— Гони! — приказал Гуров своему водителю. — На мост и первый съезд налево. Он даже приподнялся немного на сиденье, когда машина влетела на мост, и видел с высоты этого сооружения почти весь Щукинский полуостров, зажатый между лентой Москвы-реки и большим, почти круглым пятном Строгинского затона. Вон там люди, машины, много отдыхающих. Туда Иванчук не поехал. Он решил спрятаться, где безлюдно. Кто же так делает! Гуров стиснул зубы от бессилия изменить что-то. Необратимость поступков, есть такое понятие. А вон дальше по берегу виднеется за деревьями часть пляжа. Он почти скрыт кронами, но видно, что на нем нет людей. Ясно, не купальный сезон, осень уже. И лодки не плавают, хотя прокат лодок там должен бы работать. Машина сбавила скорость, съезжая с моста, и пляж скрылся из виду. Теперь просматривалась только часть берега Москвы-реки слева. Там дымился или большой мангал, или кто-то жег сухие листья. Гуров мельком подумал, что люди отдыхают и не знают, какая здесь рядом разыгрывается трагедия. А ведь пуля не разбирает, она может попасть в любого, кто окажется на пути. И нет уже времени заниматься оцеплением территории. Надо что-то придумать, надо решить, как искать Киру и Иванчука. И как не нарваться на пулю самому. И тут до сыщика вдруг дошло, что дым тянется вдоль затона им навстречу. Это значит, что навстречу им дует и ветерок, который относит звуки, следовательно, звук мотора их машины будет почти не слышен там впереди. — Плавно разгони машину, — показал он водителю на грунтовку, тянущуюся вдоль берега по полуострову, — а потом выключи скорость и катись на холостых оборотах. Опустив боковое стекло, Гуров почти по пояс высунулся из машины, прислушиваясь. Подвеска машины буквально глотала неровности дороги, а мотор работал совсем тихо. Они уже почти миновали пляж, когда сыщик отчетливо услышал женский крик. Даже не крик, а визг, вопль отчаяния, вопль ужаса. Тут же в голове мелькнула мысль: «опоздали», — но Лев отогнал ее как вредную и второстепенную. Крик слышался с берега. И кажется, чуть раньше он различил еще и звук разбивающегося стекла. — Стой! — рявкнул Гуров и, открыв дверь машины, почти на ходу вывалился на сухую траву. Рука дернулась под мышку к пиджаку, где обычно он в случае необходимости носил пистолет в наплечной кобуре. Сейчас пистолета не было, и сыщик почувствовал себя беззащитным до неуместности. Всего предвидеть невозможно, с ожесточением думал он, прислушиваясь на бегу и пытаясь разглядеть строение за близкими уже деревьями. Разбитое вдребезги окно небольшого деревянного домика Гуров увидел сразу. И оттуда раздавались крики и женский плач. «Саша!.. Саша!..» Опоздал, как обидно, что опоздал! Так плачут над телом мертвого, так не плачут над ранеными! Может, Кира просто в панике, может, Иванчук только сознание потерял? Хоть бы так и было, хоть бы… Ничего, вон ребята уже бегут. Двое омоновцев услышали женский плач и кинулись туда. Гуров снова повернулся в ту сторону, где мог быть киллер, и тут же увидел, как темная фигура с чем-то длинным в руке мелькнула слева и скрылась за длинным сараем у самой воды. Скорее всего, это эллинг, где хранят водный инвентарь и прогулочные лодки. Гуров свернул направо и стал обходить сооружение с другой стороны. Он двигался неслышно, поэтому звук мотора микроавтобуса и топот ног омоновцев, разбегавшихся по берегу, казались ему почти небесным грохотом. Сейчас киллер выстрелит, и его изрешетят из автоматов. Надо, чтобы Крячко приказал бойцам не стрелять и не двигаться. Пуля пробила лист тонкого металла всего в десятке сантиметров над головой Гурова. Он услышал только звонкий лязг затвора винтовки и сразу присел. Черт, с глушителем стреляет! — Не подходить! — закричал мужской голос из эллинга. — У меня здесь заложник. Я убью его! Наверное, сторож, устало подумал Лев, прислонившись спиной к рифленому холодному металлу эллинга. — Эй! — крикнул он. — Прекрати стрелять! Давай поговорим. Я сейчас прикажу всем остановиться, и мы сможем обсудить ситуацию. — Пусть все отойдут к машине! — ответил киллер срывающимся голосом. Да, это не профессионал, снова подумал Гуров. И он сейчас сильно возбужден, возможно, напуган, в состоянии паники. Достав телефон, сыщик быстро набрал номер Крячко и заговорил умышленно громко, чтобы киллер слышал его распоря- жения: — Станислав, останови ребят! Отойдите все к микроавтобусу, чтобы киллер вас видел. Я неподалеку от него и попробую поговорить. Он утверждает, что у него там в эллинге заложник, так что пока выполняем все его требования. — Хорошо, Лева, — ответил Крячко. — У снайпера удобная фронтальная позиция, а остальных я отведу. Снайпера он не мог увидеть. — Слушать только меня, ситуация под контролем, — неопределенно проговорил Гуров, лихорадочно думая, как дать понять Крячко, чтобы снайпер без команды не стрелял, и при этом не дать понять киллеру, что на берегу прячется снайпер. Но старый друг и напарник все понимал без слов. — Ты сейчас не можешь говорить всего, Лева, — торопливо заговорил Крячко, боясь, что Гуров успеет отключиться. — Командой для снайпера будут твои слова «дымом пахнет». «Дымом пахнет» — хорошая фраза. Тем более что рядом что-то дымит. Киллер не поймет, если произнести эти слова в определенной фразе. И плача Киры не слышно, наверное, с ней уже кто-то работает. Хорошо, все под контролем, можно начинать. — Эй, парень! — крикнул Гуров. — Можно я подойду к тебе и мы поговорим? Я не вооружен. Я вообще не хочу, чтобы здесь кто-то пострадал. У меня достаточно власти и статуса, чтобы командовать сотрудниками полиции на очень высоком уровне. Я — полковник полиции из Главного управления уголовного розыска МВД. Моя фамилия Гуров. — Гуров? — изменившимся голосом повторил киллер. — Что, фамилия знакомая? — спросил сыщик. — Может, мы знакомы? — Заходи сюда, — отозвался мужской голос изнутри. — Дверь со стороны воды. Я открою. Если почувствую опасность, сразу буду стрелять! — Нет никакой опасности, — уверенно заявил Гуров. — Я слово дал, значит, опасности нет. Теперь сыщик шел, громко топая ногами и старательно задевая ботинками всякий мусор — от мелких камней до кусков пластика, валявшихся возле эллинга. Пусть киллер слышит, как он идет, пусть слышит, как он подходит к двери и ждет, что он ее откроет. Ничего не должно быть для этого человека внутри неожиданным. В таком нервном состоянии, в каком пребывает этот киллер, случиться может всякое. Не дойдя до двери пары шагов, Гуров громко позвал: — Эй, парень, это Гуров! Я подошел к двери. Могу войти? — Давай, входи, — отозвался киллер голосом, полным нервной дрожи. Гуров не понимал, чего убийца так боится. То ли на нем крови так много, что он не ждет пощады, то ли боится тех, кто его послал. Хотя причина может оказаться более прозаичной. Например, этот человек наркоман, и у него начинается «ломка». Пожалуй, это один из самых худших ва- риантов. — Вхожу! — громко известил сыщик. — Я один и без оружия. Потянув на себя железную дверь, открывшуюся со страшным скрежетом, он быстро окинул взглядом внутреннюю часть помещения, насколько позволял сектор обзора от двери. Несколько лодок и катеров, втянутых сюда на катках. Пара лодок лежала вверх днищем, один водный мотоцикл с разобранным мотором. Киллера Гуров увидел не сразу. Тот сидел левее от входа за катером, наведя на дверь винтовку с оптическим прицелом. По черному скелетному прикладу и прямому коробчатому магазину Лев узнал 9-мм «ВСК-94». Хорошее оружие, в спецназе его ценят. И переносить удобно в разобранном виде со снятым прикладом и глушителем, все это складывается почти в обычный кейс. Интересно, киллеру просто выдали такое орудие или он сам выбирал? Не похож он на профессионала. И сколько у него в магазине патронов? Магазин 20-зарядный. Он сделал минимум один выстрел. Плохо, если в магазине еще 19 выстрелов. А смотрит настороженно, глаза блестят нехорошим лихорадочным блеском. Надо как-то успокоить его. — Видишь, я пустой. — Гуров развел руки в стороны, оттянув полы пиджака и покрутившись на месте. — Если тебе удобнее говорить оттуда, можешь сидеть там. А я, пожалуй, сяду вот здесь. Устал сегодня, весь день на ногах. Он отошел от двери, стряхнул рукой песок со старого деревянного табурета и уселся на него, демонстративно кряхтя и держась за спину. Чем больше в тебе человеческого, тем проще налаживать контакт. А если будешь как стальной стержень, то и разговора не получится. Какой разговор может быть со стержнем? Разговор может быть с обычным живым человеком, у которого, как и у любого другого, обычно болит спина, устали ноги, дома ждет жена, поджаривая картошку на сковородке и поливая ее растительным маслом. Главное, палку не перегнуть. Все же преступник должен видеть в нем человека, который держит ситуацию под контролем, и что без его команды ни один омоновец с места не двинется и пальцем не шевельнет. — Гуров, надо же, это действительно ты, — раздался глухой голос из-за катера. — Слушай, ты правда меня знаешь? — спросил сыщик, стараясь сдержать радость в голосе. Это было бы просто чудесно, если бы этот человек его знал. Несмотря на долгие годы работы в уголовном розыске, вряд ли наберется много людей, которые желали бы ему смерти или испытывали к нему такую неприязнь, которая граничила бы со смертельной ненавистью. Чаще преступники относились к нему с большим уважением. Они знали его честность, знали, что он умеет держать слово и не гнушается давать слово преступникам. Знали его принципиальность и готовность помочь любому, если человек помог ему. — Там точно сейчас никто не пытается подобраться к нам втихаря? — настороженно спросил человек с винтовкой. — Я же тебе слово дал, — пожал плечами Лев. — Выходи, поговорим. Хотя можешь целиться в меня и оттуда. Человек поднялся, опустив ствол винтовки, и сделал несколько шагов вдоль стены. Теперь, когда свет упал на его лицо, Гурову показалось лицо этого человека знакомым. Оно было худым, даже каким-то осунувшимся, изможденным. И только глаза блестели недобро из-за нависавших надбровных дуг и густых бровей. Этот взгляд был знаком Гурову. Леший! Вова-Леший! Грабил людей в парковых и лесопарковых зонах, умелец, легко уводивший борсетки и сумки из машин, на которых люди приезжали за город на пикник. Умел Леший двигаться в лесу бесшумно, умел сливаться с деревьями, кустами и травой. Был у него такой талант, хотя никакой специальной подготовки он не имел и ни в каких элитных войсках не служил. Он вообще в армии никогда не служил, потому что не вылезал из колоний. Две ходки за ним было тогда, когда Гуров его снова взял. Первый срок он получил еще в 17 лет. — Ну, здорово, начальник! — Киллер подошел и уселся на борт лодки, держа оружие наготове стволом вниз. — Здорово, Леший, — хмыкнул Гуров, разглядывая преступника. — Я так понимаю, что никакого заложника у тебя нет? — Узнал? Хорошая у тебя память. Говорят, я очень изменился, а ты все равно узнал. — Володя, зачем ты убил этого человека? Его тебе заказали? Но ты же вроде никогда киллером и не был. Чего тебя потянуло на это неблагодарное грязное ре- месло? — Ты знаешь, Гуров, что у нас трепать лишнего не принято. За «базар» язык отрежут. Сыщик смотрел на преступника с некоторым удивлением. Он помнил этого человека веселым, неунывающим. Таких называют в народе зубоскалами. Даже с двумя судимостями за плечами и в преддверии третьей он шутил, хохмил и рассказывал Гурову байки, покуривая сигаретку за сигареткой. А ведь тогда Лешему светил срок очень большой, может, и пожизненный, если бы не полковник. Следователь настроен был уже передавать дело в суд, но Гуров нашел свидетелей, которые не опознали в убийце Лешего, а опознали его мертвого дружка. Серьезное тогда было дело, с тремя убийствами, совершенными с особой жестокостью. А Леший в то дело попал случайно и помогал своим подельникам только на начальном этапе. — Ты, Володя, не темни, — посоветовал Гуров. — Ты же знаешь, если я сказал, что никому, значит, никому. Понимаешь, дело это очень странное. А уж ты с ружьем в него вообще не вписываешься. Бред какой-то — Вова-Леший, и вдруг киллер. — Вот в такую хрень я влип, Лев Иванович. — Леший положил винтовку на тент крайней лодки, потом пошарил в кармане и вытащил гранату. Гуров удивленно смотрел, как он кладет рядом с винтовкой гранату, поправляет, чтобы не скатилась, потом из-за ремня брюк за спиной вытаскивает пистолет. Однако, арсенал у него… Не столько впечатляющий своей мощью, сколько своей бестолковостью. Последние опасения, что Леший подался в профессиональные киллеры, улетучились. Преступник держал пистолет в руках, как держат что-то ценное — двумя руками, на ладонях. — Рассказывай, — потребовал Лев. — А потом вместе подумаем, как тебя из этой беды вытаскивать. — От тюрьмы вы меня все равно не отмажете, — горько усмехнулся Леший, перейдя неожиданно в разговоре с Гуровым на «вы». — Я вас знаю, вы принципиальный. — За то, что заслужил, ты отсидишь, но жизнь я тебе спасти помогу, если ты со своими не в ладах. Да и сейчас тебя могут запросто пристрелить. Ценность твоя не велика в глазах спецназа. Да и в моих глазах тоже, если говорить честно. — Это понятно. — Леший со странной тоской посмотрел в щель под крышей, в которой было видно высокое синее осеннее небо. — У вас свои дела, у нас свои. Вам наколочка нужна. Дам наколочку, только… — Что «только»? — Только пообещайте одну вещь, Лев Иванович. Леший посмотрел сыщику прямо в глаза. Это был странный взгляд, с какой-то затаенной болью и безысходностью. — Я могу пообещать, — пожал плечами Гуров, — но ты же знаешь, что закон я не нарушаю. В остальном обещаю любую помощь. — Дочка у меня… — Где? В интернате? — Да, в Зеленограде. — Знаю такой. У нее твоя фамилия? Как ее зовут? — Оксанка… Двенадцать лет ей. Блатные мне не простили, что я признал отцовство официально. — Не волнуйся, Володя, девочка не пропадет. Я тебе обещаю. — Они найдут ее! Они с ней такое сделают… — Никто с ней ничего не сделает. Сегодня же я выставлю возле девочки негласную охрану, и в течение недели мы ее увезем, поменяем анкетные данные, и никто ее не найдет. А когда ты выйдешь, мы дадим вам возможность встретиться и… решите тогда сами. — Спасибо, Лев Иванович, — сдавленным голосом проговорил Леший, потом прокашлялся и стал говорить быстро, с такой торопливостью, будто времени у него осталось на признание буквально секунды: — Этот человек, его фамилия Иванчук, он бизнесмен. Дела у него подпольные есть, за них его и решено завалить. Спор там какой-то, или узнал он чего-то там такое. Короче, конкуренты его заказали. — Черт, а ты-то тут каким боком? — Меня авторитеты наши подвязали. Подстава там была одна, короче, должок за мной. Сделаю, должок спишется. Только не спишется он, я знаю. Я на «кукане» теперь по гроб жизни. У нас так не отпускают, у нас намертво сажают. Про меня не надо, Лев Иванович, ты про этого слушай. Жалеть его не надо, поганый был человечишка. Бои он всякие подпольные устраивал и тотализатор держал. Там такое бабло через него втемную текло, закачаешься. Но что-то там они не поделили, конкуренция у них какая-то с другим. Того не знаю, не могу ничего сказать. Так, краем уха слышал, когда пацаны терли. — Спортсмен недавно умер, в новостях еще про него говорили, Лобачев его фамилия. Слышал?