– Так что же? Помимо блестящих ответов. – Мне не нравится, когда мне устраивают проверки. – Тебя это сильно задевает? Биргитта улыбнулась: – Мой тебе совет, Казанова, – если хочешь очаровать женщину, дай ей понять, что она уникальна, что к ней у тебя особое отношение, не такое, как к остальным. Парням, которые цепляют девушек в барах, этого не понять. Да и развратникам вроде тебя – тоже. Харри рассмеялся: – Говоря «пара», я имел в виду «две». А «пара» я сказал потому, что это звучит немного иначе, вроде как… «три». Одну недавно бросил молодой человек, ну, по ее словам. В последний раз она благодарила меня за то, что я такой… неискусственный, а наши отношения – такие… наверное, ни к чему не обязывающие. Другая – это женщина, с которой я давно уже поддерживаю ненавязчивые отношения, и она настаивает, что поскольку начал их я, то я же обязан обеспечивать ее каким-то минимумом личной жизни, пока один из нас не найдет себе что-то взамен. Погоди – ас чего это я оправдываюсь? Я обычный парень, мухи не обижу. Думаешь, я кого-то здесь пытаюсь очаровать? – Конечно. Ты пытаешься очаровать меня. Пне отрицай! Отрицать Харри не стал. – Ладно. И как у меня получилось? Она задумчиво взяла бокал, отпила из него и ответила: – Нормально. Во всяком случае, сносно. А вообще, нет, отлично. Вполне. – Звучит как «на пять с минусом». – Вроде того. Рядом с заливом было темно и почти безлюдно. Дул свежий ветер. На лестнице Оперного театра фотограф что-то объяснял необычайно тучным новобрачным. Тем явно не нравилось то и дело переходить с места на место, да и неудивительно при их телесах. Но наконец идеальный вариант был найден, и они закончили фотосессию с улыбками, смехом и, возможно, слезами. Харри и Биргитта наблюдали эту картину с балюстрады. – Вот что значит лопаться от радости, – сказал Харри. – Или по-шведски так не говорят? – Почему нет? Бывает, человек так счастлив, что и по-шведски можно сказать: он лопается от радости. – Биргитта вынула из волос заколку и подставила лицо ветру. – Бывает, – повторила она чуть слышно. Она стояла лицом к морю, и ветер развевал ее огненные волосы, так что они походили на щупальца огромной медузы. Харри раньше и не подозревал, что медузы бывают такими красивыми. 4 Городок Нимбин, Коре Виллок и Элис Купер Самолет приземлился в Брисбене, когда у Харри на часах было одиннадцать, но стюардесса по громкой связи настаивала, что всего десять. – Здесь, в Квинсленде, время не делят на зимнее и летнее, – объяснил Эндрю. – Были настоящие политические баталии, но в итоге фермеры собрались на референдум и высказались против. – Такое чувство, что это большая деревня. – Вроде того. Еще недавно парней с длинными волосами сюда просто не пускали. Это было запрещено. – Шутишь? – Квинсленд – особая статья. Скоро отсюда погонят бритоголовых. Харри улыбнулся и провел рукой по бритому затылку. – Что еще? – Да, если ты привез с собой марихуану, оставь ее лучше в самолете. В Квинсленде к наркоманам относятся строже, чем в остальных штатах. Неудивительно, что фестиваль «Аквариус» проводили именно здесь – прямо на границе с Новым Южным Уэльсом. Первой их целью было найти машину. В конторе по прокату оказалась свободной и исправной только одна. – Зато в Квинсленде есть места вроде острова Фрэзер, где познакомились Ингер Холтер и Эванс Уайт. По большому счету, остров этот – просто огромный пляж, но есть на нем и тропический лес, и озера с чистейшей в мире водой. А песок до того белый, что пляж кажется мраморным. Такой песок называют силиконовым – из-за повышенного содержания кремния. Из него можно сразу лепить компьютеры. – Страна изобилия, верно? – Парень за стойкой протянул ключ. – «Форд эскорт»? – Эндрю в задумчивости потер нос, но потом все-таки согласился, спросив только: – Неужели они еще существуют? – Особое предложение, сэр! – Не сомневаюсь. Солнце добела раскалило Тихоокеанское шоссе, и построенные из стекла и бетона небоскребы Брисбена светились, как хрустальная люстра. – Красиво, – сказал Харри. – Так правильно и чисто. Как будто этот город кто-то нарисовал. – Ты недалек от истины. Брисбен в общем-то молодой город. Не так давно здесь было просто большое село со стотысячным населением. Если хорошенько приглядеться, у местных до сих пор ноги колесом. Сейчас город похож на подновленную кухню в крестьянском доме: блестящий, броский и деловой. А вокруг бродят задумчивые коровы. – Ты нарисовал симпатичную картину, Эндрю. – Не выпендривайся. Они ехали по шоссе на восток. Вокруг простирались зеленые холмы, перемежавшиеся лесом и возделанными полями. – Добро пожаловать в австралийскую деревню, – объявил Эндрю. Миновали пасущихся коров, проводивших их безразличным взглядом. Харри рассмеялся. – Что еще? – спросил Эндрю. – Видел карикатуру Ларсона[13], где две коровы стоят на задних ногах, разговаривают, курят и одна кричит: «Осторожно, машина!» Пауза. – Кто такой Ларсон? – Ладно, проехали. Мимо проносились низенькие деревянные домики, непременно с верандами, сетками от комаров и пикапами перед дверью, меланхоличные рабочие лошади с широким крупом, пасеки и блаженствующие в грязи свиньи. Дорога становилась все уже. Перевалило за полдень, когда они остановились на заправку в маленьком городке. Если верить вывеске, он назывался Юки и уже два года претендовал на звание самого чистого города в Австралии. – Ну и ну! – воскликнул Харри, когда они приехали в Нимбин. Центр города (около ста метров) был разукрашен во все цвета радуги. Харри увидел персонажей, знакомых ему по фильмам Чича и Чонга. – Это же семидесятые! – выдохнул он. – Смотри, там стоит Питер Фонда и обнимается с Дженис Джоплин. Они медленно поехали по улице, провожаемые застывшими взглядами изображений. – Фантастика! Не думал, что такие места еще существуют. Умереть со смеху! – Почему? – спросил Эндрю. – Тебе это не кажется забавным? – Может быть, – пожал плечами Эндрю. – Сегодня, конечно, легко смеяться над этими чудаками. Я знаю, что ребята, которые верили во flower-power generation1, были дуралеями, они только и делали, что бренчали на гитарах, читали стихи собственного сочинения и трахали друг друга. Что организаторы фестиваля в Вудстоке разгуливали, нацепив галстуки, и давали смехотворные интервью, над наивностью которых потешаются до сих пор. Но еще я знаю, что без их идей наша жизнь была бы совершенно другой. Может, сегодня такие лозунги, как «Мир» и «Любовь», кажутся затертыми, но мы, те, кто вырос в то время, в них верили. Всей душой. – А не староват ты был для хиппи, Эндрю? – Да. Староват. Я был опытным и коварным хиппи, – улыбнулся он. – Но скольким девочкам дядя Эндрю открыл двери в волшебный мир любви! Харри похлопал товарища по плечу: – Старый развратник, мне-то казалось, ты только что толковал про идеализм.