– Она врет! – закричал парень. – Так и было, – подтвердил охранник, – я и сам хотел нажать тревожную кнопку, но потом подумал, зачем ребят гонять лишний раз, когда и без того у полиции забот хватает. У нас есть записи с камер, вы сами можете убедиться, что так оно и было. – Вы верите этому жлобу-у, – вытаращил глаза молодой человек, – и этой… Да тут все жлобы! – И мы тоже? – поинтересовался полицейский. А второй взял парня под руку. – Вам придется проехать с нами. Возьмем с вас показания. – С меня? С меня-то за что? Меня оскорбили, унизили, избили и меня же за это… Жлобская страна! Мало вам митингов? Так вы получите их по полной программе. – Ну все! – не выдержал полицейский, хватая парня за руку. – Сейчас мы едем в наш жлобский полицейский отдел, и ты повторишь свои слова жлобскому дежурному офицеру прямо в лицо. – Никуда я не поеду и не лапайте меня. Я – личность и имею право высказывать свое мнение где угодно и когда угодно! – Заглохни, дрыщ! – сказал полицейский. – Еще одно слово – и пойдешь под суд за нападение на полицейских. Молодого скандалиста увели и почти сразу появился Охотников. – Что тут за крики? – обратился он к охраннику. – Да уже разобрались, – ответил он. – Дурачок один приходил, – продолжила Елизавета Петровна. Юрий Иванович показал головой на дверь, словно предлагая ей вернуться в помещение, где был ее прилавок. – Ну что, Лиза, – сказал он ей, когда они оказались внутри, – ты хороший специалист и человек неплохой. Но ты приносишь неприятности. У тебя, насколько я понимаю, и по жизни не все складывается. Не знаю, карма, не карма… Но злой рок присутствует однозначно. Может, сглазил тебя кто-то. Только разбираться со всем этим я не хочу. Нам придется расстаться, скорее всего. Ты работай, пока я тебе замену не найду. Это был страшный удар, но Сухомлинова приняла его стойко. – У меня же на подмене Аркадий Лазаревич, – напомнила она. – Он может хоть без выходных трудиться. Денег-то у него больше будет. – Аркаше уже сто лет в обед. Он на ходу засыпает. Я его из жалости держу, потому что он с моей мамой вместе учился. Его и самого скоро ногами вперед отсюда вынесут, если я вовремя не уволю. Так что подумай и не обижайся. Домой пораньше уйти не получилось, потому что подъехал следователь по делу об украденных часах. Часы забрали, Сухомлинова давала показания, потом писала объяснительную. А Юрий Иванович сказал, что он вообще здесь ни при чем. Позже, чем обычно, она тряслась в маршрутке, пыталась успокоить себя, вспоминая полотна Эрмитажа, но перед глазами тряслась вместе с маршруткой леонардовская «Мадонна Литта». А за спиной у мадонны дрожали бескрайние пространства гор, на которых не было ни одной хижины и ни одного человека. Все надо начинать сначала. Все сначала, и это на склоне лет! Конечно, можно сходить к Вере Бережной. Но это последняя и очень слабая надежда. Если и она не поможет, то остается только одно… Но лучше об этом не думать. Часть вторая Глава первая Елизавета Петровна проснулась и впервые за много месяцев решила немного полежать. Прежде она вскакивала стремительно, словно слышала не сигнал будильника, а звонок в дверь, за которой стоит очередная неприятность. Все теперь изменилось. Не прошло и недели с того утра, когда она без всяких надежд топталась на крыльце агентства «ВЕРА». Потом был разговор, который ее не обнадежил, а когда, вернувшись домой, она вспомнила, как прошла встреча, то и вовсе расстроилась. Аня была права, когда говорила, что никому они не нужны. Конечно, Верочка была приветлива и выслушала ее с большим вниманием. Но потом рассталась с ней, не предупредив даже о том, сколько будет стоить ее помощь, и не предложив подписать договор с ее агентством. Сказала только: – Я что-нибудь придумаю. Сухомлинова даже не стала рассказывать о своем визите Ане, чтобы не расстраивать дочь лишний раз. Однако вечером следующего дня Вера позвонила и предупредила, что надо встретиться еще раз, потому что у нее уже есть план действий. А чтобы Елизавета Петровна не моталась к ней через полгорода, она готова заехать сама. Причем вместе с адвокатом, который им поможет. Услышав слово «адвокат», Сухомлинова немного напряглась, потому что после встречи с Фарбером не ожидала от адвокатов ничего хорошего. – Дорогой адвокат? – спросила она. – Очень известный, – ответила Бережная, – но вам не придется ему платить, потому что я просто попросила его об этой услуге, и он согласился. А если вдруг и попросит какие-то деньги, то я рассчитаюсь с ним сама. Вы же дружили с моей мамой, как я могу. Если мы подъедем через часок или через полтора? – Хорошо, – согласилась Сухомлинова, все же подозревая какой-то подвох. Она успела сбегать в магазин, купить торт и фрукты. Накрыла на стол и стала ждать. Ровно через полтора часа после звонка Бережной в дверь позвонили. Вера вошла в квартиру в сопровождении величественного мужчины, который, переступив через порог, сразу представился: – Перумов – член Городской коллегии адвокатов. Он помог своей спутнице снять легкое пальто и, вешая его на крючок, произнес: – Мы с Верой Николаевной – старые приятели. К тому же я очень обязан ей, она помогла разобраться в одном весьма непростом деле. Мой клиент был ложно обвинен, но все обстоятельства были против него, и тем не менее уважаемый человек остался на свободе, а настоящие злодеи понесли суровое, но заслуженное наказание[1].Так что я просто обязан ей помочь… То есть вам, Елизавета Петровна, и вашей дочери. Они прошли в комнату, и адвокат, увидев торт и вазу с фруктами, попросил на время освободить ему часть стола. Потом он достал из портфеля папку и сказал, что, для того чтобы вести дело, надо заключить договор с его конторой. Сухомлинова растерялась и посмотрела на Бережную, но Перумов тут же положил на стол еще один листок. – Эта моя расписка в том, что деньги за адвокатские услуги мною уже получены в полном объеме. Елизавета Петровна взяла листок и начала изучать текст. С удивлением увидела сумму – семьдесят восемь тысяч рублей. – Но что-то я должна заплатить? – Я уже получил от вас все, то есть от вашей дочери, которая вроде как уже обратилась в мою контору. Вы же видите расписку, данную ей. Сухомлинова растерялась, потому что знала, что Аня никуда не ходила и не могла заплатить такие деньги. – А на взятки? – спросила она. Адвокат с удивлением посмотрел на нее, и тогда Елизавета Петровна объяснила: – Я уже пыталась нанять адвоката. Но он сказал, что только на взятки нужно тридцать тысяч долларов и еще пять тысяч за его услуги. Еще надо внести в кассу. Свое предложение дать взятку он назвал консультацией и оценил ее в пять тысяч рублей. – Не помните фамилию этого адвоката? – Фарбер. Перумов кивнул молча. И показал глазами на лист. Сухомлинова начала знакомиться с текстом договора и не обнаружила никакого подвоха. Посмотрела, оглянулась на Веру, и та кивнула. – Хорошо, – согласилась Елизавета Петровна, – дочь должна подъехать с минуты на минуту. Она подпишет. – А теперь введите меня в курс дела. Вера Николаевна мне рассказала, но все хочу услышать от вас лично. Сухомлинова начала рассказывать. Адвокат слушал и не перебивал. Вернулась домой Аня и заглянула в гостиную. – Привет, – помахала ей рукой Бережная, – помнишь меня? – Теперь узнала, а если бы встретила на улице, то вряд ли. Ты очень изменилась. – Ты тоже, а прежде я думала, что буду гордиться тем, что знакома с новой звездой балета, которую, как и легенду, зовут Анной Владимировной Павловой. – Я, когда паспорт получала, взяла фамилию матери. Ане дали текст договора, и она, едва прочитав его, подписала, не задавая никаких вопросов. Сказала только: – Надеюсь, это поможет. Адвокат тут же сообщил, что подготовил обращение в Верховный суд по поводу неправомерности вынесенного решения на бракоразводном процессе. – Мне кажется, что и противная сторона прекрасно понимает это, а потому вы, Анна Владимировна, не можете закрепиться на какой-то должности. Очевидно, Федор Степанович внимательно следит за этим, чтобы в случае чего заявить, что у вас нет постоянной работы, а кто-нибудь из ваших несостоявшихся работодателей, может, даже не один, даст характеристику на вас: неуравновешенная, склочная, с порученным делом не справлялась, прогуливала. – Им-то это зачем? – не поверила Аня. – Им незачем, – согласился Перумов, – но если Первеев попросит, органы опеки обвинят вас в том, что вы не имеете постоянного заработка и, соответственно, средств для содержания ребенка. И суд согласится с их определением. У Федора Степановича огромные связи как во властных структурах, так и в коммерческих организациях. Он ведь, даже когда в мэрии трудился, был учредителем нескольких фирм. Закон допускает это, если официально он там не числится ни на какой должности и зарплату не получает. Поэтому из уважения к нему судья и принял решение отдать ребенка на воспитание отцу. Как фамилия судьи? – Гасанова, – сказала Елизавета Петровна.