Я не отвечаю, и этого достаточно, чтобы подтвердить его подозрения. Есть вроде как кто-то еще. И это может быть не отношения — черт возьми, это может никогда и не быть отношениями, — но у меня это работает. Я мгновение наблюдаю за выражением его лица, чтобы убедиться, что он не подозревает, что этот кто-то другой — его отец, но на самом деле он больше ничего не говорит. Он просто выглядит… грустным. После того, как я рассталась с Бо, я наконец-то осталась наедине с собой и поняла, как сильно я скучала… по себе. Потому что рядом с ним меня не существовало. Он существовал как центр моей вселенной, а я была его тенью. — Давай я отвезу тебя домой, — говорю я, дотрагиваясь до его руки. Он торжественно кивает. Софи не было на улице, когда мы уходили, но я бы хотела, чтобы она была там. Я хочу, чтобы она увидела, как он уходит, чтобы она знала, что на самом деле все не так, как кажется. В машине Бо ведет себя тихо. Дом его мамы находится на противоположном конце города. Она живет в причудливом районе. Я никогда не встречалась ни с кем из его родителей до того, как мы расстались, но от одной мысли о встрече с ней, с этой женщиной, которая когда-то была замужем за Эмерсоном, у меня мурашки по коже. Когда мы подъезжаем к ее дому, он застывает на своем месте. — Я думаю, мой папа будет разочарован, — говорит он, и я начинаю паниковать. — Почему? Усмехнувшись, он добавляет: — Он явно пытался снова свести нас вместе, Шарлотта. Он произносит мое имя, как Эмерсон, выдавая себя за своего отца. И я не совсем уверена, что это заставляет меня чувствовать. Странно. Это заставляет меня чувствовать себя очень странно. — Ах, да. У меня тоже было такое чувство. Факт, который я пока намеренно игнорирую, потому что я слишком зла, чтоб думать об этом. — Может быть, когда-нибудь я возьму себя в руки настолько, чтобы заслужить тебя, — говорит он, не отрывая глаз от приборной панели, и мое сердце разбивается вдребезги, когда он это говорит. Все это время я думала, что недостаточно хороша для Бо, а теперь… все изменилось. Перегнувшись через сиденье, я притягиваю его в объятия. — Я всегда здесь для тебя. Он обнимает меня в ответ, прежде чем открыть дверь и подойти к передней части дома. Наблюдая за тем, как он уходит, я испытываю столько чувств к этой семье. Они настолько сломлены, и Эмерсон, и Бо находятся в состоянии войны с самими собой и друг с другом. И учитывая то дерьмовое шоу, которым занимается моя семья, это говорит о многом, исходящее от меня. И когда я отъезжаю от тротуара, я думаю о том, что он сказал, о том, что Эмерсон явно пытается снова свести нас вместе. Чем больше эта мысль крутится у меня в голове, тем больше я злюсь. Он думает, что он здесь единственный, кто приносит себя в жертву. Он ведет себя так, словно отрицание этого влечения дорого обойдется ему, но как насчет меня? Он думает, что может просто столкнуть меня на своего сына, как будто это так просто. Разве то, чего я хочу, не считается? Разве не он научил меня добиваться того, чего я хочу? Чем больше я думаю об этом, тем больше злюсь. Выезжая на автостраду, я ловлю себя на том, что пропускаю съезд к своему дому и сворачиваю на следующий за ним. Может, я и сумасшедшая, но я ни за что не пойду домой, когда у меня столько всего на уме, что я умираю от желания рассказать ему. ПРАВИЛО № 23: ЕСЛИ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ НЕ ПОМОГАЕТ, ВЕЖЛИВО ПОПРОСИТЕ Шарлотта Я дрожу. Уже стемнело, и я стою на крыльце дома Эмерсона, собираясь наброситься на него с тирадой, и я все еще не уверена на сто процентов, что собираюсь сказать. Я испытываю эти чувства, но у меня просто нет слов, чтобы выразить их. Все, что я знаю, — это то, что я устала не иметь того, чего я хочу, а я хочу его. Свет в фойе загорается как раз перед тем, как он открывает дверь. Я высоко поднимаю голову и пытаюсь придумать, что сказать. — Шарлотта? — Спрашивает он, когда видит меня. — Где Бо? — Я отвезла его домой. — Почему? — Потому что я больше не хочу его. — Не говори так, — огрызается он. — Ты читал анкету? Я заполнила его. Ты это читал? Между его бровями пролегает небольшая морщинка, он явно сбит с толку моей бессвязной речью. Прежде чем он успевает выгнать меня, я врываюсь через парадную дверь прямо в его кабинет. Я слышу его шаги по пятам, и когда я поворачиваюсь к нему лицом, то замечаю, что на нем все еще рабочая одежда, в которой он был пару часов назад, но белая рубашка расстегнута, обнажая грудь и пробивающуюся прядь волос. Боже, я хочу прикоснуться к нему, провести по нему пальцами. Мне теперь нравятся волосы на груди? Он протягивает руку, чтобы потереть лоб, выглядя измученным, и говорит: — Шарлотта, мы действительно не можем этого делать. Мы не можем. — Почему нет? — Огрызаюсь я в ответ. Если и было какое-то подобие того, что я защищаю свои чувства, то теперь нет. — Ты девушка моего сына! — В его тоне столько отчаяния, а на лице — смятение. — Бывшая! — Кричу я в ответ. — Разве это действительно имеет значение? Разве это делает меня меньшим куском дерьма, если он твой нынешний или бывший парень? — А как насчет того, чего хочу я? Почему мне отказывают? — Вскрикиваю я. — Мне никогда не следовало нанимать тебя. Все это было ошибкой. Он теребит себя за волосы, уставившись в пол, и я теряю дар речи. Слишком расстроенная, чтобы злиться, и слишком сердитая, чтобы грустить. — Почему ты так говоришь? Внезапно его тело прижимается ко мне, одной рукой он обнимает меня за поясницу, а другой обхватывает мой подбородок. Его лицо всего в нескольких дюймах от моего, когда он шепчет: — Потому что я не ожидал, что ты будешь такой идеальной. Я понятия не имел, что держать свои руки подальше от тебя будет так трудно. А потом я вошел в тот день и нашел тебя на коленях… Он крепко зажмуривает глаза, прижимаясь своим лбом к моему. — Господи Иисусе, Шарлотта. Ты понятия не имеешь, что ты со мной делаешь. — Да. Потому что мне нравится то, что я чувствую, когда я с тобой. Я вижу, как ты хочешь меня, как сильно ты меня обожаешь. Скольким людям действительно удается почувствовать это с кем-то? Зачем мне вообще отказывать себя в чем-то подобном? — Мы никогда не сможем позволить никому узнать об этом, — отвечает он когда его взгляд опускается на мои губы. — Это никогда не могло быть правдой. Ты заслуживаешь лучшего, чем быть чьим-то грязным секретом. Я знаю, что он прав, и где-то в будущем я возненавижу себя за это импульсивное решение. Но в данный момент мне все равно. — Я хочу все, что смогу получить, — отвечаю я. — Я хочу тебя. Я едва успеваю произнести эти слова, прежде чем его рот прижимается к моему. Это происходит так быстро, что мы теряемся в ядерном потоке губ, языков и зубов, изголодавшихся друг по другу. У его рта вкус бурбона, и он целует меня длинными, мощными движениями языка, от которых у меня в животе порхают бабочки. Я практически парю в воздухе, пытаясь не отставать от жадного движения его рта напротив моего. И когда он рычит, прикусив мою нижнюю губу, я тихонько напеваю в ответ. Он нужен мне, как кислород, я хватаю ртом воздух с каждым движением наших языков, когда наши руки хватаются и прикасаются друг к другу так сильно, как это возможно. Как и предполагалось, крепкие мышцы его тела ощущаются моими пальцами как рай. Я провожу руками вверх и вниз по его спине, наслаждаясь тем, какой восхитительный он на ощупь под этой облегающей хлопчатобумажной рубашкой. В этот момент нет ничего, что изображало бы Эмерсона человеком на двадцать лет старше меня. И я не чувствую, что не заслуживаю его, потому что он не в моей лиге. Это просто похоже на нас, момент, который готовился месяцами и стоил каждой мучительной секунды тоски. Я прижимаюсь спиной к стене, когда его рот спускается к моей шее. Эмерсон едва выныривает, чтобы глотнуть воздуха. Он похож на человека, которого оставили умирать с голоду и которому наконец предложили поесть.