— Карен! — повторил я. Потом взял ее за руку, открыл дверцу и помог ей сесть в машину. Она двигалась механически, как деревянная кукла. Я сел в машину с другой стороны. — Мы едем ко мне, — распорядился я. Она не ответила. Она неподвижно застыла на сиденье. И не проронила ни слова до самой Хавсфьордсгате. Остановив машину перед домом, я повел Карен к себе. И все время не мог отделаться от ощущения, что передо мной кукла — заводная кукла. Мы поднялись на лифте на верхний этаж, я отпер дверь и ввел ее в свою квартиру. Она села на диван, до странности неподвижная, все с тем же белым, перепуганным лицом. — Карен, — сказал я. Я только и делал, что повторял ее имя. — Карен, он вымогает у тебя деньги? Она не ответила. — Карен, — продолжал я, — если ты не скажешь мне, чего от тебя хочет П. М. Хорге, я иду прямо к инспектору Халлу и расскажу ему, что я сегодня видел. Ее глаза слегка расширились. — Если ты это сделаешь, Мартин, я тебя убью, — спокойно сказала она. Она была перепугана сильнее, чем я думал. Я пожалел, что рядом нет Кристиана. — Карен, выслушай меня. Я хочу тебе помочь, пойми это. Но ты чего-то боишься, а П. М. Хорге вымогает у тебя деньги. — У тебя есть деньги, Мартин? — вдруг спросила она. Я не верил своим ушам. — Есть, — сказал я. — Ты не можешь дать мне взаймы? — спросила она все тем же странным, спокойным голосом, а с белого лица смотрели все такие же расширенные глаза. — Сколько тебе нужно? — спросил я. Я чувствовал себя актером, который подает нужную реплику. Может, таким способом удастся вывести Карен из апатии, в которую ее вверг страх. — Все, что ты сможешь достать. Но в первую неделю я обойдусь десятью тысячами. У меня зародилось подозрение, что она потеряла рассудок. — Посиди спокойно, — сказал я, — а я кое-чего принесу из кухни. Хотя, впрочем, можешь пойти со мной. Я не решался оставить ее одну. Я жил на шестом этаже, а окна были открыты. Как послушная кукла, она встала и пошла за мной на кухню. Я взял поднос, стаканы, кусочки льда и пару бутылок. И, только что не подталкивая ее перед собой, повел обратно в комнату. Она снова села на диван, на то самое место, где сидела прежде, и опять застыла без движения. Я налил ей неразбавленного виски. Она проглотила его, не поморщившись. И снова я пожалел, что рядом нет Кристиана. Она сидела не шевелясь и не глядя на меня. Руки неподвижно лежали на коленях. — Карен, — опять заговорил я. — Разве ты не можешь попросить нужные тебе деньги у Эрика? — Эрик скупой, — сказала она. Она все так же смотрела в пространство остановившимся взглядом. — Ты не должна так говорить, Карен, — возразил я. — Уверен, ты всегда имела все, что тебе хотелось. У Эрика уйма денег, и вряд ли он тебе в чем-нибудь отказывает. — В повседневных расходах нет. Но я никогда не просила ни о чем, что выходит за рамки повседневного. Вещи меня не интересуют. И украшения тоже. Я посмотрел на ее простое темное льняное платье с квадратным вырезом. — Ты продала свои жемчуга? — Да. — И деньги отдала П. М. Хорге? И собираешься продолжать давать ему деньги? — Да. Мне самому чертовски захотелось хлебнуть неразбавленного виски. Но я воздержался. — Карен! Выслушай меня! Пожалуйста, выслушай. Ты знаешь, ради тебя я готов сделать все что угодно, ты ведь знаешь, я всегда любил тебя. Но я не могу смотреть, как ты себя губишь. Какая такая беда стряслась, что Уж… то есть П. М. Хорге может тебя шантажировать? За себя ведь ты не боишься, ты никогда. — Нет, — сказала она. — За себя я не боюсь. — Значит, ты кого-то покрываешь, Карен. Если ты объяснишь мне, в чем дело, обещаю тебе, что никому не расскажу. — Ты не сможешь. Ты будешь считать, что твой долг — рассказать инспектору Халлу. Она говорила со мной, как с малым ребенком, который никак не может уразуметь то, что на самом деле так ясно и просто. И все это время лицо ее оставалось белым как мел, а в широко раскрытых глазах застыл страх. Зазвонил телефон. Я почувствовал едва ли не облегчение. И слегка передвинулся, чтобы дотянуться до трубки. — Мартин, это Лиза. Могу я зайти к тебе, чтобы поговорить? Это очень важно. — Сейчас я занят, — ответил я. — Может быть, позднее. Я тебе перезвоню. И положил трубку. — Это Лиза, — объяснил я. Эти два слова произвели поразительное действие. Кровь прихлынула к щекам Карен, а широко открытые глаза, смотревшие в пространство, сузились в щелочки. — Лиза. — сказала она. — Ненавижу — убила бы ее. — Карен, — повторил я в сотый раз, — ты не должна твердить, что хочешь кого-то убить. Особенно теперь. Тебя или арестуют за убийство, или упрячут в сумасшедший дом. И вдруг она отвернулась, прижалась лицом к спинке дивана и заплакала. Слава богу, наконец-то реакция, которую я узнаю и понимаю. Я подсел к ней поближе и обнял ее. Она плакала неудержимо, она всхлипывала и уронила голову мне на плечо. Немного погодя она пошарила рукой по моему пиджаку, вытащила носовой платок и высморкалась. Потом выпрямилась. И так и сидела, теребя уголок моего носового платка. Я опять пересел на стул. — Прости меня, Мартин. Ты прав, я сегодня не в себе. Но это пройдет. Не беспокойся обо мне. Она меня не убедила. Совсем не убедила. — Хорошо, что я смогла поговорить с тобой, — продолжала она. По правде сказать, говорила она не очень много, беседу почти все время поддерживал я один. — Я стала очень нервная, Мартин, сам знаешь, эта история со Свеном. То, что случилось, непостижимо — я так любила Свена. Она избегала главного. Но так легко она от меня не отвертится. — А как ты собираешься поступить с П. М. Хорге? — спросил я. Тут она в первый раз улыбнулась. — Не принимай всерьез то, что я сказала, Мартин. Все это не так опасно, как кажется. С ним я все улажу. Поворот на сто восемьдесят градусов. — Мартин, садись поближе, — она похлопала по дивану рядом с собой. Я опять пересел на диван. Она обняла меня за шею и прижалась головой к моему плечу. В другое время я отдал бы все на свете ради того, чтобы она прижалась ко мне, — никогда прежде она этого не делала. Но я человек подозрительный — думаю, меня провести труднее, чем других мужчин. Недаром я много лет подряд ежедневно общаюсь в школе с маленькими женщинами — я знаю, какими очаровательными они становятся, когда хотят чего-нибудь добиться. — Мартин, — повторила она, — забудь обо всем. И обещай, что никому ничего не расскажешь. Обещаешь, Мартин? Тогда и я обещаю тебе, что все уладится лучшим образом. Я не ответил. Она поставила меня в труднейшее положение. — Мартин, я знаю, ты считаешь, что должен рассказать обо всем инспектору Халлу и Эрику. Но если я пообещаю тебе, что все уладится в течение двух недель. Можешь ты подождать две недели, Мартин? И тогда я сама все расскажу Эрику, а ты можешь рассказать инспектору Халлу. Обещаешь, Мартин? Потому что если ты не. Она чмокнула меня в щеку. Я сидел как истукан. — Обещаешь, Мартин? — Хорошо, Карен, но только две недели. Она нашарила свою сумочку. Извлекла из нее пудреницу и напудрилась. Мои ноздри защекотал легкий запах гардении. Я вспомнил о солнечных лучах. Она встала.