– Это правда? – Крячко перевел взгляд на начальника изолятора. – В какой-то степени, – замялся тот. – Технически в момент задержания Шаповалов уже покинул территорию ограбленного особняка, его взяли возле забора, а украденные из особняка ювелирные украшения он успел скинуть в ближайшие кусты, где их и обнаружили оперативники. Гуров и Крячко переглянулись. Им, как опытным операм, было понятно, что в данных обстоятельствах козыри на руках у адвоката. Преступник успел покинуть место, где совершил ограбление, да еще и награбленное скинул. На косвенных уликах далеко не уедешь. – «Чистосердечка» была? – уточнил Крячко. – Вначале, – ответил Осокин. – Это, а также изменение внешности, чтобы проникнуть в дом, послужило поводом к задержанию. – Он изменил внешность? – переспросил Крячко. – Разумеется, на то он и Хамелеон, – подтвердил Осокин. – Парни, которые его брали, предложили подписать «чистосердечное», он согласился. А потом с ним адвокат поработал. – Если вы имеете в виду, подписал ли мой подзащитный бумагу, где чистосердечно признается в совершенном ограблении, то можете быть уверены, она уже аннулирована, – игнорируя заявление начальника СИЗО, заявил Ципиков. – И я не позволю оскорблять честь и достоинство моего клиента нелестными высказываниями в его адрес. В нашей стране каждый гражданин имеет право как угодно изменять внешность, если данный акт не имеет злого умысла. – И умысла, конечно, не было, – усмехнулся Стас. – Все это мы могли бы обсудить в суде, но, как видно, вам это невыгодно. Быть может, его исчезновение на руку правоохранительным органам? – внезапно произнес Ципиков. – Быть может, это нападение организовано для того, чтобы не допустить слушания дела Шаповалова в суде? – Вы на что это намекаете? – вспылил полковник Осокин. – Хотите сказать, что это мы организовали нападение на автозак, убили двух лучших конвойных и забрали Хамелеона? Да вы в своем уме?! – Почему вас так шокирует мое предположение? Ведь вы-то, нисколько не стесняясь, обвиняете моего подзащитного в том же самом! – выдал Ципиков. – Послушайте, так мы далеко не уедем, – прервал зарождающийся скандал Гуров. – Обоюдные обвинения нас никуда не приведут, с этим, надеюсь, все согласны? Вот и хорошо. Господин Ципиков, вам придется на какое-то время покинуть кабинет. Вы потребовали от меня и моего напарника ознакомить вас с планом разыскных мероприятий, так что будьте любезны не мешать нам делать свою работу. Сейчас вы выйдете отсюда и будете ждать своей очереди. Сначала мы побеседуем с начальником следственного изолятора, зададим ему все необходимые вопросы, чтобы выяснить обстоятельства, предшествовавшие нападению. А затем пригласим для беседы вас, и вы сможете обстоятельно представить нам все доводы, доказывающие непричастность вашего клиента к произошедшему инциденту. Надеюсь, возражений не будет? Ципиков задержался всего на пару секунд, чтобы собрать со стола приготовленные бумаги, после чего безропотно вышел из кабинета. Полковник Осокин проводил его сердитым взглядом, но от комментариев воздержался. Гуров же, заняв стул адвоката, приступил к опросу, и начать решил с задержания Ивана Шаповалова. Отвечал Осокин обстоятельно и четко на поставленный вопрос, что упрощало дело. Гурову не приходилось возвращать его в нужное русло или прерывать неуместные воспоминания. Две недели назад, ровно в полдень, в дежурную часть поступил звонок. Звонивший сообщил, что в его дом проник вор. Он был сильно взволнован, настолько сильно, что на выяснение его имени и адреса времени у дежурного ушло раза в три больше, чем обычно требуется на обработку подобного вызова, поэтому на задержание опергруппа выехала с опозданием. К тому же оказалось, что речь идет о деревне Прудище, где не так давно начал зарождаться новый коттеджный поселок. От Твери до него километров десять, но и это лишняя фора преступнику. Затем еще нужный дом пришлось искать, так как опознавательные знаки как таковые на новых домах отсутствовали. Единственным ориентиром служили миниатюрные таблички с номерами участков, торчащие из земли на тонкой металлической ножке. Все эти факторы привели к тому, что к дому пострадавшего полицейский микроавтобус подъехал с опозданием, как раз в тот момент, когда вор понял, что пора удирать. Шесть человек, включая водителя и начальника опергруппы, видели, как мужчина в странном одеянии, более похожем на собачью шкуру, перелез через забор и бросился бежать к сосновому бору, расположенному буквально на заднем дворе коттеджа. Опера успели выскочить из машины и помчаться следом. Беглеца они взяли, уворованное из коттеджа нашли в паре шагов, в кустах. Вернулись в коттедж, отыскали хозяина, и он поведал им начало истории. В тот день у хозяина коттеджа, известного в определенных кругах оценщика антиквариата Вениамина Кальнобрицкого, должна была состояться встреча. Некий клиент из Твери назначил дату и место, пригласив Кальнобрицкого установить подлинность полотна кисти Бориса Кустодиева. Накануне юбилейного года на основе музейной площадки в Москве планировалась организация грандиозной выставки, посвященной творчеству художника. Клиент предложил организаторам экспозиции картину из фамильной коллекции, но экспертная комиссия, совершенно неожиданно для владельца картины, заявила, что работа является подделкой и потому не может быть выставлена. С мнением музейных экспертов клиент не согласился и решил провести независимую экспертизу, для чего вызвал в Тверь Вениамина. Установление подлинности картины – процесс длительный. При самом хорошем раскладе Кальнобрицкий должен был отсутствовать часов шесть, не меньше. На это, видимо, и рассчитывал вор, и так бы все и сложилось, если бы не стечение обстоятельств. Накануне дня проверки кустодиевской работы у Вениамина был так называемый «охотничий» день. В такие дни он наведывался к мелким скупщикам антиквариата. Иногда эти поездки приносили весьма щедрую добычу, но чаще оказывались пустыми. «На охоту» Вениамин брал свой «малый чемоданчик», где хранил инструменты для проведения ускоренной экспертизы на месте. Второй чемоданчик, именуемый «великим», он брал тогда, когда проводил работу за деньги. Но в этот день у мелких скупщиков он ожидал увидеть нечто уникальное, поэтому переложил часть оборудования из «великого чемоданчика» в «малый». Промашка Вениамина вскрылась только через несколько дней, в самый разгар экспертизы картины Кустодиева, и, чтобы не пасть в глазах клиента, Вениамин поспешил домой, пообещав вернуться со всем необходимым и закончить работу. А вернувшись домой, Кальнобрицкий увидел, что сигнализация на доме отключена. Сначала он решил, что в спешке забыл включить ее, но, подумав, отмел этот вариант. Тогда он начал обходить дом по кругу, заглядывая в каждое окно, и в одном из оконных проемов увидел, как некое существо поднимается по лестнице внутри его дома. Будучи владельцем немалого количества раритетных и уникальных, а заодно и жутко дорогих вещиц, Кальнобрицкий понял, что его грабят. Тогда он тихонько отошел от окна, спрятался за стену хозяйственной постройки и позвонил в полицию. В тот день фортуна была на стороне антиквара, к Ивану Шаповалову же она повернулась своей не самой приятной стороной. Окажись все нужные инструменты на месте, Хамелеон ушел бы, как и во всех предыдущих случаях. Но… случилось то, что случилось. Кальнобрицкий вернулся, полиция отреагировала как надо, и вор был пойман. Собрав улики и прошерстив дом на предмет отпечатков пальцев, опергруппа препроводила Хамелеона под стражу. О том, какую крупную рыбу принесло в сети тверским правоохранителям, выяснилось позже. Не успели оперативники порадоваться удаче, как явился адвокат Ципиков и заявил, что гражданин Шаповалов является его клиентом. А дальше все как по нотам: признательные показания аннулировали, свидетелей дискредитировали, улики осмеяли, а Иван Шаповалов из злостных преступников переквалифицировался чуть ли не в жертву полицейского произвола. Однако высокие столичные чины упускать дарованный шанс не собирались. Спустя две недели пришел приказ: этапировать задержанного Шаповалова в лефортовский изолятор временного содержания. Следователь подготовил бумаги, дежурный оформил передачу, после чего технически Хамелеон тверским операм больше не принадлежал. Но тут случилось нападение, Хамелеон исчез, а начальник следственного изолятора перешел в категорию свидетелей. Выслушав предысторию, Гуров приступил к выяснению обстоятельств недолгого пребывания Шаповалова в СИЗО. По словам полковника Осокина, за это время Хамелеон ни с кем, кроме адвоката, не общался. Сидел он в камере для подследственных-«первоходов», на прогулки выходил регулярно, от помывки в бане не отказывался, и вообще вел себя вполне адекватно. На подследственных, впервые попавших за решетку, полковник Осокин за время службы успел насмотреться. Оказаться в тюрьме – в любом возрасте испытание не из легких. Кто-то начинает буянить, требовать встречи с адвокатом, а то и с самим Верховным судьей. Кто-то впадает в депрессию, отказывается есть, не желает выходить из камеры на свежий воздух. Кто-то перестает следить за собой, не меняет белье, не чистит зубы и вообще не следит за гигиеной. Некоторые впадают в ступор: сидят или стоят на одном месте, не двигаются, ни на кого не смотрят и не разговаривают. Но Хамелеон таким не был. Ни намека на депрессию или повышенную агрессивность в его поведении не было. Арест его будто не касался. Он ел, пил, спал, и все это с неизменной доброжелательной улыбкой на губах. Целыми днями он сидел на корточках у стены и складывал фигурки из тетрадных листов, разрешенных к передаче в СИЗО. Если сокамерники задавали ему вопросы, он отвечал вежливо и отвлеченно, сам же к общению не стремился. Но у сокамерников к Хамелеону возник особый интерес. Даже не сидевшие люди хоть раз да слышали о воре-невидимке, отбирающем у богатых их дорогущие «игрушки». Они вспоминали истории, прочитанные в газетах, и приставали к Хамелеону, требуя комментариев. Тем не менее за время пребывания в изоляторе с ним ни один из подследственных не сблизился. В этом полковник Осокин был уверен, как и в том, что Шаповалов ни разу не попытался передать на волю записку своим подельникам. Он вообще не был уверен в том, что у Шаповалова когда-нибудь были подельники. Единственным звеном, связывающим Хамелеона с внешним миром, был его адвокат Анатолий Ципиков, и он утверждал, что его подопечный просто не мог планировать побег. Подозрение, что кто-то, сочувствующий Шаповалову, мог подкупить охрану, было малоубедительным. Конвойную бригаду выбирал сам полковник Осокин. Характеристики Бутунина и Думчева были сплошь положительными: никаких взысканий, никаких нареканий со стороны начальства, никаких жалоб от заключенных. В день, назначенный для перевозки, Бутунин и Думчев прибыли к положенному времени, передали документы для проверки, забрали заключенного, все строго по инструкции. Передачей заключенного руководил тоже Осокин. Автозак уехал, а спустя несколько часов дежурный районного отдела полиции принял звонок о происшествии на сто пятой автостраде. Каким образом нападавшим стала известна дата этапирования, Гурову и Крячко еще предстояло выяснить. Глава 3 Допросы и беседы закончили лишь к десяти вечера. Много времени отняла беседа с адвокатом. На словах Анатолий Ципиков выражал искреннее желание к сотрудничеству, но на деле вертелся, как уж на сковородке, пытаясь убедить Гурова и Крячко в непричастности своего подопечного к происшествию на мосту и не подставить его по предыдущему эпизоду. С его слов действительно выходило, что затевать побег Шаповалову не было никакого резона. Все улики, собранные против него, являлись всего лишь косвенным доказательством. Были случаи, когда обвинение выносило положительный вердикт, опираясь на совокупность косвенных улик, но Ципиков был уверен, что это не тот случай. По сути, что мог предъявить подзащитному Ципикова прокурор? То, что он находился в поселке Прудище в тот самый час, когда в дом антиквара проник вор? Но ведь взяли его не в доме, а в лесополосе. Почему бежал? Незнакомая машина резко остановилась на пустынной улице, из салона выскочили парни с автоматами наперевес, любой на месте Шаповалова испугался бы и побежал. Зачем столь странный костюм? Хотел пофоткаться на фоне природы и выложить в соцсети, в определенных кругах это довольно популярно. Почему так далеко ушел от машины, найденной в двухстах метрах от дома Кальнобрицкого? Да потому что гулял, и машина лишь подтверждает версию Шаповалова. А то, что полицейские в один голос утверждают, будто видели, как подзащитный Ципикова перелезал через забор? Так это не более чем инсинуации. Кому-то что-то показалось, а полиции позарез «козел отпущения» понадобился, вот и схватили первого встречного. Вот как Ципиков собирался представить причины задержания в суде. А что же с уликами? Их-то как раз и не было. В доме отпечатков пальцев Шаповалова не нашли, на украденной коллекции и подавно. Веревочная лестница, переброшенная через забор, к Шаповалову тоже не привела. Куплена она была явно не за неделю до ограбления, поэтому можно было и не мечтать отыскать продавца, который бы опознал в покупателе Ивана Шаповалова. Украденное успел сбросить. А собачью шкуру, в которую нарядился Хамелеон, к делу, как улику, не подошьешь. И сколько ни пытались полковники Гуров и Крячко вызвать Ципикова на откровенность или спровоцировать к случайному признанию, ничего из этого не вышло. Распрощавшись с адвокатом, Гуров вытребовал у Осокина провести хотя бы короткие встречи с каждым из сокамерников Шаповалова, а Крячко отправился опрашивать друзей и коллег погибших охранников. Но и это пользы не принесло. Ни сокамерники, ни коллеги-охранники подозрений не вызывали. Ровно в двадцать два ноль-ноль московские эксперты прислали отчет, что дало повод Гурову и Крячко уединиться в отведенном им кабинете и тщательно все обдумать. – Не понимаю, для чего все это Шаповалову? – листая записи опросов, ворчал Стас. – Ведь ясно же, он не из тех, кто устраивает бойню ради достижения цели. Да и в чем тут цель? Что до меня, так я считаю побег несусветной глупостью. Даже страх перед тюрьмой не мог бы меня до такого довести. Может, стоит прислушаться к словам Ципикова? – Может, и стоит, – согласился Лев. – Непонятно, чего ради они решили отправить Шаповалова в Москву? Неужели думали, что столичные следователи распорядятся скудными уликами лучше местных? Там и распоряжаться-то нечем. Разве что собачьей шкурой, которую он напялил на себя, – вслух рассуждал Станислав. – И зачем она ему понадобилась? – Чтобы собаки след не взяли, – объяснил Гуров. – Запах псины должен был отбить запах самого Шаповалова, вот и все. – Он что, заранее побеспокоился о том, что по его следу могут пустить собак? – удивился Крячко. – В доме мог остаться его запах. А так, даже такая слабая улика, и та отсутствует. Но беспокоит меня не это. Способ нападения на автозак, вот моя забота. – А что с этим не так? – Взрыв самодельной дымовой шашки, два одиночных выстрела точно в центр лба, все это не кажется тебе знакомым? – Я об этом еще не думал, – ответил Крячко. – Но сейчас, когда ты это сказал… – «Стрелки-инкассаторы», – произнес Гуров. – «Стрелки-инкассаторы», – в унисон ему высказался Крячко. На долю секунды в кабинете воцарилось напряженное молчание, а потом Крячко словно прорвало. – Точно! И как это мне самому в голову не пришло! – возбужденно заговорил он. – Ведь они так и действуют: устанавливают на пути следования инкассаторской машины «ловушку-дымовуху», вынуждают водителя остановить машину и выйти на дорогу, а потом – бац-бац, пара выстрелов в упор, и касса у них в кармане. И автоген, и ножницы по металлу. Все, как под копирку. – И я о том же, – поддержал его Лев. – Разница лишь в том, что на этот раз их целью оказался тюремный автозак. И это странно. Речь шла о банде, которую в оперативных сводках называли условным названием «Стрелки-инкассаторы». Банда появилась в Москве всего шесть месяцев назад, но уже успела совершить ряд громких и дерзких преступлений. Они нападали только на инкассаторские автомобили, весьма продуктивно, надо признать. Их ни разу не поймали, а свидетелей они не оставляли. – Непонятно, зачем им понадобилось освобождать Хамелеона? Думаешь, он мог сговориться с ними? Проплатить свое освобождение? – предположил Крячко. – Тогда это вдвойне глупо, – пожал плечами Лев. – Его дела не были так плохи, чтобы связываться с убийцами. – Да, но как он мог с ними связаться? Есть только один вариант: адвокат Ципиков служил связующим звеном между Хамелеоном и «Стрелками». Только он мог поспособствовать этому. – Не думаю, – возразил Гуров. – У меня создалось впечатление, что Ципиков искренне разочарован тем, как повернулось дело. Он мог заработать хорошую славу, добившись оправдательного приговора для Хамелеона. Зачем ему помогать тому с побегом? – Деньги, друг мой, в таких вопросах дело всегда в деньгах, – заявил Стас. – Что до Шаповалова, он мог просто запаниковать. Одно дело – ждать суда в тверском СИЗО, и совсем другое – попасть в «Лефортово», где власть в руках тех, кто на короткой ноге с высокими чинами. Не забывай, сколько краж он совершил до того, как попался. Ты сам читал список его жертв, впечатляющий списочек, не так ли? Думаешь, они удовольствовались бы оправдательным приговором? Да они бы на все пошли ради того, чтобы узнать, кому он перепродал их драгоценные раритеты. Доказательство тому – перевод в «Лефортово». – И все равно мне не верится, что Шаповалов стал бы связываться с убийцами, – с сомнением покачал головой Лев. – Адвокат, кстати, тоже вряд ли на это подписался бы. – Тогда что, по-твоему, произошло на шоссе? – Похищение – самое адекватное объяснение, как ни странно это звучит. – Но зачем кому-то похищать Хамелеона? – недоумевал Крячко. – Этого я не знаю. Но намерен выяснить. Завтра с утра вернемся на место преступления. Дождь наконец-то закончился, за ночь проветрит, будет легче искать. – Что искать, Лева? – Доказательства того, что Хамелеон исчез из автозака против своей воли, – ответил Гуров. – Или мы их найдем, или же придется распрощаться с надеждой отыскать следы Шаповалова, а заодно попрощаться с погонами. Солнце едва показалось из-за горизонта, а полковники уже были на месте. Повторный осмотр начали с деревни Старое Мелково. Гуров предположил, что в этом населенном пункте нападающие могли выставить что-то вроде наблюдательного пункта. От Мелково до моста, на котором произошло нападение, расстояние не более десяти километров, поэтому он и посчитал его максимально удобным для наблюдения. Свои предположения Лев высказал Крячко: – На месте нападающих я так бы и поступил. Оставил бы здесь человека, дал бы ему в руки удочку и посадил недалеко от моста. Деревня рядом, он бы сошел за местного жителя, решившего, что дождливая погода рыбалке не помеха. Конечно, вряд ли охранники из автозака обратили бы на него внимание, но хорошая «легенда» лишней не бывает. – Автозак минует Мелково, липовый рыбак делает звонок, и за то время, пока машина идет до второго моста, «Стрелки» успевают устроить свое шоу, так? – Надеюсь, что так, – кивнул Лев. – А что это нам дает? – Будем искать «рыбака». – Лева, каким образом ты собираешься это делать? Надеешься найти следы от червей, которых он сутки назад насаживал на крючок? Если он вообще что-то насаживал, – принялся ворчать Крячко. – Других рыбаков на реке наверняка вчера не было. – Вчера не было, а сегодня могут и появиться, – спокойно объяснил Гуров. – И они нам помогут. У рыбаков, знаешь ли, свои привычки, свои любимые места. И наблюдательности им не занимать. Если на их излюбленном месте хозяйничал посторонний, они это наверняка заметят. Нам остается лишь правильные вопросы задать. А вот, кстати, и первый претендент на беседу.