Я прихожу в себя от каких-то грубых хлопков по щеке и, открыв глаза, замираю. Кажется, я сижу на полу, тогда как прямо возле меня наклонился Бакиров. Близко, очень близко ко мне. Рядом почему-то стоит Алена перепуганная, Анатолий, а еще… Михаил Александрович мои руки в своих огромных ладонях держит. Крепко, намертво просто. Я хочу встать, но боль в руках такая сильная, что я даже плакать не могу. Боже, сегодня второй день, как я тут работаю, и, похоже, он же и последний. Если честно, мне хочется под землю от стыда провалиться, когда этот бандит руки мои при всех осматривает, зачем-то задрав свитер до самых локтей. Бакиров строго так смотрит, пристально, не давая и шанса вырвать руки из его огромных лап, и почему-то знатно чертыхается, когда видит мои ожоги. Его взгляд темнеет, и я сжимаюсь в тугой комок у стены, однако уйти мне никто не дает. – Иди сюда. Я не понимаю, что происходит, пока в одну секунду Михаил Александрович меня на руки не подхватывает, просто как пушинку! Он делает это с легкостью, тогда как я начинаю паниковать. Этот мужик просто огромный по сравнению со мной, и еще он меня куда-то несет, и уж точно не на выход. – Не… нет! – Цыть. Не пищи. Его руки словно из стали сделаны, и, как я ни стараюсь вырваться, Бакиров сильнее. Он держит меня, подхватив под колени и за спину, несет, прижимая к себе, точно медведь. У меня нет ни шанса, ни одного. Невольно запах его вдыхаю, оказавшись близко к груди. Сигареты и мускус, очень приятный мужской одеколон. Хвоя и крепкий кофе. Застываю. Боже, что делать, куда он меня несет… Звенят ключи, и вскоре дверь открывается. Михаил Александрович меня в свой кабинет заносит. Я понимаю это сразу по стойкому запаху кофе и сигарет в этой комнате. У стены черный кожаный диван стоит, на который он меня усаживает, как куколку. Алена следом заходит, прикрывая дверь. В ее руках какая-то коробка, а у меня слезы в глазах, хоть я и стараюсь выглядеть спокойной. Руки невыносимо уже просто болят, и я бы разревелась в голос, если бы была одна, а так стискиваю зубы. Терплю, не хочу, чтобы они видели мою слабость, особенно Бакиров, который и так уже, похоже, едва сдерживается, чтобы меня не выкинуть отсюда. – Ален, обработай и валите. – Я? Вы что, нет, я крови боюсь, Михаил Александрович! – Я пойду… Срываюсь с дивана, но тут же жалею об этом. – Сидеть! Нет, не просьба. Приказ, заставляющий меня обратно сесть на диван и притихнуть от громового низкого баритона Михаила Александровича. Дышу через раз, особенно когда Алена выходит и я остаюсь наедине с этим бандитом. Тут же вспоминаю слова Вадика. Не смотреть на Бакирова, а то он взбесится, может даже ударить! Вперяю взгляд в пол и слышу только, как мужчина стул берет и подходит ко мне. Близко, слишком близко. Замечаю в его руках эту самую коробку, которую он быстро открывает, а там медикаменты. Бинты, мази разные, жгуты, таблетки. О, это как раз то, что мне надо. – Давай руки сюда. – Зачем? – Обработать надо, не то снова свалишься. Поджимаю губы. Он все же думает, что я слабая, а я не слабая! Я сильная и самостоятельная уже давно! – Не свалюсь. Я сама могу обработать! Я буду на врача учиться. Поднимаю взгляд и сразу жалею. Бакиров смотрит прямо на меня в упор своими карими темными глазами. От него аж валит эта сила и опасность, которая меня до жути просто пугает. Прижимаю руки к себе. Отодвигаюсь чуть дальше на диване от него. Не хочу, чтобы касался меня, мне страшно. Он выглядит как какой-то бешеный медведь, огромный и жуткий, весь в этих своих татуировках. Ужас. – Врач, значит. Ну-ну. Тут же в меня летит эта самая аптечка, которую я ловлю на лету, шипя от боли в пальцах. Отлично. Мне как раз надо практиковаться! Бакиров поднимается, идет к столу, садится в большое кресло, закуривает. Я же хватаю эту коробочку и быстро в ней шарюсь. Не аптека, конечно, но мазь все же одну нужную нахожу. Противовоспалительная сильная и должна мне помочь. Разматываю бинты на руках, осторожно поглядывая на бандита. Он сидит напротив и курит, тогда как я начинаю кашлять. Едкий дым забивается в нос, и горло от этого жутко першит. Про проветривание комнаты, похоже, тут никто не слышал, так как окно тут всегда закрыто. Кашлю снова и снова, машу рукой перед лицом, пытаясь высушить выступившие от дыма слезы, и тогда Михаил Александрович недовольно тушит явно недокуренную сигарету. – Спасибо. Так гораздо лучше. – Тебя в теплице вырастили? – спрашивает на полном серьезе. – Нет, просто дым очень едкий. Вы всегда только курите? – Да, – чеканит коротко, мрачно. – Почему? Это же вредно для здоровья! – Жить тоже вредно для здоровья. Поджимаю губы. Похоже, Бакирова не переспоришь, да и бесить его не хочется. Судя по тому, как он смотрит на меня, я его уж больно сильно раздражаю. Я бы могла ему целую лекцию про вред курения прочитать, да вот только боюсь, этому бандиту мои доводы не полезнее подорожника ко лбу будут. – А-ай! Шиплю от боли. Каждое движение пальцами аж в голову ударяет, и кажется, я переоценила свои силы, когда говорила, что смогу перевязать руки сама. Если бы хоть одна была повреждена, а так обе… – Быстрее, – чеканит Бакиров, и я теряюсь. Мазь-то я нанесла, но, как ни стараюсь забинтовать руки, не могу. Боль просто адская, да и неудобно. – Сейчас… Мучаюсь еще минуту, и кажется, Михаил Александрович теряет терпение. Сжимаюсь вся, когда мужчина поднимается и молча подходит ко мне. Он не говорит. Просто берет стул и садится напротив. – Дай сюда руки. – Я сама могу! – Сиди уже, блядь, не дергайся. Разрешения никто не спрашивает, и уже через минуту Михаил Александрович с легкостью забинтовывает обе мои руки, притом с ловкостью хирурга. Я же даже не двигаюсь и, честно говоря, дышу через раз. Мельком только поглядываю на Бакирова. Он, конечно, страшный, но не урод все же. Жуткий просто какой-то, брутальный, строгий, грубый. Я обласкана любовью только мамы и бабушки, и мне всегда в присутствии мужчин страшновато и неловко, однако рядом с Михаилом Александровичем это чувство умножается раз так в сто. Я просто не могу быть спокойной рядом с ним, у меня аж сердце замирает, когда прямо сейчас он перематывает мою небольшую ладонь, держа ее в своей огромной лапе. У Бакирова черная рубашка на груди расстегнута на две пуговицы и открывает вид на мощную смуглую шею. Закатанные до локтей рукава показывают сильные волосатые руки с крупными ладонями с обилием татуировок. Они начинаются на фалангах грубых пальцев, проходят по ладоням и, словно ветки, окутывают его крупные кисти. Что изображено на этих рисунках, не знаю. Какие-то знаки, кресты, картинки. У Михаила Александровича теплые руки, огромные, грубые, но больно он мне не делает. Сглатываю. Такой бандит может одной левой меня прихлопнуть, однако почему-то прикосновения его мне не противны. Заставляют только трепетать перед ним, и сейчас я вся сжимаюсь, боясь даже пошевелиться. Невольно отмечаю, что у Бакирова нет кольца на безымянном пальце, но на левой руке есть крупный золотой перстень. Странно, почему он не женат. Он же значительно старше меня. Где его семья? Михаилу Александровичу тридцать шесть. Ира, официантка, сегодня рассказала, а это значит, у нас двадцать лет разницы. Целая жизнь… Бросаю взгляд на часы. Половина одиннадцатого ночи, и кажется, я прощелкала сегодня последнюю маршрутку, а мне в школу завтра. Блин. – Иди на выход, малая, и жди меня там, – закончив бинтовать мои руки, бросает Михаил Александрович и поднимется, тогда как я сдвинуться с места не могу. – Зачем? – Со мной поедешь, – чеканит строго, а я застываю. Ох, мамочки, куда это с ним… Глава 7 – Я никуда не поеду с вами. Я сама. Сама дойду. Пячусь к двери, но Бакиров, точно хищник, закрывает ее прямо перед моим носом одним быстрым хлопком.