— Распоряжение Аркадия Викторовича. У нас ведь гостиница еще есть, только она не работает. Как карантин объявили, так и стоит закрытая. Там же в основном родственники останавливались. К зэкам родня на свиданки ездит, так они порой либо приедут вечерним автобусом, здесь ночуют, либо наоборот, пока все вопросы решат, уже уехать не на чем. Не у всех же машины есть. Но там, я скажу, не бог весть чего гостиница эта, так что в общежитии им не хуже будет. Вот парни телефоны свои написали, так что как понадобятся, звоните, они подскочат. Я им объяснил, как этот дом найти. — Они на колесах? — уточнил оперативник. — Да, — кивнул капитан, — но тут, если что, и пешком минут за десять дойти можно. Достав из одного кармана телефон, а из другого шариковую ручку, Ревенко сперва несколько раз ткнул пальцем в экран, а затем склонился над столом. — Вот, записал номер. Колычев Петр Григорьевич, участковый наш. Он тоже на низком старте. Как наберете, так сразу и примчится. Энергичный дядечка. — Очевидно, энергичность участкового капитана чем-то забавляла, так как он, иронично усмехнувшись, громко причмокнул губами, а затем, убрав телефон обратно в карман, добавил: — Между прочим, это он эту теорию выдвинул. Слияние двух лун, так сказать. — На вас, я так понимаю, особого впечатления она не произвела, — предположил Лунин. — Не особо, — Ревенко снисходительно поморщился, — это слишком уж… Он несколько раз щелкнул пальцами, пытаясь подыскать нужное слово, а затем почти по слогам произнес: — Ки-не-ма-то-гра-фич-но. Хотя Аркадий Викторович, например, верит. С другой стороны, если у тебя ребенок пропал, во что угодно поверишь. — Ну а ты, капитан, в какую теорию веришь? — неожиданно задал вопрос Зубарев, приглушив звук работающего телевизора. — Я? — удивился Ревенко. — Ты, кто еще. — Голос оперативника вдруг стал требовательным, почти злым. — Ты ж где числишься, поди, в оперчасти? Капитан мотнул головой. Судя по выражению его лица, версий, которые ему самому показались бы правдоподобными, у него не было. — Так что, коллега, — поторопил Зубарев, — какие идеи? — В оперчасти я раньше был, сейчас уже несколько лет в безопасниках. А что про идеи, — Ревенко наконец собрался с мыслями, и с каждым словом его голос звучал все увереннее, — Ритка, ну та, которая еще год назад пропала, она стопудово в город махнула. Тогда ж тоже расследование проводили, из области, правда, никого не было, районные суетились. Так, считай, все подружки ее и сказали, что она сбежать собиралась. — И что же, — продолжал допытываться Зубарев, — она так махнула, что прям с концами? Ни платочка, ни следочка? — А что такого? Город — он большой, кого хочешь проглотит. Да и городов у нас в стране много, поди отыщи, где она загуляла. — Может, и так, — подбодрил собеседника майор. — Ну а нынешняя наша пропажа, что по ней скажешь? — Ничего не скажу, — мгновенно отреагировал Ревенко, — непонятная история. Алинка — не Ритка, у нее цель была. — И какая же у девушки была цель? — Вадим уже с явным интересом смотрел на стоящего возле стола капитана. — В консерваторию она поступать собиралась. На композитора учиться. — На композитора, — теперь удивился уже сам Зубарев, — а что, этому учат? Я думал, так, что в голову придет, то и записывают. Главное — ноты знать, а то записать не сможешь. Илюха, ты знал, что на композитора выучиться можно? — Ты хочешь сменить поле деятельности? — Поскольку подозрения Лунина, что среди купленных к их приезду продуктов собачьего корма не окажется, подтвердились, он отрезал большой кусок обнаруженной в холодильнике вареной колбасы и, нарезав его кубиками сантиметр на сантиметр, высыпал в блюдце. — Рокси, иди сюда, перекусим. — Вы всю-то колбасу не съедайте разом, — обеспокоился Вадим, — а то как в композиторы, так мне отдуваться, а как колбасу трескать, так это они вдвоем. Колбаса хоть докторская? — Докторская, — поставив блюдце перед Рокси, Илья подошел к столу, — я думаю, надо всем собраться и решить, что и как будем делать. — Давай хоть кофе попьем, разместимся, — раскинув руки в стороны, Зубарев с наслаждением потянулся, — надеюсь, у нас спальни разные? — Спальни наверху, — успокоил его Ревенко, — целых три. Так что еще запас останется. — Мы третью господину следователю под кабинет выделим, — заулыбался Вадим, — чтобы элита сыска могла в уединенной обстановке осуществлять мыслительный процесс. Нам-то операм кабинет зачем? Наша задача бежать и хватать, ну если догоним, конечно. А следователю — ему думать надо, дабы осуществлять руководство следственными действиями. — Все сказал? — Подняв с пола сумку, Илья направился к лестнице, ведущей на второй этаж. — Поставь тогда чайник, а потом начинай всех обзванивать. Думаю, посидим минут пятнадцать, познакомимся, да и план действий накидаем. С чайником не тяни, пока они к нам добираться будут, успеем кофе попить. — Уже бегу, — шутливо козырнул ему Зубарев и запоздало полюбопытствовал: — А ты это куда собрался? — Пойду кабинет себе выберу, — деревянные ступени пронзительно поскрипывали под стодвадцатикилограммовым телом, — ну и спальню. — Видишь разницу между следователем и оперативником? Один апартаменты обживает, другой шуршит по хозяйству. И так всегда! — Притворно вздохнув, Вадим взглянул на Ревенко, все еще стоявшего посреди комнаты: — Ну что, Евген, ты пока свободен. Если какой вопрос выплывет, я тебе наберу. Договорились? — Договорились! Капитан и майор уже обменялись крепкими рукопожатиями, когда Ревенко спохватился: — Чуть не забыл. У вас кровати не застелены. Ближе к вечеру Мама Люба придет, чистое белье принесет. — Чья мама? — переспросил оперативник. — Общая, — губы капитана растянулись в ироничной усмешке, — познакомитесь, вам понравится. — Люба, Люба, Люба, Любаша, — напевал себе под нос Зубарев, наполняя чайник водой из-под крана. — Или там Дуняша была? Ладно, придет, разберемся, чего там за мамулька такая. Приехавшим из района оперативникам потребовалось двадцать минут после звонка Зубарева, чтобы оказаться в гостиной, которая временно превратилась в комнату совещаний выездной следственно-оперативной группы. Местный участковый, невзрачный, почти полностью лысый мужчина, некоторую импозантность которому добавляли пышные, с заметной проседью на концах усы, прибыл на несколько минут раньше, и потому к моменту появления в доме двух мужчин, одетых в почти одинаковые черные пуховики, чинно восседал за столом, потягивая горячий чай, гостеприимно предложенный ему Луниным. Оперативники, на взгляд Ильи, были молоды. Слишком молоды для того, чтобы иметь хоть сколько-то ощутимый опыт практической работы. Судя по всему, в районном управлении внутренних дел отнюдь не горели желанием посылать в Нерыбь сотрудников, представляющих, по мнению руководства, хоть какую-то ценность, тем более что сроки командировки были совершенно туманны, а потому пожертвовали теми, от кого и так не было особой пользы. Данное обстоятельство Илью не только не особенно удивило, поскольку ничего другого ожидать и не стоило, но и не очень огорчило. Ему вполне было достаточно Зубарева, в спорах с которым, порой, к удивлению обоих спорящих, появлялась какая-нибудь неожиданная версия, в итоге оказывающаяся той самой единственной правильной тропой, по которой следствию и стоило двигаться. Сопутствующим побочным эффектом данного процесса являлось лишь то, что идей в головах спорщиков рождалось, как правило, больше, чем они сами были в состоянии проверить, так что молодые, полные энтузиазма и еще не истоптанные ноги — это было как раз то, что ему, Лунину, было здесь, в Нерыби, нужно. — О! Племя младое, незнакомое, — продекламировал Зубарев, делая шаг навстречу вошедшим. — Вы кто будете, орлы? — Старший лейтенант Макаров, — один из двух молодых людей выступил вперед и пожал протянутую Вадимом руку, — Николай. — Зубарев, — отозвался оперативник, — Вадим. А вон тот солидный мужчина, — он обернулся, указывая на Лунина, — следователь, Илья Олегович. Очень серьезный товарищ. Илья молча кивнул, в отличие от Рокси, которая, вскарабкавшись на диван, принялась радостно приветствовать вошедших. — Кольт, — представился второй молодой человек, чуть ниже ростом и с более короткой стрижкой, чем у первого, — Юрий. Тоже старлей, если это кому-то интересно. — Интересненько, — растягивая гласные, откликнулся Зубарев, — очень даже интересненько! Илья, ты слышал? У нас тут целая оружейная комната, Кольт и Макаров! Два ствола! Ты когда-нибудь такое видел? Мне даже не верится. Ну-ка, парни, покажите документы! — Вадик, — Илья раздраженно хлопнул ладонью по столу, отчего тот испуганно задрожал, — ты чего разошелся-то? Снимайте куртки, садитесь за стол, — обратился он к молодым оперативникам. — С Петром Григорьевичем вы уже знакомы? Кольт и Макаров дружно кивнули. Совещание, на которое Лунин изначально не возлагал особых надежд, к его удивлению, продлилось значительно дольше, чем запланированные для него первоначально пятнадцать минут. Направлений, по которым могло идти следствие, оказалось много. Конечно же, оставалась надежда на то, что семнадцатилетняя девушка, решив скорректировать жизненные планы, самостоятельно покинула надоевший ей поселок и, таинственным образом миновав кордон, уехала в Среднегорск, а быть может, куда и подальше. Вполне логичным, во всяком случае, по мнению городских жителей, которые на совещании оказались в большинстве, казалось и выдвинутое предположение, что Алина могла уйти в тайгу и там если и не заблудиться, то, к примеру, подвернуть, а то и сломать ногу и теперь не имеет возможности выйти к людям. Понятно, что сразу же возникал вопрос, а зачем молодой девушке в самом конце октября, когда уже довольно холодно, да к тому же на ночь глядя, идти в глубину леса, причем так далеко, что ее до сих пор не смогла обнаружить ни одна из поисковых групп, но, по настоянию Зубарева, излишние сомнения и рассуждения было решено отложить на более благоприятное для них время. Следующей версией, выдвинутой почти хором молодыми оперативниками, была любовь, причем любовь непременно несчастная. — Ну а как иначе? Конечно, несчастная. Макаров оценивающе взглянул на сидящих по другую сторону стола Лунина и Зубарева. Казалось, он не может определиться, попадают ли эти двое уже в категорию стариков, которые ничего не могут понимать ни в любви, ни в женщинах, или еще нет. На сидевшего по правую сторону от него участкового он даже не взглянул, очевидно, возраст и неказистый вид Петра Григорьевича не оставлял ни малейшей возможности в нем сомневаться. — Было бы у них все взаимно, они бы вдвоем сбежали. Бывает же такое? Одному блажь в голову придет, а другой-то возразить никак не может. Любовь ведь! Но, я так понимаю, больше в поселке никто не исчезал, верно? — Верно, — тут же согласился Колычев, — остальные на месте. — Вот видите, — обрадовался лейтенант, — тут, ясное дело, без взаимности вышло. Либо она вдруг кончилась. — И что, девица у нас эту взаимность верхом оседлала и ускакала на ней? — иронично осведомился Вадим. — В прекрасное далеко? — Это один из двух вариантов, — ничуть не смутился Макаров. — Если ее отверг парень, то она могла сделать что угодно. И уехать, и руки на себя наложить. — Руки, — фыркнул Зубарев, — где тогда эти руки, хотелось бы знать. Да и остальное, что к ним прилагается. Поверь мне, когда все эти обделенки вешаться решают или, к примеру, топиться, они всегда так делают, чтобы их могли найти. И чем быстрее, тем лучше. Так сказать, до наступления стадии активного разложения. Записочку оставляют, мол, так и так, я ухожу, а вы поплачьте. Человек же как думает — раз он при жизни никому не нужен оказался, так, может, хоть после смерти о нем кто грустить будет. — Хотя, коли о тебе живом не особо думали, то уж о мертвом и подавно никто не вспомнит, — вздохнул участковый. — А что со вторым вариантом? — Илья решил прервать явно не имеющие отношения к делу философские размышления. — Она бросила его, так? — Конечно, — лейтенант энергично тряхнул головой, отчего его светлая, с пшеничным оттенком челка весело разметалась по лбу, — она бросила, а он не простил. — И убил? — А почему нет? — включился в разговор второй из районных оперативников. — Запросто! Хотя убить, конечно, мог и за другое. — Например? Кольт на мгновение задумался, затем, один за другим загибая пальцы, начал предлагать варианты: — У них шло к сексу. Шло, шло, наконец, дошло. В последний момент девчонка испугалась, а парень уже был, так сказать, на волне. Ну и все. Что мы имеем? Правильно, изнасилование. Девочка говорит, что все скажет папе, а мальчик, испугавшись папу и всего, что потом последует, бьет ее по голове чем-то тяжелым. Это раз. Но могло быть наоборот. С сексом все удачно. Причем настолько, что девочка говорит мальчику, что он сам скоро станет папой. Ну а дальше мальчик пугается и, как полагается, бьет девочку по голове. Это два. — Короче, нам надо искать пугливого мальчика, — подытожил Зубарев. — Это не обязательно был ее ровесник, — возразил Илья, — если у нее была связь со взрослым мужчиной, то вот эти ваши варианты, где непременно тяжелым по голове, вполне вероятны. — Ну а что, папашу мы рассматривать не собираемся? — спохватился вдруг Вадим. Лунин покачал головой, недовольно взглянув на приятеля, затем перевел взгляд на участкового. Уловив его взгляд, Колычев разгладил рукой усы, но, как показалось Илье, предназначением жеста было скорее скрыть появившуюся на лице улыбку, а не забота о безупречности собственной внешности.