– Вы справились… – он облегчённо выдохнул. – Хорошо. – Куин-младший кивнул и бросил взгляд на Джонатана, который одиноко брёл по направлению к коридору, ведущему в комнаты студентов. Я взмахнул рукой. – Не за что! – крикнул я ему, видя, как он остановился, вздрогнул и одними губами ответил: «спасибо». Я обернулся на Коула, который гневно смотрел на меня, собираясь нанести ответный удар. Я отскочил от него и ухмыльнулся. – Прости. Я не хотел. Целился в Куина-младшего, честное слово. Он фыркнул и отвернулся. Дэмиан и Дрю позвали нас, и мы вчетвером направились в сторону наших комнат. Жили мы все близко, так что шли, тихо обсуждая произошедшее. Друзья мало говорили, потому что им было стыдно за свою трусость. Я их не винил. Если бы я не умер шестьсот шестьдесят шесть раз, мне бы тоже было страшно. Мы расстались в коридоре, расходясь по своим жилищам. Коул зашёл первым, отворив дверь своим ключом, и тут же скрылся за шторой на своей половине комнаты. Я же прошёл к себе и лёг на кровать. Кажется, я слишком долго думал, чего мне хочется больше – спать или курить. Наконец я выбрал второе, потому что отвратительный дым пожара мне надо было перебить не таким отвратительным дымом сигарет. Я достал из своего резерва пачку, открыл её, затем распахивая и окно. За шторой послышался раздражённый вздох Коула. Так и знал, да? Только попробуй это сказать. Он промолчал. Я достал зажигалку, и заиграло пламя. Мне нравился огонь. Он похож на людей. Мы можем жечь, а можем светить. Можем сделать больно, а можем указать другому путь. Как же мы похожи на пламя. Теперь я понимал, почему Гоголь так любит всё поджигать. Таким образом он пытается убедить себя в том, что огонь лучше человека. Это не так. Мы действительно слишком похожи со стихией. Он же просто не любил людей. Я выдохнул в окно, чувствуя, что меня тошнит. Тошнит от этих сигарет. Тошнит от этого места. Но всё же от сигарет – больше. Я так много вдохнул в себя сегодня дыма, что мой организм не мог больше справиться с этим. Я закашлялся. Коул выглянул из-за шторы. – Ты в порядке? Я почувствовал раздражение. Он отодвинул штору и подошёл ближе. На нём уже не было обуви и носков. Я задумчиво уставился в окно. Интересно, если сброситься прямо отсюда в море, когда нет льда, можно ли умереть? Ведь никто не вытащит моё тело оттуда, из воды. Впрочем, нет. Скорее всего, возникла бы такая же ситуация, как и с Эстер Уайльд. Я бы умирал и воскресал из раза в раз. Пока меня бы не вытащили. Или… – Олеан? Я посмотрел на соседа. Видел, как он хочет отобрать у меня сигарету и выбросить её. Но он лишь мрачно глядел на меня, сжимая вместо моей сигареты в своей руке гелиевую ручку. – Тупой вопрос, – ответил ему я. – Такой же тупой, как и тот, кто его задает. – Ты кашлял, – ответил он, проигнорировав мой выпад. – Лучше бы ты просто лёг спать или почитал. С тебя на сегодня достаточно дыма. Я ухмыльнулся. Затянулся. Повернул лицо к Коулу и выдохнул ядовитое облако прямо на него. Он тоже закашлялся, отмахиваясь. Дым попал ему в нос. Он откинул ручку и направился обратно к себе. Я же отвернулся в сторону моря. Штора задёрнулась, и я слушал, как парень тихо проклинает меня, шурша одеялами. Как ложится в постель, а потом встаёт и снова ложится. Наконец он снова отодвинул занавеску и подошёл ко мне. Я посмотрел на него. – Что, понравилось? Я не надеялся на ответ, впрочем, мне самому уже надоела эта игра. Коул вытащил пачку у меня из пальцев и засунул её в ящик стола. Теперь, нахмурив брови, за ним наблюдал уже я. – Это мои вещи. Что ты творишь? – Тупой вопрос. Такой же тупой, как… – Очень смешно. – Учился у лучших. Я затянулся, но выдохнуть не успел. Коул ударил меня по руке, и сигарета выпала, постепенно угасая внизу. Я сжал кулаки, но выдавил мерзкую улыбочку, медленно выдыхая дым через нос. – Да какое тебе дело до того, курю я или нет? Ты не охренел вмешиваться в чужие дела, Хэллебор? Коул пожал плечами. – Это тебе за нос. До сих пор болит. Он закрыл окно, слегка отпихнув меня, и, смерив взглядом янтарных глаз, ушёл к себе. Если бы он мог хлопнуть дверью, я уверен, что услышал бы это. – Прекрасно, – я говорил насмешливо, так, чтобы Коул почувствовал. К сожалению, истерика тоже не заставила себя ждать. Но я быстро подавил желание рассмеяться и постарался успокоиться. – Отлично. Отлично! Я спать. Всё для тебя, дорогой сосед. – Злость и невысказанные колкости рассеивались по полу и стенам в тишине и медленно исчезали в ночи. В её спокойствии. Я зло фыркнул и расслабился. Коул перевернулся в своей постели. – Спасибо, что спас мне жизнь. Повернул голову к шторе. Как будто могу увидеть его там. Как глупо. Я облокотился на подоконник. – Ты бессмертный, придурок. Он помолчал. – Умение беречь жизнь и делает нас людьми даже тогда, когда мы бессмертны, Олеан. Именно поэтому ты уже не человек. Я почувствовал боль где-то внутри. Кажется, это пустота укусила за печень или сердце – точно не поймёшь. Я закрыл лицо ладонью. Прочь, прочь. – О, – не уверен, был голос слишком тих или слишком резок. – Так вот почему я сильнее вас всех. Коул не ответил. Что пишет Ворон, вместо того, чтобы спать Ты любишь цветы, которые никогда не полюбят тебя. Ведь ты их сорвал. Ты любишь себя, но никогда не полюбишь отражение в зеркале. Ведь ты себе врал. Ты любишь снег, зная, что он скрывает грязь. Ты любишь и ненавидишь прошлое, потому что ты знаешь о нём. Ты помнишь худшее, потому что лучшее слишком сладко. А ты любишь горький чай. Ты любишь солнце. Не потому, что оно светит: потому, что умрёт. В отличие от тебя, не так скоро. Ты любишь небо, потому что небо не затянуто тучами. Ты ненавидишь тучи, потому что любишь дождь. Который никогда не пойдёт. Никогда не пойдёт? Никогда не пойдёт. Ты терпишь их, потому что они терпят тебя. Они разрушают, как делают дети. Ты созидаешь, как делают звёзды. Ты молчишь, потому что ты накричался. Ты молчишь, потому что ты не умеешь говорить. Ты говоришь, потому что ты не умеешь это делать. Ты ломаешь замок на свитере, потому что не можешь иначе починить его. Ты ломаешь, потому что не можешь скрепить. Ты скрепляешь ради того, чтобы снова испортить.