Уперев руки в бедра и откинув назад голову, Серван перевела дух. Три четверти часа непрерывной ходьбы, однако она делает успехи. Гордясь своими достижениями, она медленно направилась к жандармерии, постепенно обретая привычный ритм дыхания. После целого дня, проведенного на приеме, дня, заполненного скукой и бумагами, какое удовольствие наконец размять ноги! Она шла по берегу Ланса, стремительно несущего свои воды в Вердон и выбравшего Кольмар свидетелем их бурного слияния. Река, явно наделенная благоразумием, но во время сильных гроз способная смести все на своем пути. Подойдя сзади к дому Эдельвейс, она заметила Николя Вертоли, сидевшего на берегу реки. Ей захотелось поговорить с ним, словно они старые друзья. Молодой человек не слышал, как она подошла: шум воды заглушил звук ее шагов. — Привет, Николя! Встрепенувшись, он повернулся, не успев вытереть слезы, которые наверняка хотел скрыть. Увидев его печальное лицо, Серван почувствовала себя очень неловко. Николя торопливо стер с лица последние следы своей печали. — Что-то пошло не так? — спросила молодая женщина, садясь рядом с ним. — Я помешала вам? Два глупых вопроса, один за другим. Разумеется, она ему помешала! Но теперь, когда его секрет открылся, почему бы не узнать, отчего он так грустен. Ей всегда нравилось помогать мятущимся душам, истинное призвание социального работника. В конце концов, она, наверное, ошиблась с выбором профессии… Николя протянул Серван сигареты. Не слишком-то они показаны после долгой ходьбы! Однако она взяла, чтобы установить контакт и как-то занять себя. — Вы не обязаны со мной разговаривать, — уточнила она так участливо, как только могла. — Я ничего не видела, вы же знаете… Он растерянно улыбнулся ей, и она постаралась взглядом приободрить его. — Не говорите ничего моему отцу, — попросил он. — Разумеется!.. Тем более что мне, вообще-то, незачем с ним разговаривать! — Вы, конечно, считаете меня смешным, потому что я пришел плакать на берег этой бурной речки… — Смешным? Нисколько… Мне очень жаль, что у вас есть причина для слез. — У меня их тысячи, — признался он. — Тысячи… Тысячи, это, пожалуй, перебор! Ведь в конечном счете мы всегда плачем только над собой… Впрочем, сейчас не время сообщать ему данную сенсационную новость. — И одной причины хватит, — понимающе произнесла она. — Со мной такое тоже случается… Такое со всеми случается. — Сын жандарма не должен плакать! — ответил Николя, подражая интонациям отца. — Конечно! — улыбнулась Серван. — Вы здесь выросли? — Нет… Когда мы сюда приехали, мне уже исполнилось десять. В этой долине родился мой отец. Потом он уехал отсюда. Но после того как он объехал все казармы Франции и Наварры, он наконец смог осесть в краю своего детства. С тех пор он делает все, чтобы его отсюда не убрали… — А вы любите горы? — Да… — Я тоже! Я обожаю это место… Сначала я думала, что буду скучать в этой богом забытой дыре, но неожиданно поняла, что постепенно влюбляюсь в этот край. — Вы приехали одна? Я хочу сказать, вы не замужем? — Нет! Я приехала со своим чемоданом, и все… — Я рад, что вам здесь нравится. Как вас встретили здешние мальчики? — Неплохо… Они все еще относятся ко мне с недоверием, но это проходит… — А мой отец? Не слишком вас достает? — Он превосходный начальник, — искренне заверила она. — Уверена, лучшего мне не найти… — Вы так говорите, потому что я его сын! — Нисколько! Я действительно так думаю… Но, конечно, каждый смотрит на него по-своему… Знаете, ваш отец никогда не делал разницы между мной и всеми остальными. — Вы правы, у него много положительных качеств, — согласился Николя. — Но у него… немного устаревшие взгляды! — Но ведь жандармерия — та же армия! — напомнила Серван. — Следовательно, соблюдение дисциплины является обязательным. — Конечно, ты права… Неожиданное обращение на «ты» означало для нее, что он оценил ее поддержку. В сущности, они почти ровесники. — Что ты будешь делать летом? — продолжила она разговор. — Не знаю… попробую заняться повторением, ведь я завалил бакалавриат, и в сентябре мне придется пересдавать экзамены… Но, честно говоря, мне на них наплевать! Она не пыталась узнать больше, поскольку он явно не желал делиться с ней своими страданиями. — Послезавтра у меня выходной, и я собираюсь подняться на вершину Сеолан, — начала Серван. — Хочешь пойти со мной? — Почему бы и нет? — Я на машине, могу подхватить тебя… Встречаемся с Венсаном в семь тридцать в Лафу. Молодой человек внезапно дернулся. — Черт! — произнес он со смущенной улыбкой. — Я забыл… Послезавтра я не могу… — Жаль… Было бы здорово. Конечно, маршрут не из легких, но здорово! — В следующий раз! — заверил он ее, вставая. — Спасибо, что составила мне компанию. Он быстро удалился, и в какой-то момент она осталась наедине с рекой; однако она не спешила возвращаться к себе в студию, ибо та день ото дня казалась ей все меньше. * * * Венсан пожал руки туристам и с удовольствием выслушал их благодарности. Затем отправился в турбюро, куда вошел через служебный вход, так как для посетителей оно уже закрылось. Там он увидел Мишель, она вытирала пыль со стеллажей. — Добрый вечер… Она молча смотрела на него. Похоже, восстановить прежние отношения будет сложно. — Что тебе надо? — сухо спросила она. — Я пришел посмотреть, сколько человек записалось на завтрашнюю экскурсию. — Ни одного! — не без удовольствия заявила она. — Что ж, ничего не поделаешь… Она продолжила свое занятие, но он явно не собирался уходить. — Что тебе еще нужно? — Быть может, мы могли бы поговорить… — Поговорить? О чем? Ты хочешь поговорить? Для исповеди есть кюре! — Послушай, Мишель, нам предстоит вместе работать, и, честно говоря, я бы предпочел, чтобы наши отношения были немного лучше… — Между нами всегда будет труп Мириам! Ее вполне предсказуемая атака его не обескуражила. Сев на стул, он наблюдал, как она старательно вытирает воображаемую пыль. — Ты теперь всю жизнь будешь меня ненавидеть? — Да. — Но, согласись, не я же убил ее! Я этого не хотел, ты прекрасно знаешь… Она оставила тряпку и наконец посмотрела на него. По ее суровому взгляду он понял, что попытка примирения провалилась. — Я никогда не смогу забыть того, что мне довелось увидеть. Двадцатилетняя девушка, мертвая, на кровати, совершенно обескровленная. Ты не видел ее… Поэтому тебе легко забыть о ней.