— Послушай меня, Гэбби. — Нет, мама. Просто поправляйся, — взмолилась я. Я знала, что она скажет еще до того, как она раскрыла рот. — Мне лучше. Но теперь послушай, детка. Мне так жаль, что я снова втянула вас в это. Она хорошо обращалась с тобой? Ты выглядишь худой. Ты голодна? — Нет, все хорошо. Я в порядке. Просто хочу, чтобы ты выздоровела. — Мне лучше, милая. — Мама! Гэбби! Иззи бежала к нам с молниеносной скоростью. Мама поймала ее и обняла нас сильно-сильно. Боже, я скучала по ней. Несмотря на то, что мы были врозь, Иззи была одета в розовую футболку и джинсовые шорты. Как и я. На ней даже были белые шлепки, и ее ногти были накрашены розовым лаком. Как и у меня. Мы с Иззи всегда делали подобное. Говорили одно и то же одновременно или одевались одинаково, не зная, что наденет другая. Как будто двое, что составляли одно целое. Телепатически. — Иззи, послушай меня, малышка. — Мама, нет, — взмолилась я. — Разве мы не можем подождать, пока ты окончательно не поправишься? Мы хотим, чтобы ты выздоровела. — Тшш, ты слишком много волнуешься, Гэбби. Со мной все хорошо. Обещаю. На столе для пикника рядом с нами лежит голубая бейсболка. Надень ее и иди в уборную. Гэбби, ты возьми спортивную сумку сзади нас и иди за ней. Ищите все, что сможете надеть поверх своей одежды. Неважно что. Идите. Сумка в итоге оказалась имуществом мужчины или взрослого парня. Рубашки были нам, как платья. Даже моей маме. Направив нас к улице, она последовала за нами, не оглядываясь. Мы перешли забитую дорогу, держа ее за руки, и скрылись в десятиэтажном паркинге. Копы проехали мимо, разыскивая нас. Мы спрятались за мусорным баком в углу и ждали. Они даже не вышли из машины. Даже я понимала, что они не особо-то и старались. Везучие же мы. — Эй, Клайды, — позвала мама, уставившись вдаль, спустя несколько часов после нашего побега. Было почти темно, и мы были голодны, но никто из нас не говорил об этом. Я ненавидела этот далекий голос. Он значил что-то плохое. Что-то, что принесет нам проблемы. Нечего и говорить. Иззи и я провели следующие четыре дня на поезде. Вот, что она увидела вдали. Это и просьбу Иззи, которая была еще не выполнена. Сразу после посещения двух разных заправок, где мы взяли все, что смогли, не будучи пойманными при этом, мы выдвинулись в путь. В долгую дорогу через поле. Настолько безумной была наша мать. Мы были почти на месте. Почти возле пустого вагона, когда он начал двигаться. Мама приказала нам бежать, забросила нашу сворованную еду и запрыгнула первая. Иззи упала, но с ней все было в порядке. Она все равно забралась раньше меня. Она всегда была более быстрой бегуньей. То были лучшие четыре дня в моей жизни. Езда в поезде никогда не казалась мне веселой, но это было так. Было очень весело. Мы не только украли вредную еду, у нас также был бесконечный запас грецких орехов. Ящики с орехами занимали четверть вагона. Мы с Иззи заняли все оставшееся пространство. Мы играли в ореховый бейсбол, танцевали на сцене, смотрели на падающие с неба звезды и снова танцевали. Много. Даже мама танцевала. На самом деле, она танцевала больше нас с Иззи. Мне было все равно. Она может быть настолько сумасшедшей, насколько пожелает. Мы были вместе. Джонни и ее Клайды. * * * — Габриэлла, проснись. Габриэлла. Я вытянула ноги, кряхтя, и посмотрела на Пэкстона. — Что? — Я отвернулась от него. Не хотела просыпаться в эту реальность. Хотела вернуться в поезд. Назад к поеданию орехов на протяжении всего дня. Где были мама и Иззи. — Иди, приготовь что-то, чтобы взять на это барбекю. У тебя всего несколько часов. Просыпайся. Мы прогуляемся по пляжу. Приготовь что-то вкусное, — приказал он. — Я тоже хочу пойти на пляж, — воспротивилась я. Я села, когда поняла, что звучала, как восьмилетняя Гэбби. Капризно. — Сможешь пойти на пляж, когда снова научишься быть моей женой. Иди и выполни свои обязанности — приготовь что-то. — Например? — Не знаю. Это твоя сфера. Реши сама. Я прищурилась, оставляя маленькую щелочку между век, чтобы иметь возможность видеть его. — Ты все тот же парень, что массировал мне ноги перед сном? Это взбесило его. Представление начинается. Он насупился и заворчал. Мои ангелочки спасли мой день. — Мы готовы, — прокричали они в унисон, неся ведерки для песка и игрушки. — Я думал, мы возьмем бодиборды [прим. ред. бодиборд — доска из мягкого пенопласта, на которой катаются на животе те, кто не может или не хочет вставать на доску]. — Ты понесешь их, папа, — сказала Офелия. Они хотели взять их. Они просто не собирались их нести. — Мама, ты тоже иди. Хочу показать тебе, что умею, — произнесла Роуэн, как только увидела, что я проснулась. На них обеих были бело-голубые купальники, похожие только цветом. У Роуэн был голубой в белую полоску. У Офелии голубой с белыми лилиями. Обе не-от-мира-сего милые. — Мама пока не готова. Она останется здесь и подготовится к барбекю, на которое не пойдет, так как слишком больна. Обе малышки не уловили сарказм в последнем замечании. В отличие от меня. Он не наказывал меня, удерживая от соседей. Я чувствовала себя не в своей тарелке рядом с ними. Ну же. Посмотрим, заденет ли это меня. Я ждала с девочками у бассейна, пока Пэкстон доставал из гаража три доски. Я отчасти дулась из-за запрета пойти с ними и отчасти паниковала из-за готовки. По какой-то причине это ужасало меня, подавляя обиду. Эта часть моей памяти совершенно исчезла. Я не могла вспомнить ни одного блюда, которое готовила в прошлой жизни. Ни одного. Я делала девочкам жареный сыр в вафельнице. Они обожали его. Может удастся обойтись этим. Вафельница разрезала их на милые треугольники. Хммм. Я задумалась над появившейся идеей. — Мы вернемся через несколько часов. Если понадоблюсь, телефон у меня с собой, — сказал Пэкстон, встав передо мной, розовые доски принцесс были закинуты на плечо. — Пока, мамочка, — прокричали девочки, уходя навстречу пляжному веселью, оставив папу позади. — Повеселитесь, — выкрикнула я. Пэкстон взял меня за руку, прежде чем я успела возразить. — Приготовь что-то вкусное, и, может быть, я разрешу тебе пойти. — Мне и здесь хорошо. Мне не нужно идти. — Я буду решать это. Теперь будь хорошей девочкой и позаботься о своей семье, — приказал он с поцелуем. Я отвернулась, но он повернул мою голову обратно. — Ты не хочешь этого делать, Габриэлла. Обещаю. Не хочешь. — Почему, Пэкс? Потому что ты отправишь меня в ванную? Его взгляд сначала метнулся к девочкам, потом обратно ко мне. Я скривилась от боли, когда он схватил мою челюсть и сжал. — Остепенись, девочка. Сейчас же. Поняла? — спросил он сквозь стиснутые зубы. Я не могла говорить. Могла лишь кивнуть. Пэкстон отступил, оттолкнув мое лицо, заставив этим сделать два шага назад. — Свали нахер с моих глаз, пока я не ранил тебя. Я послушалась. Испугалась, как индюшка на День Благодарения. Ах! Почему я продолжала это делать? Я понимала. Понимала, что он говорил. Вот только мне сложно было подчиняться ему. Мой рот жил собственной жизнью. Пэкстон стоял неподвижно, в глазах ярость, пока я не скрылась в доме. Я повернулась, чтобы закрыть дверь, и поймала его холодный взгляд, потупив свои глаза. Он ушел. — Долбоеб! — прокричала я сквозь стекло ему в спину. Я вздохнула, наблюдая, как моя семья уходит без меня. — Ублюдок. Идиот. Придурок. Псих, — сказала я сама себе. Надев аппарат обратно на ногу, я пошла на кухню в поисках чего-то для готовки. Там было полно еды. Это не было проблемой. Я просто не знала, как и что готовить. Я нашла кулинарную книгу, но в ней были не рецепты еды. Скорее, рецепты коктейлей. Хммм, это уже лучше. Можно было приготовить экзотический коктейль для взрослых и что-то еще для детей. Но что? — О, планшет, — произнесла я, вспомнив комментарий Пэкстона. Если бы я только могла найти его. Не помню, чтобы видела его где-то. Обыскав ближайшие комнаты сверху-донизу, я перешла в свою спальню. Где, черт возьми, я бы хранила планшет? Почесывая затылок, я стояла на месте и осматривалась. На прикроватной тумбе справа лежала детская книга, бутылочка спрея для носа, блокнот и ручка. Я взяла желтый блокнот и оглянулась, ощущая жуткое предчувствие. Все время казалось, будто лазила в чужих вещах, когда заглядывала в ящики. Словно это было не мое дело или же будто за мной следили. Тем не менее, я его открыла. — Вау, — выдохнула я. Это была моя жизнь. Ожидания. Вот и все. Половина блокнота была заполнена списком дел. Факультативные занятия для обеих девочек, расписание походов за продуктами, что нужно сделать для Пэкстона. Например, новые рубашки. Я должна была пойти за покупками для него через два дня после моей аварии. Я делала все по расписанию. Почему-то это не казалось правильным. Мне казалось, что я больше любила жить без часов и календарей. Не так. Вау. Я закрыла его и осмотрела вторую тумбочку в поисках планшета. Вернусь к этой путанице позже. В ящике слева от меня я его нашла. Предполагаю, что именно благодаря ему я готовила вкусные обеды для семьи. Агрх! Я провела двадцать минут изучая планшет. Мне нравилось читать. Там было несчетное количество книг, большинство из которых были прочитаны. Хммм. Кто бы мог подумать? Не казалось, что я любитель чтения. Очевидно, я также и писала. Стихи. Мне нравилась поэзия? Правда? Куча файлов со стихами наполняли различные папки. Все рассортированы по темам. Я открыла первые три, просматривая их, пока не остановилась. Беззаботно вставай с зарею и иди навстречу приключениям. Пусть полдень застает тебя всякий раз у иного озера, а ночью пусть ты повсюду будешь дома. [прим. пер.: «Уолден, или Жизнь в лесу» Генри Торо, перевод З.Александрова] Это было не мое стихотворение. Не я его написала, но где-то слышала. Вот только не могла вспомнить, где именно. Мои глаза пробежались по комнате, чувствуя, будто за мной снова наблюдают. Встряхнув головой и тяжело вздохнув своей глупости, я вернулась к планшету. У меня было мало времени. Выясню, кто написал это позже. Когда у меня будет больше времени на шпионство. — Гррр, это не шпионство, — произнесла я вслух взволнованным голосом. Десятый файл привлек мой взгляд. На середине страницы. Моя Клайд. Мои пальцы нависли над файлом, пока мозг решал, стоит ли открывать его. Я быстро нажала на него, боясь до чертиков, и все же сделала это. Сердце колотилось со скоростью миллион ударов в минуту, когда я читала первую строку. Я вижу это в ее взгляде, Любовь, не похожую ни на чью. Я чувствую это в ее присутствии,