Машин на Новом Южном шоссе было немного, и новенькая «тойота» Лебье, довольно урча, неслась со скоростью сто двадцать километров в час. – No backup, Sir?[108] – поинтересовался Лебье. – Если он там, нас троих будет достаточно, – ответил Уодкинс. – Юн сказал, что оружия на него не зарегистрировано, и у меня такое чувство, что размахивать пушкой он не станет. Харри не сдержался: – Какое чувство, сэр? Не то ли, что подсказало вломиться к нему домой? Или положить передатчик в сумочку? – Хоули, я… – Просто интересно, сэр. Если использовать ваше чувство как индикатор, то, судя по последним событиям, у него как раз окажется пушка. Не то чтобы… Харри понял, что повысил голос, и остановился. Не надо, сказал он сам себе. Не сейчас. И закончил предложение тихим голосом: – Не то чтобы я был против. Просто могу ненароком изрешетить его пулями. Уодкинс решил не отвечать и, надувшись, отвернулся к окну. Дальше они ехали молча. В зеркало заднего вида Харри видел осторожную и загадочную улыбку Лебье. Полвторого. – Леди-Бэй-Бич[109], – объявил Лебье. – Подходящее название. Пляж номер один для сиднейских голубых. Припарковаться решили за оградой пристани. По зеленому склону спустились к маленькой гавани, пирсы которой были облеплены яхтами. В воротах их встретил сонный охранник в выцветшей синей униформе. Когда Уодкинс показал ему значок, он встрепенулся и с готовностью показал, как пройти к яхте Герта ван Хооса. – На борту кто-нибудь есть? – спросил Харри. – Не знаю, – ответил охранник. – Летом за всеми не уследишь, но вроде на нее уже дня два никто не подымался. – А вообще за последние дни? – Да, если не ошибаюсь, в субботу ближе к ночи приезжал мистер ван Хоос. Он обычно паркуется у самой воды. В ту же ночь он и уехал. – С тех пор на яхте никого не было? – уточнил Уодкинс. – В мою смену – нет. Но нас тут, к счастью, много. – Он приезжал один? – Вроде да. – Что-нибудь приносил на яхту? – Наверняка. Не помню. Но большинство что-то приносят. – Можете вкратце описать мистера ван Хооса? – спросил Харри. Охранник почесал в затылке: – Ну-у, нет, не смогу. – Почему? – удивился Уодкинс. Охранник немного смутился: – Если начистоту, для меня все аборигены на одно лицо. Солнце играло на лоскутке акватории, но за ее пределами вздымались большие и тяжелые океанские волны. Когда они шли по пирсу, Харри отметил свежесть ветра. Яхту он узнал по названию «Аделаида» и регистрационному номеру на борту. По сравнению с другими яхтами «Аделаида» не была большой, но выглядела ухоженной. Юн говорил, что обязательной регистрации подлежат только моторные яхты, и то, что удалось найти яхту Тувумбы, следовало считать большим везением. Но у Харри было предчувствие, что на этом везение и кончится. Сердце бешено колотилось в груди при мысли о том, что на борту может быть Биргитта. Жестом Уодкинс приказал Лебье первым взойти на борт. Пока тот осторожно шел по палубе, Харри держал пистолет нацеленным на люк каюты. Потом на яхту отправился Уодкинс – и сразу же споткнулся о якорный канат. Остановившись, они прислушались, но не услышали ничего, кроме ветра и бьющейся о борт яхты воды. И каюта, и трюм были заперты на висячие замки. Лебье полез за отмычками. Через несколько минут оба замка были сняты. Лебье открыл люк каюты, и первым туда полез Харри. Внутри было темно, Харри сел на корточки, вытянув перед собой руки с пистолетом. Убранство было простым, но изящным. В каюте, обшитой красным деревом, не заметно никаких следов эксцессов. На столике развернута морская карта. Над столиком – портрет молодого боксера. – Биргитта! – крикнул Харри. – Биргитта! Уодкинс положил руку ему на плечо. – Здесь ее нет, – констатировал Лебье после того, как они излазили всю яхту от носа до кормы. Уодкинс стоял высоко на корме. – Может, она здесь была? – Харри посмотрел на море: ветер усилился, пенные гребни волн стали выше. – Пусть эксперты посмотрят, – откликнулся Уодкинс. – Я думаю, у него просто есть еще одно, неизвестное нам тайное место. – Или… – начал Харри. – Не надо глупостей! Он ее где-то спрятал. Надо просто ее найти. Харри сел. Ветер трепал его волосы. Лебье попытался закурить еще одну папиросу, но ветер задувал пламя. – Наши действия? – осведомился он. – Во-первых, надо уходить с яхты, – ответил Уодкинс. – Он может увидеть нас, даже не подъезжая слишком близко. Они встали, задраили люки, и Уодкинс осторожно перешагнул якорный канат, чтобы снова не споткнуться. Вдруг Лебье остановился. – Что такое? – спросил Харри. – Хм, – задумчиво произнес Лебье. – Я не разбираюсь в яхтах, но вот это нормально? – Что именно? – Бросать одновременно и передний и задний якорь? Они переглянулись. – Помоги мне, – сказал Харри, берясь за канат. Три часа. По дороге, приминая траву на обочине, гулял ветер. А по небу – тучи. Деревья у дороги ветвями гнали их прочь. Солнце потускнело, и по морю засновали тени. Рация трещала от помех. Хотя Харри сидел на заднем сиденье, он не видел бушующей вокруг бури. Он видел только скользкий зеленый канат, который они вытянули из воды. Капли блестящими камушками скатывались вниз, в море, откуда появился белый силуэт. Однажды летом, на каникулах, отец взял Харри с собой на рыбалку во фьорд. Тогда Харри увидел палтуса – такого белого и большого, что у мальчика сразу же пересохло во рту и затряслись руки. Когда они вернулись с уловом домой, мама и бабушка руками всплеснули от удивления и тут же начали резать холодное, окровавленное рыбье тело большими блестящими ножами. До конца лета Харри вспоминал огромного палтуса с выпученными глазами и никак не мог поверить, что тот ждал смерти. На следующее Рождество, когда Харри положили на тарелку большую порцию студня, отец стал с гордостью рассказывать, как они вместе поймали большого палтуса в Исфьорде. «Мы подумали, что на это Рождество нужно приготовить что-то особенное», – сказала мама. Это пахло смертью и злом, и Харри ушел из-за стола со слезами на глазах и с ощущением злой горечи во рту. А сейчас Харри сидел на заднем сиденье мчащегося автомобиля. И когда он закрывал глаза, то видел, как в воде по обе стороны от каната раскидала свои красные щупальца медуза. Приблизившись к поверхности, медуза стала похожа на веер, будто пыталась скрыть под собой нагое белое тело. Якорный канат был обвязан вокруг шеи, а безжизненные руки и ноги показались совсем чужими. Но, когда ее перевернули на спину, Харри узнал ее. Этот взгляд он уже видел. Тусклый удивленный взгляд с последним жалобным вопросом: «Неужели это все? Неужели вот так все и кончится? Неужели жизнь и смерть – такая избитая штука?» – Это она? – спросил Уодкинс. Харри помотал головой. Уодкинс повторил вопрос. Харри посмотрел на ее лопатки. Как они выделяются, какой белой на их фоне кажется линия купальника. – Она обгорела, – удивленно сказал Харри. – Она просила намазать ей кремом спину. Так доверяла мне. Но все-таки обгорела. Уодкинс встал перед ним и положил руки ему на плечи. – Ты не виноват, Харри. Слышишь? Просто… так случилось. Ты не виноват. Заметно стемнело. Пару раз ветер ударил с такой силой, что высокие эвкалипты замахали ветвями, будто очнувшись от сна и силясь оторваться от земли, как инопланетяне-триффиды из романов Джона Уиндема.