Я оставила Пэкстона, чувствуя самодовольство. Первые несколько недель он все время жаловался на то, что я постоянно даю ему воду. Теперь же он сам ее попросил. Улыбаясь, я отвела девочек к тренеру и пошла к подругам. Фальшивым. — Знаю, Кэндес, но как ты можешь молчать? Я бы повырывала ей все волосы. Я замедлила шаг, услышав громкий шепот Триши. Я остановилась за крупным парнем, одетым с ног до головы в джинсовую ткань, и прислушалась. Даже без упоминания моего имени, я знала, что речь шла обо мне. Следующей заговорила Кэндес. — Она не знает, кем является. Не помнит. Как можно воевать с кем-то, кто ничего не помнит? Следующий голос принадлежал Шейле. Той, которая нравилась мне меньше всех. Во всяком случае, мне казалось, что мы с Кэндес были подругами. По крайней мере раньше. Но и это оказалось не более чем фантазией. — Ты этому веришь? Действительно думаешь, что она ничего не помнит? Я проглотила свои слезы и ушла прочь. Что я сделала? Мне нужно было поговорить с Лейном. Что-то подсказывало мне, что, в чем бы меня ни обвиняли, это было связано с ним. Я краем глаза увидела Пэкстона, но не повернула к нему, вместо этого я пошла дальше, к забору. Мои пальцы схватили металлические треугольники. Жгучее ощущение где-то в животе лишь сильнее наполнило тикающую бомбу. Вызванная этим тревога была невыносимой. Сначала я почувствовала прикосновение его рук к своей спине, затем услышала запах одеколона. — Что ты делаешь? Я повернула голову налево, но не посмотрела на него. Просто мимолетно взглянула и вернулась к Роуэн, делающей сальто посередине поля. — Я немного посмотрю игру отсюда. — Почему? — Просто хочу так. Можно? — Конечно, мне какой черт. Верни мою двадцатку. Я выудила купюру из кармана и протянула ему между двумя пальцами. Быстро отвела взгляд, но недостаточно. Он успел заметить. — Что случилось? Я вытерла слезу и пожала плечами, пытаясь избавиться от него. Его рука соскользнула с моей спины, и я послала его подальше. — Иди к своим фальшивым друзьям и их фальшивым женам, — указала я кивком. Кэндес смотрела прямо на меня, но она не выглядела злой. Она была грустной. Я медленно выдохнула, стараясь успокоить волнение, наполняющее мои вены, наблюдая за карапузом, отбивающим мяч. Он промахнулся. Пэкстон подошел ближе ко мне, взяв обе мои руки из-за спины. Мои глаза закрылись, и я сделала еще один вдох, когда он произнес мое имя. — Габриэлла? Хоть я и услышала вопросительную интонацию в его голосе, я не смогла ответить. Не знаю что, но что-то было не так. Что-то важное. Это я знала точно без каких-либо доказательств. Они мне были не нужны. Я чувствовала это. — Все хорошо. Можешь просто уйти? — Нет. Я не уйду. Что произошло? Пять минут назад все было хорошо. Ты поругалась с кем-то из соседей? Что, Габриэлла? Что произошло? — О боже, Пэкстон. Я могу сделать хотя бы что-то без твоего встревающего носа? Я прямо здесь. Ты сможешь видеть меня. Но я туда не пойду. — Почему? — Я хочу посмотреть отсюда. Пэкстон изо всех сил пытался показать свою власть надо мной. Но я не поведусь на это. Он мог взять свои павлиньи перья и засунуть к себе в задницу. Мне было плевать, я не собиралась сдаваться. — Габриэлла, я повторяю в последний раз. Повернись, подойди к тем скамьям, посади свою стройную задницу возле меня и подумай о манерах. — А что потом? — спросила я, вгрызаясь в него взглядом. — Что «потом»? Что ты имеешь в виду? — спросил он, нахмурившись. — Что после угрозы. Снимешь с меня штаны и отшлепаешь? Я не поднимусь туда. Пэкстон огляделся, чтобы убедиться, что нас не слышат, и шикнул на меня. — Черт подери, Габриэлла. Что за хрень? Я повернулась и уперлась обеими ладонями ему в грудь. — Пэкстон, молю тебя, иди к своим друзьям и оставь меня в покое. Мне хорошо и здесь. Единственный способ заставить меня присоединиться — это поднять и отнести. Сама я туда не пойду. — Кто-то должен сдаться, Габриэлла. Со мной это не сработает, — сказал он, будто я чего-то не понимала. — Со мной тоже, Пэкс. Что ты предлагаешь тогда? — Этот разговор не окончен. Есть причина, по которой ты не хочешь пойти со мной туда. Обещаю, ты расскажешь мне прежде, чем эта ночь закончится. Имей в виду. — Ага, имею, — сказала я с чрезмерным высокомерием. Его ноздри раздулись, и, клянусь, я услышала рык, но он молчал. И так меня оставили одну. Пэкстон развернулся и пошел к нашим соседям. Тем, кто ненавидел меня за что-то, чего я не помнила. За что-то плохое. Я пережила игру, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Молча молилась и просила Господа вернуть мне память, затем наоборот — молила никогда мне ее не возвращать. Не думаю, что хотела вспомнить все. Не уверена, что я была тем человеком, которым себя представляю. И если быть честной, я боялась, что не понравлюсь себе. Или дело было в Пэкстоне. Неужели я боялась, что больше не буду нравиться ему? Три отчаянные домохозяйки держались вместе. За все время ни одна из них не сказала мне ни слова. Триша прошла прямо мимо меня в уборную с телефоном у уха. Шейла и Кэндес притворились поглощенными беседой, когда игра закончилась. Напряжение было сильным, и все его чувствовали. Парни кивком поприветствовали и попрощались со мной, прежде чем пойти за своими отпрысками. Даже Офелия и Роуэн почувствовали его. Клянусь, они решили остаток дня быть худшими детьми в мире. Роуэн ударила Офелию. Офелия назвала Роуэн тупицей. Они поругались из-за глупого карандаша, который Роуэн нашла на своем сидении. Он был розовым, а значит принадлежал Офелии. И все это по дороге из парка в загородный клуб. Наверное, минут двадцать. Я массировала виски, когда мы заезжали на парковку. Офелия верещала невероятно длинное «неееет». В этот раз Пэкстон усмирил их. — Хватит! — Даже я подпрыгнула. — Вылезайте из машины и прекращайте. Никаких больше драк сегодня. Вы меня поняли? А? — Да, — ответила Офелия тихим, испуганным голосом. — Роуэн? — спросил он таким же строгим тоном, соответствующим злой мимике бровей. — Хорошо, — ответила она своим мягким голоском. — Отлично, теперь забейте пару мячей в лунки. — Пэкстон щелкнул языком и подмигнул, давая им знать, что он не злится. Мне он тоже подмигнул. Мое сердце затрепетало. Это чувство я бы описала как блеск, сверкающий у меня в груди. Черт. Это не значит ничего хорошего. Пэкстон был более одержим гольфом, чем бейсболом. Я смотрела, сидя на жесткой скамье под кленом, благодарная за минуты тишины. У меня болела голова в задней части глаз. Устойчивая пульсация слышалась в обоих ушах. Мой мозг наполняли триллион вопросов, но ни на один из них не было ответа. Ни единого. Но их могли дать. Например, Лейн. Он может знать. Я посмотрела на Пэкстона, стоящего за Роуэн, и на свой телефон. Был ли у меня его номер? Моя спина выпрямилась, а рука полезла в сумку. Убедившись, что Пэкстон не смотрит на меня, я включила телефон. Ну, конечно. Номер Лейна был где-то в середине моего списка контактов. В истории звонков не было ни одного вызова, ни одного сообщения. Конечно, это не удивило меня. Пэкстон постоянно брал мой телефон, чтобы проверить. Я не говорила ни с кем, кроме него. А потому мне было все равно. Он мог смотреть, что хотел. Единственные сообщения, что он мог там найти, были от него. Оба моих больших пальца быстро заскользили по экрану. Габриэлла: Что за хрень? Объясни, что происходит. Я тут же удалила сообщение и принялась ждать, и ждать, и ждать. Лейн не ответил, и мой единственный шанс ускользнул от меня, прихватив с собой надежду. Пэкстон спрашивал о драме на бейсбольном поле несколько раз в течение дня. Я все время повторяла, что ничего не произошло. Что я просто засомневалась. Но он не повелся на это. Вечером я приготовила легкий ужин, и мы поели на летней кухне возле бассейна. Куриный салат и овощи на гриле. У меня и Роуэн курицы не было. Она недавно решила, что тоже не хочет есть мясо. Кроме хот-догов и пепперони. — Можно нам теперь в бассейн, папочка? — спросила Роуэн, съев полпорции. Пэкстон указал ей на тарелку. — Нет, ты едва прикоснулась к еде. Сначала поешь. — Я почти доела, — сказала Офелия, натыкая на вилку картошку и закидывая ее в рот. — Я раньше залезу. Я дважды ударила вилкой по своей тарелке, привлекая ее внимание. — Фи, прекрати. Ешь медленнее или вообще не полезешь в бассейн. — Не-а, папа сказал, что можно. Да, папа? — спросила она, глядя грустными глазками слева от себя. Пэкстон растаял, позволяя обвести себя вокруг пальца. Я строго посмотрела на нее. — Ты сейчас серьезно, девочка? Нельзя так делать. Как бы ты себя почувствовала, если бы я сказала, что Роуэн важнее тебя? Это ты сейчас и делаешь. Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя менее важной, чем папа?