично окупит годы их заточения. Сейчас они вместе с мистером Сагертом плывут в Дальвинию, и, возможно, в самом ближайшем будущем ты повстречаешься с ними на каком-нибудь светском приеме. Гален же отправился в Эйландрию к своей дальней родне. От меня подальше. Что ж, надеюсь, и он тоже когда-нибудь сможет меня простить… Радует, что хотя бы Аэлин на меня не злится. Ее мысли полны дальвинскими месье, с которыми ей еще предстоит познакомиться, и ей нравится чувствовать себя свободной. Да и я не держу на нее обиды. Не мне ругать ее за то, что доверилась Бартелу и совершила ошибку. Тем более что зелье Мари Лафо так и не подействовало на Кейрана. Его любовь ко мне оказалась сильнее злых чар ведьмы». Мишель вздохнула и обмакнула в чернила кончик пера, чтобы продолжить свою исповедь.