Когда Седат приехал за нами, Сенем села на переднее сиденье, даже не взглянув на мое лицо, и за всю дорогу не сказала ни слова. Когда мы вернулись домой, она ушла в свою комнату, ни с кем не разговаривая, и больше не спускалась вниз. Все дома понимали, что что-то опять не так, но единственной, кто заговорил об этом, стала тетя Эсма. – Я больше не могу это выносить. – Тетя Эсма с шумом положила ложку на свою тарелку и посмотрела прямо на меня. – Что происходит, Ниса, что опять случилось с Сенем? Дядя Деврим заговорил, пока я ставила стакан с водой на стол: – Эсма, это проблема девочек. Это не наше дело. – Да, это их проблема, но мир в этом доме – наша забота. Они вышли из дома утром с улыбками на лицах, но потом вернулись в ссоре. – Эсма, пожалуйста. – Нет, Деврим. Мы должны знать, что происходит с детьми. Я была согласна с тетей Эсмой, но у меня не хватило смелости рассказать ей, что случилось. Как могла сказать, что посреди ночи сбежала на гонки с парнем, который нравится моей лучшей подруге, и была его партнершей в этих гонках? Сказать, что Сенем узнала об этом и очень разочаровалась? – Что происходит между вами, Ниса? Мы делаем что-то не так? Мы кому-то уделяем больше внимания, а кому-то меньше? Скажи нам. Это не только ваше дело. Если бы Сенем была здесь, я бы задала ей тот же вопрос. Я никогда не прощу себе беспокойства, которое мы им причинили. – Извините, – сказала я, вставая из-за стола и понимая, что больше не могу это выносить. Я не хотела вести себя грубо, но ничего не могла с собой поделать. Конечно, в каждой семье случаются ссоры и проблемы, но все эти вопросы заставили меня почувствовать себя задушенной. Когда я взяла куртку из гардероба в коридоре и направилась к двери кухни, ведущей в сад, то услышала, что дядя Деврим ругается с тетей Эсмой. Я чувствовала себя виноватой. Они ссорились из-за нас. В саду все еще было сыро и пахло мокрой землей. Я почувствовала себя немного лучше, оказавшись на улице. Села на подушку на качелях, не заботясь о том, что она мокрая. Я могла заболеть, но мне было все равно. Я начала всхлипывать. Все это: этот большой дом, этот большой сад, казалось, обрушилось на меня. Мне казалось, что я тону, как будто кто-то вцепился в мое горло и топил меня. Только сегодня утром, после того, что рассказала мне Гекче, я подумала, что две подруги никогда не должны ссориться из-за парня, но вскоре у меня возникла та же проблема. Всегда происходило обратное тому, что я думала. Например, я плакала сейчас, хотя утром чувствовала себя такой счастливой. Как я смогу снова смотреть в глаза Сенем? Почему я не объяснилась с ней? Моя глупая голова! Моя безмозглая голова! Кто-то перехватил мои руки, когда я попыталась ударить себя по голове. Я подняла голову и увидела дядю Деврима. Я фыркнула и вытерла лицо тыльной стороной ладони. – Разве качели не мокрые? – Мне все равно. – Ты не возражаешь, если я составлю тебе компанию? Я отодвинулась, чтобы освободить место для него. Он сел рядом со мной. – Не беспокойся об Эсме. Она всегда такая. Иногда она ведет себя как диктатор. Она часто сердилась на Гюлькан за то, что та ничего ей не рассказывала. Всякий раз, когда она ссорилась с подругой, Гюлькан приходила домой надутая. Раньше это сводило Эсму с ума. Когда дядя Деврим заговорил о своей дочери, я уловила явную тоску в его голосе. Тетя Эсма часто рассказывала о дочери, но дядя Деврим делал это впервые. – Я уверена, что вы всегда спасали ее от тети Эсмы. – Похоже на то. Одежда становилась все более мокрой, но мы не обращали внимания. Даже когда холод охватил мою талию, я не встала с места. – На этот раз виновата я, дядя Деврим. Я разбила ей сердце. Дядя Деврим пристально посмотрел на меня, и я поняла, что сейчас снова заплачу. – Так ты берешь вину на себя? – Потому что я виновна. Я сделала то, чего не должна была делать, и очень сожалею об этом. – Я уверен, что между вами все наладится. – В этот раз все очень сложно, дядя Деврим. Когда я вдохнула свежий воздух, мое тело задрожало, и я не смогла унять эту дрожь. – Она не вынесет ссоры с тобой, Ниса. Такие споры случаются. Не смотри на то, что мы с Эсмой так хорошо ладим. Мы часто ссоримся, как кошка с собакой, но потом находим способ помириться. Дядя Деврим понимал людей. Поэтому он нравился мне больше тети Эсмы. Было чувство, будто Сенем стала дочерью тети Эсмы, а я – дочерью дяди Деврима. – Может, отвлечем тебя немного? – спросил он, и я попыталась улыбнуться. – Ты никогда не рассказывала нам о своей семье. Мы знаем, что родители Сенем погибли в автокатастрофе, но мы ничего не знаем о тебе. Хочешь поговорить об этом? Когда дядя Деврим со всей серьезностью посмотрел мне в глаза, я испугалась, что не смогу этого сделать. Мне не хотелось рассказывать ему свою трагическую историю после всего случившегося, но он выглядел таким искренним, что через несколько секунд я поняла, что сейчас все выболтаю. – Вы действительно хотите это знать? – спросила я с сарказмом, и он кивнул, похлопав меня по руке. – Я просто хочу поближе узнать свою дочь. Когда дядя Деврим обнял меня, как родную, я поняла, что сопротивление бесполезно, и начала говорить. – Я видела их обоих только один раз в жизни, и маму, и папу. Это был первый раз, когда я рассказывала кому-то другому о своем отце, которого никто не знал. Ни Сенем, ни Мустафа, ни госпожа Севда… Никто не знал, что я его видела. Мне хотелось спрятать это внутри себя, сохранить его присутствие в самых потаенных уголках моего сердца. Хотя он приходил всего один раз, как и моя мать, я хорошо помнила его, несмотря на то что тогда была еще младше. Он остался на черно-белой пленке среди моих детских воспоминаний. – Я смутно помню лицо матери, но я была еще младше, когда увидела отца. Мне было пять лет, когда мама приехала в детский дом. В гостиной детского дома я наблюдала за воробьями, которые пытались спрятаться от дождя, пока другие дети рисовали. Я ужасно рисую, мне это никогда не нравилось. Дядя Деврим слушал меня с отеческой улыбкой на лице, и я продолжила рассказывать историю. – Однажды, когда другие дети рисовали, я так увлеклась птицами, что забыла о существовании всего в комнате. Через некоторое время я поняла, что кто-то тайно наблюдает за мной. Это было что-то странное, возможно, чутье… Когда кто-то смотрит на меня, я сразу это понимаю. В тот день случилось то же самое. Когда я посмотрела в сторону двери, то увидела ее рядом с госпожой Севдой, мою маму. Она смотрела на меня с такой грустью, тоской и нежностью, что я сразу же поняла, что это она. Я встала со своего места и побежала к ней, чтобы обнять ее и вдохнуть ее запах, но она не хотела этого. Он повернулась к госпоже Севде и сказала: «Позаботьтесь о ней». И ушла. Я не хотела видеть, как она уходит, когда она так близко ко мне. Я не могла позволить себе потерять ее. Я побежала за ней, крича, но она даже не обернулась. Я плакала, хныкала, кричала, но она не обернулась. Я всегда ждала ее, надеялась, что однажды она придет. Но этого так и не случилось. Я вытерла слезы, но новые капли побежали по щеке. Я словно заново переживала тот день. – А как же твой отец? Это было главное. Мой отец. Я не знала, как говорить о нем, как начать в разговор. Отцы – самое дорогое для своих дочерей. Несмотря на то что я видела его всего один раз, он стал для меня тем же самым. Он стал моим самым дорогим воспоминанием. Мне было трудно говорить о нем с кем-то, но с дядей Девримом я могла говорить обо всем. – Когда я была совсем маленькой, я любила играть в мяч. Однажды выдался очень жаркий день, и я была одна в саду и играла в мяч, который госпожа Севда купила для игровой комнаты. Она всегда разрешала мне играть на улице, потому что знала, что я не общаюсь с другими детьми. В тот день я била мяч об стену, но в один момент он отлетел в сторону. Я сделала паузу. Мне нужно было перевести дух. – Я пошла искать мяч, но тут меня опередили. Он подошел ко мне и встал передо мной на колени. Он посмотрел мне в глаза. Погладил меня по волосам. Провел рукой по моей щеке, но ничего не сказал. Я предложила ему поиграть со мной. Он сказал, что у него нет времени, но однажды мы поиграем вместе. Он отдал мне мяч и ушел. Я все ждала и ждала, но он так и не вернулся. Когда дядя Деврим притянул меня к себе, взяв за руки, я уткнулась в его плечо. Каждая девушка ждет внимания от своего отца. Она хочет услышать приятные слова, почувствовать, что ее любят. Она должна на собственном опыте узнать, что ее защищают и крепко держат за руку. Самый ценный подарок, который отец может сделать своей дочери, – это обнять ее. Я никогда не испытывала ничего подобного, мне всегда не хватало этого. – Я не стану говорить тебе, чтобы ты перестала плакать, потому что, к сожалению, от этого нет лекарства. Я бы хотел вылечить тебя, как я лечу своих пациентов, Ниса, но не забывай: каждая боль, каждый опыт делает тебя взрослее и сильнее, и ты станешь одной из самых сильных женщин, вот увидишь. Я попыталась вырваться из объятий дяди Деврима и вытереть слезы. – Я сегодня такая плакса. Я плачу по любому поводу. – Говорят, что плач помогает справиться с болью. Если это поможет, плачь, девочка. Несмотря на то что слезы продолжали течь, я улыбалась. Мне было приятно впервые за долгое время излить кому-то душу. – Спасибо, дядя Деврим. За все. Он встал с качелей. – Я всегда выслушаю тебя и Сенем, Ниса. Не забывайте об этом. Я кивнула, и он сказал: – Пойду поменяю брюки. Они довольно мокрые. Не простудись и иди в дом. Я хихикнула, когда дядя Деврим указал на свои брюки, потому что он выглядел, как ребенок, который намочил штаны, и я, скорее всего, выглядела так же. Дядя Деврим вошел в дом через дверь кухни, и я встала и последовала за ним. Когда миновала кухню и поднялась по лестнице на верхний этаж, то увидела, что дверь в комнату Сенем открыта. Я собрала все свое мужество, расправила плечи и направилась к ней. Когда дошла до двери, то ощутила холод, потому что Сенем оставила окно открытым. Я услышала ее всхлипывание, вошла в комнату и закрыла окно. Я не собиралась позволить ей заболеть. Некоторое время просто слушала ее плач. Она знала, что я здесь, но не подавала вида. Поэтому я сделала первый шаг. – Я собираюсь объяснить все, что произошло, независимо от того, волнует тебя это или нет. Просто хочу, чтобы ты знала правду. Натянув одеяло на голову, Сенем дала понять, что не хочет ничего слышать, но меня это не остановило. Я собиралась все рассказать. – Да, вчера вечером я поехала на эти гонки, потому что Огуз и Демир заключили нелепое пари. Я не знаю, почему они это сделали, но Демир рассказал мне об этом на ферме в субботу утром. Сначала я очень протестовала, говорила, что не поеду, но потом он сказал, что, если я не поеду с ним, Огуз заберет его машину, и неважно, выиграет Демир или проиграет. Он глупый, но очень дорожит своей машиной, и мне не хотелось, чтобы он ее потерял. Когда я рассказала ей о случившемся, пропустив неприятные для нее подробности, то ожидала хоть какой-то реакции, пусть даже незначительной. Я даже была готова к тому, что Сенем станет кричать, но она только молчала. – Я знаю, что ты сердишься на меня, и ты права, но, как уже сказала, я не могла позволить ему потерять свою машину из-за меня. То, что ты видела на фотографии, просто радость после гонок. Вот и все. Она встала, сбросив с себя одеяло. Когда Сенем оказалась передо мной, я увидела, что ее зеленые глаза опухли от слез. – Я не понимаю ни тебя, ни того, что ты сделала, Ниса. Я хочу понять, даже стремлюсь к этому, но не могу.