Конечно, первым делом Сашка заподозрил нехорошее. Куда это его новый знакомый так активно и красочно сватает? Уж не в Сирию ли, в ряды ИГИЛ? Или, может… Но Владислав вдруг стал деловито-серьезным и на подозрения ответил очень просто: — Ты за кого меня принимаешь, солдат? Я родиной не торгую! Я тебе предлагаю не в организации вступать и не воевать за чьи-то интересы. Это просто шоу! Ты выступаешь — тебе платят деньги. Это единоборства, понимаешь? У Сашки даже от сердца отлегло. Как, оказывается, все просто объяснилось, а он уже черт знает что готов был подумать. И снова Владислав стал улыбчивым, начал оперировать суммами и объяснять, что все шоу — это игра, только очень правдоподобная. Схватка на арене может быть на настоящую победу — это один вариант. И кто победит, тот и получает львиную долю денег с тотализатора. Может быть игра, когда все будут думать, что у тебя нет шансов, а ты якобы покажешь такие чудеса духа и такое мастерство, что победишь. Одно слово — шоу. Правда, бывает больно, но что для настоящего мужчины боль? А какие женщины приходят посмотреть на бои! Владислав даже глаза закатил. Жены богатых мужей, они так падки до красивого молодого тела и знают толк в любви. Пиво, лесть и вкрадчивый голос сделали свое дело. Владислав хорошо разбирался в людях и вычислил Сашку в два счета. Сегодня же вечером предложил пробный бой. — И что, арена? И полный зал сразу? — облизнулся Сашка. — Ну зачем сразу так шикарно? — засмеялся Владислав и похлопал его по плечу. — Может, тебе еще обстановка не понравится. Давай пока скромно выступишь. Соберется приличная компания на природе, на травке. И ты выйдешь против такого же новичка. В первый день да на природе «бабки» небольшие: если проиграешь, десять штук тебе на пластыри, синяки заклеивать. Если выиграешь, то где-то 50–80 тысяч за бой получишь. На арене будут, конечно, не такие деньги, там все серьезнее, а тут скромненько. Ну как? Согласен? Сашка согласился. Даже за проигрыш десять тысяч — для него подарок небес, а уж в случае выигрыша… Сумма кружила голову. И очень хотелось показать себя, чтобы взяли на арену, где совсем другие деньги, совсем другие цифры. Да он за полгода купит машину, квартиру, все что угодно… это же… это же… Сашка просто захлебнулся в мечтах. А вечером, когда подкрались сумерки, в мангалах горели угли, когда по полянке расхаживали степенные солидные дяди в белых брюках и красивые женщины в длинных платьях с ослепительными разрезами, Сашка уже разминался за рядом дорогих машин. Правила простые, одежда — только спортивные трусы. Главное — показать красивый бой. И Сашка показал. Его противник был зрелым мужчиной и в самом начале даже чуть напугал своим мастерством. Но потом начал делать ошибку за ошибкой, и Сашка несколько раз эффектно и красиво сбивал его с ног. Зрители взрывались восторженными возгласами, женщины аплодировали и выкрикивали его имя. А одна… Ее Сашка увидел, когда она выходила из черного большого внедорожника. Красивая, с высокой грудью и стройными ногами. Она так посмотрела на него, когда он тренировался! Она и теперь смотрела, только не аплодировала, а просто смотрела. Соперник упал и не смог больше подняться. Сашка стоял, его грудь вздымалась, пот тек по спине, кулаки были в ссадинах. Подошел Владислав и поднял Сашкину руку. Победа! Зрители были в восторге, но быстро потянулись к мангалам. Кто-то со смехом делил деньги, сложенные в небольшом ящике, — ставки на бойцов. — Иди умойся, — кивнул за машины Владислав. — Там мы установили летний душ специально для таких целей. Потом оденешься и приходи ко мне. Выпьем, шашлычком побалуемся, и денежки, опять же, получишь. — Сколько? — с хрипом выдохнул Сашка. — На тебя сегодня мало ставили, так что не очень… 72 тысячи. У Сашки подогнулись ноги. Вот это да! Не очень. За пятнадцать минут удовольствия и такие деньги? Сплюнув кровь из разбитой губы, он пошел в душ. Там все и случилось. Он уже заканчивал мытье, когда понял, что на него смотрят. Это была она, та дама в красном платье. Она оценивающе рассматривала его полностью обнаженное тело. А когда он выключил воду и взял полотенце, просто схватила его за руку и потащила к своей машине. Сашка даже не предполагал, что так бывает. На заднем сиденье она отдавалась ему с такой жадностью, с таким жаром, что у него буквально поехала крыша. Он рвал на ней одежду, матерясь в голос, и это ей нравилось. Потом она исчезла. Пошатываясь и постоянно оглядываясь по сторонам в поисках своей недавней партнерши, Сашка прошел к импровизированной раздевалке, оделся и отправился искать Владислава. Получил от него деньги, небрежно сложил в бумажник и сунул в задний карман. Жизнь улыбнулась ему, наконец. Он был готов теперь рвать всех за победу, за обладание следующей богатенькой голодной тварью. Сашке было невдомек, что его соперник сегодня лишь умело прикидывался побежденным. Что дама в красном платье — совсем не скучающая в одиночестве похотливая жена бизнесмена, а бывшая проститутка, зарабатывающая такими вот ролями. И что весь сегодняшний вечер — это спектакль, в котором только зрители были настоящие и не играли никаких ролей. Но это были совсем не те зрители, которые приходят на ночные бои совсем в другие места. Сашку просто «подсадили» на победу. Он вспомнил сегодня свой первый день не случайно. Прошло уже четыре месяца, и Сашка дрался на арене по нескольку раз в месяц. Чаще проигрывал, но злость помогала ему снова и снова выходить на арену. А сегодня он вышел в свой первый поединок против бойца, вооруженного холодным оружием. Вышел добровольно, потому что даже за поражение ему обещали гораздо больше, чем он получал за победу в обычном поединке. И бесплатное лечение, потому что в любом случае он получит раны. Нет, не очень серьезные, это ему обещали. Никто ведь не хочет калечить людей и убивать. Это же шоу! То, что это смертельная схватка, Сашка понял почти сразу. Просто ему было уже некуда отступать. Да, Сашка готовился к такому бою, у него было несколько хороших спаррингов с имитацией, он освоил все способы защиты, многие приемы и был уверен в себе. Но сейчас… Противник — быстрый, узкоглазый, умелый. Короткое копье с широким обоюдоострым наконечником с белым бунчуком мелькало как молния. Сашка ставил блоки, обходил корпусом прямые и рубящие удары и все больше понимал, что противник с ним играет. Отчаяние и злость переполняли бывшего десантника. Он как-то вдруг сразу понял, что сюда его просто заманили, что он мясо для развлечения богатеньких теток и извращенцев, жаждущих посмотреть, как другие дерутся и режутся в кровь. Сашка вспомнил свой первый бой в лесу. Вспомнил переполнявшее его чувство восторга. Вспомнил и доходившие до него слухи, что того или иного бойца на этом ринге убили, что тела прячут или имитируют несчастные случаи, чтобы не наводить полицию на след подпольного шоу с тотализатором. И сейчас смерть смотрела ему в лицо вот этими раскосыми глазами то ли корейца, то ли китайца. Он понимал, что дерется уже не за победу, а за свою жизнь. Понимал, что нельзя поддаваться панике, нельзя соглашаться с тем, что ты оказался слабее. Тогда конец будет быстрым и неизбежным. И Сашка, стиснув зубы, продолжал бой, издавая истошные боевые выкрики, которые исходили из самых глубин его жаждущей жить утробы и заставляли холодеть спинами самых впечатлительных зрителей. Он дрался, он продлевал свою жизнь, чудом держась в поединке против вооруженного соперника уже минут пятнадцать. И вдруг — ошибся. Промах, поставленный блок опоздал, и удар древка копья сбоку в голову заставил Сашку покачнуться и на миг потерять ориентацию. И тут же жесткий удар ногой в колено заставил его опуститься от острой боли вниз. Третьего удара он избежал, взвыв от боли в ноге и бросив свое тело в сторону. Его спина прижалась к холодной кирпичной кладке стены и… Лезвие наконечника копья оказалось прижатым к его горлу. Раскосые глаза его противника холодно сверкали. Сашка смотрел в эти глаза и не видел в них ни надежды, ни пощады, ни жалости. Не хватило скорости, не хватило реакции, думал он, стараясь не опускаться до мысли, что сейчас один восторженный возглас среди зрителей, противник нажмет копьем… и все. Холодная сталь разрежет горло, и он, захлебываясь кровью, рухнет на песок под ногами. Резкий крик пронесся под низкими сводами подвала, и Сашка со стоном закрыл глаза. Лезвие дрогнуло, нервы, натянутые как струна, казалось, лопнули, и из Сашкиных глаз брызнули слезы бессилия и злости. Он не знал, не понял, что в подвал вбегают люди в опущенных на лицо «балаклавах» и шлемах. С автоматами и в черных берцах. Резкие крики заставляли всех оставаться на местах и не двигаться. И уже разоружали охранников, уже чьи-то властные шаги приближались к трибуне и главной ложе. Сашка упал, так и не приняв смерти. Просто ноги отказались его держать. Нервное потрясение оказалось слишком сильным для него. Гуров проходил мимо омоновцев, укладывающих на пол охранников этого шоу, разводивших по стенам зрителей и отделявших организаторов. Люди в подвале даже не возмущались, молча доставали документы и отдавали их в руки оперативников МУРа. Лев дошел до выделенной красным шнуром богатой ложи, такой же примерно, как и в спорткомплексе «Заря», только здесь, в подвале «Юности», и кресла были побогаче, и посуда для гостей была подороже. Надо думать, что и ставки, учитывая настоящее холодное оружие и настоящую кровь на арене, были посерьезнее. — А здесь у нас кто? — остановился он перед ложей, дожидаясь, пока освободят остальную часть трехъярусной трибуны. — Именитые гости, видимо. Так, лицо знакомое, ну-ка, ну-ка. Корень? Ты? Вот это встреча! Сухощавый смуглый мужчина со скуластым лицом и злыми глазами смотрел на сыщика исподлобья и кривил губы в усмешке. — Смотри-ка, Станислав Васильевич! — окликнул Гуров Крячко. — А я все голову ломаю вторую неделю, все не могу понять, что мне тут так знакомо, что-то мне все это напоминает. А это след Корня! И он сам здесь собственной персоной. Как же я про этого вурдалака забыл? Вот кто у нас всегда любил кровавые ристалища. — Не имею счастья быть знакомым с вами, начальнички, — прошипел Корень. — Путаете меня с кем-то. — Командир! Егоров! — Гуров поискал глазами командира группы омоновцев и подозвал его к себе. — Вот этого чернявого и злобного стеречь пуще всего на свете. Хитрее и злобнее зверя я не помню в своей практике. Двое наручников на него, и двое ваших бойцов пусть его постоянно держат пристегнутым к себе. — А с этими что? — Капитан Егоров показал на зрителей, у которых оперативники проверяли документы. — Ребята сейчас разберутся. Кого-то отпустим, а кто-то интерес представляет. А организаторов, работников спорткомплекса — всех на Петровку. И не давать им по пути общаться между собой. — Смотри, Лева, — дернул Гурова за рукав Станислав и показал на арену, где омоновцы отбирали у бойца азиатского вида короткое копье и пытались привести в чувство лежавшего на песке молодого крепкого парня с наколотой на груди эмбле- мой ВДВ. Гуров подошел к лежавшему без движения человеку, возле которого уже суетился врач, и спросил: — Что с ним? Ранен? — Нет, не думаю, — ответила врач из бригады «Скорой помощи». — Сердечный ритм чуть учащен, но, в принципе, он в норме. Это что-то вроде обморока. — Этого заберем с собой сейчас же, — кивнул на парня Гуров. — Когда мы вошли, помнится, он сидел у этой же стеночки, и к его горлу было прижато острое копье. У них тут прямо как в Древнем Риме — палец вверх, палец вниз. К нему снова подбежал командир омоновцев с рацией в руке: — Товарищ полковник, передают снаружи. В здание пытался войти человек, подъехавший на машине. Его впустили через черный ход и задержали. Он предъявил документы на имя подполковника полиции Мясникова. Отпустить? — Кого? — Крячко вытаращил глаза и даже присел от восторга, хлопая себя ладонями по бедрам. — Милый, какое отпустить! Задержать, под белые рученьки подполковника и в автобусик. С уголовниками его… — Нет, нет! — остановил напарника Гуров. — Мясникова мы заберем с собой в Управление на Житную. Документы ему на руки не отдавать, проверить на предмет у него при себе оружия. Не стесняйтесь, подполковнику погоны носить осталось не долго. Пошли, Станислав, тут без нас закончат. Дело привычное, следователь Ходулин сейчас займется протоколами и обследованием всего этого бедлама. Работы им на всю оставшуюся ночь. Рука и шея Сашки Белякова были заклеены пластырями. Он сидел на стуле посреди кабинета, опустив голову, и нервно потирал ушибленное плечо. Наверное, боль снова давала о себе знать, потому что проходило действие последнего укола, который ему сделала врач «Скорой помощи». Гуров сидел за своим столом, откинувшись на спинку рабочего кресла, и чуть покачивался, разглядывая задержанного. Крячко по другую сторону по обыкновению сидел верхом на стуле, положив руки на его спинку. — Ну что, Александр, рассказывай, — начал он, — как ты попал в это заведение, где тебя сегодня ночью чуть не порезали мелкими колечками, как колбасу для бутербродов. Белякова передернуло, но он быстро взял себя в руки, стиснул зубы и дотронулся до ушибленного плеча. Мысли у него в голове явно еще не улеглись, и отвечать на такие пространные вопросы он пока не мог. Крячко это понимал, он просто хотел своим вопросом немного растормошить парня, заставить рассказывать откровенно, ничего не утаивая. Ведь его от смерти фактически спасло лишь прибытие ОМОНа. — Сколько ты уже участвуешь в боях? — сухо спросил Гуров. — Месяца четыре, наверное. — И все бои в одном месте? В спорткомплексе «Юность»? — Да. То есть нет. Сначала я выступал в лесу на пикниках. Это они меня вроде бы проверяли на пригодность. А потом уже контракт подписали, и я стал здесь драться. В «Юности». — Кто тебя в это шоу пригласил, кто тебя агитировал? — Владиславом его зовут. Большой такой, высокий. Я не знаю его фамилии. Он тут вроде как менеджер по борцам или начальник службы безопасности, что ли. Не знаю. — Этот? — Крячко показал Белякову фотографию Логинова, которого Гуров ранил в лесу неподалеку от того места, где был убит бывший участковый Колесников. — Да, этот. Он мне первое время и платил за бои. А потом уже здесь другие люди. — Сколько человек участвует в боях? — Даже не знаю. За последние месяцы я видел новеньких человек двадцать и из «старичков» человек десять. Они анонсируют всегда предстоящий бой с какой-нибудь изюминкой, с какой-то особенностью. А это значит, что почти всегда появляется новый боец. — Такие схватки, как сегодня — вооруженного бойца против безоружного, — часто проводятся? — Часто. Я слышал, что часто, а сам вот впервые… — Тебя кончить хотели, Саша, — тихо проговорил Крячко. — У них часто после таких встреч остаются трупы. Мы их уже находили. Кого ты знаешь из начальства, из руководителей этого вашего шоу? Сашка говорил много, подробно, стараясь все объяснить. Возникало ощущение, что он сейчас заново начинал жить и со вкусом пытался это почувствовать. Знал он мало, ему всего не доверяли, как, наверное, и другим бойцам, но кое-что замечал сам, узнавал по слухам. Сашка помог установить еще с десяток бойцов. Он уверенно подтвердил, что Мясников бывал почти на каждом бое и делал ставки. Сашка, естественно, не знал, что на фотографии, которую ему предъявили, снят подполковник полиции из ГУВД Москвы. Когда Мясникова провели в кабинет Орлова, он побледнел. Его впечатлили не столько генеральские погоны, сколько понимание того, что его дело попало на такой уровень. И уж тут точно никого не купишь, не запугаешь, не уговоришь. Если дело попало на контроль в МВД, это конец. Но подполковник все еще надеялся, что доказательств не будет, улик не хватит, что все может ограничиться лишь профилактической беседой, допросом его как возможного свидетеля. Ведь предъявить ему абсолютно нечего. — Садитесь, — велел Орлов, разглядывая мягкую и немного бесформенную фигуру подполковника. Гуров и Крячко на его фоне смотрелись подтянутыми и стройными, хотя были значительно старше Мясникова. — Я не понимаю, почему меня задержали, — начал подполковник. — Прошу прощения, товарищ генерал, но я требую, чтобы о моем задержании поставили в известность мое начальство. А также объяснили мне… Мясников поперхнулся и замолчал, когда в кабинет вошел заместитель начальника Управления собственной безопасности МВД полковник Карташев. Пожав руку Орлову, полковник демонстративно подошел с рукопожатием к Гурову, Крячко, потом прошел мимо Мясникова и сел напротив, глядя на него с прищуром. — Ну, теперь все в сборе, — констатировал Орлов, — можно начинать. Итак, Мясников, расскажите нам, какова ваша роль в организации подпольных боев и организации тотализатора. — Я не понимаю, о чем идет речь, товарищ полковник, — хмуро ответил Мясников. — И мне не нравится ваш тон. Я — старший офицер МВД и требую к себе уважения. — Вы не офицер, — тут же ответил Карташев. — Я бы с удовольствием не воздерживался от эпитетов, но пока не время расставлять все точки над всеми гласными. Не хотите отвечать так, мы будем давить вас фактами и уликами. Но тогда, извините, разговор пойдет в иной тональности. Вы еще можете спасти свое лицо, Мясников, сотрудничая со следствием. Если откажетесь, это будет крахом всей вашей жизни. Отдайте себе отчет в том, сколько трупов висит на шее вашей подпольной полуспортивной организации, которую возглавляет известный уголовник Сергей Клейменов по кличке Корень. Рецидивист, садист и убийца. Хорошая компания для подполковника полиции. — Я требую прекратить!.. — попытался вспылить Мясников, но голос у него просел, и фраза даже не закончилась, когда он перешел на фальцет. — Мы сначала не знали, куда отнести эти трупы, — заговорил Гуров, которому кивнул Орлов. — Оказывается, трупы с рублеными и резаными ранами, как и с ранами от колющих ударов холодным оружием, были и раньше, но мы не связывали их друг с другом. Так бы и прошло, если бы не еще один труп в мешке. И если бы не профессионализм майора полиции Колесникова, старейшего и умнейшего офицера в нашем районе. Вот вам его фото, смотрите на тело человека, у которого взрослая красивая дочь и зять умница. На тело человека, который мечтал о внуках и любил рыбалку. Ах, как неудачно для вас, что он увидел ваших людей, сбрасывающих мешок с телом в реку. Но его узнали и застрелили. Не успел он всего сообщить. — Я ничего не знаю, — ошарашенно пробормотал Мясников. — Конечно, — кивнул Гуров. — Смотрите. Вот тело из мешка. Это один из ваших бойцов. Горюнов его фамилия. Бывший чемпион, между прочим, а вы его порезали во время схватки насмерть. А вот эксгумированные тела… Смотрите, смотрите, Мясников! Я знаю, что зрелище неприятное, но вы же офицер полиции. Смотрите, четыре трупа, и все с характерными повреждениями. Вы играли в тотализатор на их жизни! — Не понимаю, — тихо бормотал Мясников, — вы что, хотите повесить на меня все убийства в Москве за последние годы?