— Давай со мной вместе, сын мой, на этот раз я попаду. — И она подошла, чтобы ударить его. — Нет! Не сюда, бабушка. Если не попасть по цели, даже тонна виагры меня не спасет. Это мишень для профессионалов, — убежденно произнес он. Мы еще никогда прежде не видели его таким решительным. Итак, Мэр совершил вторую попытку. Он закрыл глаза левой рукой, поднял правую руку вверх, как генерал, командующий последним сражением, и нанес оглушительный удар. Осознавая риск, все в зале, включая меня, инстинктивно постарались защитить собственные половые органы. С величайшей скоростью Мэр безжалостно опустил руку. Шлепок был такой сильный, что мы все вместе скривились в гримасе, как будто бы почувствовали ту же боль. — Аааааааайййййййййййй! Испугались даже те, кто не присутствовал в театре. Мэр был буквально парализован. Мы не знали, жив он или мертв. В зале наступила минута молчания в знак уважения к его смелости. После этого момента, полного драматизма, когда было слышно даже, как муха летит, мы все спросили: — Убил? Убил? Мэр не отвечал. Он продолжал стоять с открытым ртом. Боль была такой, что он не мог произнести и слова. — Убил? — настойчиво повторили мы. По истечении двух минут он наконец заговорил — отрывисто, всхлипывая, тягучим голосом: — Я раздавил свои яички. Теперь я стерилен. Ай, ай! — К несчастью, легкому мышонку удалось сбежать с последней битвы. Он выиграл войну. Великие политики, в особенности эксперты, бывают уничтожены маленькими мышками. Политики создают мышей, а мыши разрушают политиков. Мэру, совершенно униженному, побежденному и разбитому, пришлось уйти со сцены и спустить брюки. Мало было обиды и боли, так еще на сцене появилась Клотильда и максимально ранила его гордость: — Никаких проблем, Ромео, у тебя уже и так давно не действует. Мэр пригрозил ей кулаком. Политик не победил мышонка, значит, ему надо было дать несколько оплеух кому-то другому. Он пошел к «жене», чтобы выплеснуть свою раздраженность. Вспыльчивый и неузнаваемый, Мэр двинулся навстречу Бартоломеу. Но, когда он сделал первый шаг, произошло непредвиденное. Мышонок покинул статую Свободы, подошел к метро, спустился на холм Сахарной Головки и медленно двинулся по ногам Мэра. Без негодования сошел на пол. Мышонок пошатывался, был оглушен, ошеломлен, у него кружилась голова. Я страстно прокомментировал сцену: — Шлепок Мэра, сеньоры, не имел эффекта, но его примитивный выкрик был фатальным. Он смертельно ранил бедное животное. Все следили за медленными движениями мышонка. Он им понравился, да и мне тоже. Я бы хотел пустить вот таких мышей по всей общественной системе. Проказник-мышонок шел, не в силах сохранять равновесие, его заносило то вправо, то влево. Он то останавливался, то медленно шел вперед. Пройдя пару метров, он поднял правую лапку, положил ее на правую сторону груди, посмотрел в зал, как блестящий актер, и умер. Он упал на пол лапками вверх. У него случился инфаркт. — Несчастный протянул ноги, — констатировал Краснобай, который в этом замешательстве совершенно пересмотрел свою фобию к мышам и приручил этот призрак. Полный сочувствия, он добавил: — Впервые я в восторге от мыши. Тогда я пояснил публике: — Мышонок умер от стресса. — И предупредил: Осторожно, люди, стресс гораздо опаснее, чем оружие, которое вам приходилось использовать. Было такое ощущение, что главные уголовники страны поняли: все они умирают, как мышонок, от слабого оружия ускоренной мысли и тягостного чувства. Из-за того что мы не были продуктивными, конструктивными, созидательными и созерцательными в карцере, они жили в напряжении, полные горечи и стресса. В этом году десять уголовников уже получили инфаркт на Острове Демонов, у двадцати был рак, а большинство имело другие болезни эмоционального происхождения. И это подтверждало, что независимо от того, в тюрьме или на свободе находится человеческое существо, оно живет в большом сумасшедшем доме. Учитель всегда говорил нам, что в этой глобальной психиатрической больнице многие из тех, кто находился на свободе, не совершали преступлений по отношению к другим, но редко не совершали их по отношению к самим себе. Я был одним из этих уголовников, я был машиной для работы и учебы, специалистом по раздраженности и нетерпеливости. Я был заключен в особую тюрьму, хотя преподаватели и студенты из моего университета считали, что я был на свободе. Заблуждение. Клотильда, видя, что ее противник по-прежнему лежит на ковре, сползла с вершины кресла и посмотрела на Ромео, который не казался ей таким красивым с их медового месяца. Она медленно подошла к нему и с нежностью произнесла: — Ромео, дорогой, ты — мой герой. Ромео, чувствуя себя героем из фильма, самым бесстрашным из мужчин, набрал в грудь воздуха и стал клясться в любви. Его голос звучал возвышенно: — Клотильда! Из-за тебя я раздавил свои баскетбольные мячи, пожертвовал своей статуей Свободы и одним только ударом выровнял свою Сахарную Головку. Но не рассчитывай больше на меня, потому что после этого несчастного мышонка я уже не тот мужчина, каким был раньше. Они поцеловались по-голливудски. Ясно, что это была всего лишь сцена. Клотильда испытывала отвращение к Ромео и наоборот. Оба поставили маленькое яблочко между зубами и делали вид, будто целуются. Клотильда, настоящий провокатор, запрыгнула на шею к Ромео, и тот упал, чуть не поперхнувшись яблоком. Необходимо было похлопать его по спине, чтобы благословенный плод вылетел из горла. После избиения в области поясницы ошеломленный Мэр еще имел смелость сказать: — Клотильда, несчастная, мышь убила меня, а ты похоронила. Закончив представление, оба оказались в центре сцены, возле профессора Журемы. И, прежде чем они поклонились, уголовники, которых боялись судьи, прокуроры, сотрудники ФБР, поднялись все вместе и зааплодировали в эйфории. После продолжительных аплодисментов я снова взял слово и сказал: — Мораль истории: Клотильда и Ромео будут счастливы, когда… И все присутствующие ответили разом: — В истории появится другой мышонок! Глава 35 Подвалы мозга Заключенные, во всяком случае, начали понимать немного, что мыши, прешедшие извне, могут умереть, а те, которые находятся в тайных пространствах нашего мозга, остаются на долгое время. Их нельзя оглушить, стереть, их можно только приручить. Они начали понимать, что не следует торопиться ранить или поразить внешнюю цель, поскольку их истинные враги находятся внутри них. Это был фантастический урок. Внезапно я свистнул, мышонок проснулся, и я его схватил. Все были поражены. Они наконец-то догадались, что я нанял обученного мышонка. Это был великий актер. Все зааплодировали маленькому животному. В том числе и Краснобай. Мэр поднял руки и тихо заговорил: — Голосуйте за меня, сеньор несчастный, ибо я прощаю вам все это унижение. Он вспомнил о молитве, которую совершил в жалком домике, где я съел крылышко цыпленка, и закончил ее, но теперь уже громким голосом: — Да размножатся куры на земле, да снизойдет мир на сердца экспертов и растяп, да возмутят мыши спокойствие всех политиков-оппозиционеров. В тот же миг я повернулся к залу и спросил: — Похоже, мы забыли некоторых персонажей. Взгляды уголовников обратились к сцене, и они увидели двух персонажей. Да, мы забыли деток. В этот момент я попросил Учителя подняться на сцену. Он сопротивлялся, но я настоял. Его выход не был запрограммирован, но люди с растерзанными жизнями должны были услышать этого человека, как услышал его я. Оборванец уступил мне. Уголовникам было трудно понять, как такой несчастный мог быть лидером группы. Учитель обвел взглядом зрительный зал, почувствовал, что присутствующие расслаблены и постепенно начинают приходить в себя от шока. То, что на этих людей снизошел свет, потрясало. Учитель не хотел давать какие бы то ни было объяснения, не хотел быть лектором в традиционном смысле, поэтому он еще раз отдал предпочтение сократовскому методу. — Может ли мышонок превратиться в чудовище? Может ли камешек превратиться в стену в наших головах? — спросил он, а после этого добавил: — Они смогли бы исследовать ваши жизни и попытаться встретить маленькие факты, которые трансформировались в большой конфликт? Двадцать человек подняли руку. Дробовик, хладнокровный убийца, поднялся со второго ряда и, не дожидаясь, чтобы кто-нибудь попросил его рассказать о своей жизни, заговорил: — Каждый раз, когда я собираюсь помочиться, я слегка подпрыгиваю. Причина в том, что, когда я был ребенком, один доберман зло залаял и укусил меня именно в тот момент, когда я мочился. С того времени я не мочусь, не подпрыгивая, — рассказал он, смеясь над самим собой. Я был впечатлен его остротой и непринужденностью. Я считал, что эти люди не способны тонко мыслить. Учитель продолжил: — Дети в этой театральной пьесе восприняли образ мышонка как образ скандала между их родителями. Образы сливались на бессознательном уровне, превращаясь в одно и то же. Данный процесс сделал возможной разрушительную и угрожающую силу этого маленького животного. Мышонок превратился в настоящее чудовище, призрак, травму. Свет на сцене уменьшился, появилась обволакивающая мягкая музыка. И демонстрируя то, что жизнь циклична, что есть время для улыбок и плача, для тишины и криков, Учитель призвал присутствующих стать путниками в поисках самих себя. — Путешествие по своей жизни. Вспомните о слезах, которые были сдержаны за кулисами ваших жизней и которые никогда не выступят в качестве актеров театра. Сколько утрат и насилия вы перенесли, когда были детьми? Сколько несостоявшихся объятий? Сколько лишений? Сколько раз вас тошнило от безумных взрослых? У многих из вас было разбитое детство, а ведь в действительности вы должны были бы шалить, как все дети. Заключенные путешествовали во времени и были очень взволнованы. El Diablo и Щебень были удивлены великодушием Продавца Грез. Второй лично обвинял и угрожал Учителю. После того как им была предложена жилетка, чтобы выплакаться, человек, за которым мы следуем, вскрыл практически без наркоза преступления, которые они совершили. Террористы, убийцы, мошенники, воры были обезоружены всем тем, что они только что увидели и услышали. Это был момент, когда они вышли на поверхность, чтобы проникнуть в самые глубокие пласты человеческого мозга. — Подумайте сейчас без страха о детстве, которое вы уничтожили, о жизнях, которые вы разорвали, и о грезах, которые вы раздавили. Сколько увечий! Сколько зла вы совершили! Сколько невосполнимых утрат вы вызвали!Есть множество причин, которые объясняют ваши увечья и страдания, но ни одной из них нельзя оправдать страдания других, — заговорил он прямо, без оглядки на то, что его могут растерзать. И внезапно он выработал социологическую мысль, достойную запоминания: — Насилие объясняет насилие, но никакое насилие не оправдывает собственное насилие. Слушая его, я вспомнил двоих работников, которые умерли там за последние два года из-за бунтов. Я также вспомнил, что Фернанду Латару и другие работники этой тюрьмы были приговорены к смерти. Еще я вспомнил моих учеников, которых выгнали с этого острова и которым не удалось взять ни одного интервью у каких бы то ни было заключенных, представлявших даже меньшую опасность. Сейчас здесь и вживую Учитель, стоя рядом с Бартоломеу и Барнабе, произносил речь для вожаков этой тюрьмы, говорил об их тяжелейших ошибках, и они слушали его без дрожи на губах, без ненависти к нему. Не давая больших объяснений, он говорил об одном из наиболее известных в истории и в то же время наименее понятном эпизоде. Он говорил о призраках предательства, отрицания и вины. — На последней вечере Учитель Учителей был глубоко опечален своими учениками. Самый умный из них, Иуда Искариот, собирался предать его; а самый сильный, Петр, собирался отказаться от него. Какое из этих преступлений больше? Я никогда не думал об этих двух знаменитых заблуждениях в истории под социологическим углом зрения. К чему клонит Учитель? Пока я размышлял, он завершил свое рассуждение: — Оба преступления были величайшими. Иуда предал его один раз, Петр отрекся от него трижды и страстно. Но уроки, которые он нам дал, грандиозны. Он не наказал предателя. Наоборот, он дал ему кусок хлеба, открыто продемонстрировав, что не боится быть преданным, но боится потерять друга. Таким образом, он показал, что наши ошибки должны быть исправлены с помощью воспитания, символом которого является хлеб. Он не осудил Петра, отрекшегося от него. Наоборот, он одарил его возвышенным взглядом именно в тот момент, когда Петра тошнило от события, которое они вместе пережили. Он крикнул ему, не используя голоса: я это понимаю! Он дал Петру и Иуде кандалы, чтобы они приручили призрак вины и заблуждений и начали все сначала. И только Петр ими воспользовался. Иуда был разорван своим призраком. А вы? Продавец Грез пошел гораздо дальше. Противопоставляя их самим себе, укрепляя их прозрачностью, Учитель спросил: — Вы виновны? Да. Тот, кто боится признать свои ошибки, придет к могиле своих призраков, которые затемняют их рассудок. Пускай они встретятся со своими призраками, и тогда у них будет некий шанс приручить их. — И, к удивлению заключенных, Учитель им категорически заявил: — Более восьмидесяти процентов вас, то есть большинство людей, которым нет и сорока лет, состарятся в тюрьме, покроются плесенью в этой среде. Многие только выйдут с искривленным позвоночником и с клюкой в руке. И почти пятьдесят процентов покинут остров мертвыми, поскольку их приговорили к пожизненному заключению или же их срок невозможно отсидеть. — И, выдержав напряженную паузу, добавил: — Я прекрасно знаю, что ежедневно, когда вы думаете, что ваши волосы седеют, ваши мышцы утрачивают силу, а ваши глаза теряют зрение в этой темной и холодной тюрьме, у вас начинается паника. Усмирить эти призраки для выживания с достоинством — вот великий вопрос! Преступление совершается за минуты, но его последствия могут длиться целую жизнь. Пока он вскрывал души этих несчастных, я спрашивал себя: «Что это за человек, у которого такая смелость и ловкость?» И в момент вдохновения Продавец Грез твердо произнес: — Я так же совершал преступления, но не такие, которые предусмотрены в юридических кодексах. У меня есть долги перед моим сознанием, по которым, как я знаю, я никогда не расплачу?сь. — Слышать, как активный лидер группы без костюма-тройки и галстука, одетый хуже уголовников, признавался в том, что у него есть неоплаченные долги, было более чем странно. Это задело за самое сокровенное. Никогда никто не листал перед заключенными, сидящими в тюрьме с повышенными мерами безопасности, страницы своей жизни.