* * * Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом. Новый Завет Пролог В середине 80-х годов в Афганистане на сторону моджахедов добровольно перешел офицер Советской Армии (в наших документах он проходил под псевдонимом "Оборотень"). Воевал на стороне душманов. Сначала обычным гранатометчиком — принимал участие в засадах и нападениях на наши колонны. А затем командовал небольшим отрядом, состоящим из душманов, немного говорящих по-русски. Переодевшись в форму советских военнослужащих, они приезжали в кишлаки — убивали, насиловали, грабили. Много чего было на совести этого предателя и его банды… Сергей Карпов, начальник разведки 2-го мотострелкового батальона 180-го мотострелкового полка, на протяжении нескольких месяцев охотился за этой бандой. И принял самое непосредственное участие в ее уничтожении. Но самому Оборотню тогда удалось спастись. Он бежал в Пакистан, затем следы его затерялись где-то на Западе. Перед самым выводом наших войск из Афганистана офицеры-разведчики, принимавшие участие в ликвидации банды Оборотня, поклялись, что, сколько бы не прошло времени, они найдут и накажут этого предателя… Но прошло несколько лет, прежде, чем следы Оборотня обнаружились в Польше. Вот тогда-то и вспомнили о Сергее. Знакомые ребята из Генштаба предложили ему отдохнуть пару месяцев в одном тихом и спокойном месте. Ребята были его хорошими друзьями, и отказать им он не мог. Тем более, что в отличие от предыдущих командировок эта поездка действительно была курортно-санаторной. Ему предложили провести полугодичный курс разведподготовки в Высшей офицерской школе механизированных войск в небольшом польском городке Вроцлаве. Поляки с интересом относились к нашей войне в Афганистане. Они прекрасно понимали, что рано или поздно им тоже придется столкнуться с исламским фактором. Судьба дала им время подготовиться к этому. Вот они и готовились. Будучи людьми не глупыми, они предпочитали учиться не на своих, а на чужих ошибках. Это было вполне разумно и не требовало практически никаких материальных затрат. Для этого было достаточно лишь немного интересоваться своей историей. И историей других стран. В частности, России. К тому же после объединения Германии поляки испытывали некоторое беспокойство по поводу своего будущего. Несколько лет назад распался Варшавский договор. Давно уже были выведены из Польши войска Северной группы войск. Но поляки слишком хорошо помнили тридцать девятый год, чтобы спокойно смотреть на усиление Германии. А может быть были еще какие причины. В то, что им просто был интересен опыт войны в горно-пустынной местности, верилось с трудом. Но как бы то ни было, они обратились в наш Генштаб с просьбой направить к ним толкового специалиста по интересующей их тематике. В России таких специалистов в те годы было хоть пруд пруди. К тому же, никому они здесь были не нужны. Точно так же, как и они, никому в этой стране не был нужен и Сергей. Правда, в последние месяцы его усиленно обхаживали американские военные. Предлагали работу инструктора в военной академии Вест-Пойнта. И хорошие деньги за работу. (Выпускников нашей "школы" всегда охотно брали инструкторами либо советниками в разные страны мира. И платили, не скупясь. Вот только Генштаб очень неохотно отпускал нас прежде на вольные хлеба. Похоже, теперь времена изменились). Но Америка казалась ему бесконечно далекой, поляки же были соседями. К тому же, Сергей никогда не был знаком с американками. Ехать же в страну, в которой ты не знаешь ни одной красивой девушки, он считал полным безумием. Друзья поговаривали, что американские девушки слишком холодны и прагматичны. О полячках друзья не говорили ровным счетом ничего. Только мечтательно вздыхали и смотрели куда-то вверх. Выглядели они при этом удивительно глупо. Но Сергею ничего и не надо было рассказывать. Он и сам знал, что в Польше живут самые красивые девушки в мире. После россиянок, разумеется. А красивых девушек Сергей любил. Ради них он готов был ехать куда угодно. Даже в страну, где никого не знал. Хотя именно во Вроцлаве жила сейчас девушка, которую он любил всю свою жизнь. Не трудно догадаться, какую страну он выбрал. Все это было год назад. Сергей рассказал мне, как получил служебный паспорт, собрал небольшую спортивную сумку и уже через два дня был на месте. На железнодорожном вокзале города Вроцлава его встретил улыбчивый польский капитан. — Мишал Яблонски. Миша. Я буду вашим переводчиком. — Представился он. Капитан прекрасно говорил по-русски. Лишь при взгляде на красивую наборную трость Сергея он на мгновение перестал улыбаться. Но Сергей почти не опирался на свою трость, так что окружающие могли сразу же сделать правильный вывод. Трость нужна была ему не для опоры, а чтобы отмахиваться от красивых, но слишком настойчивых девушек. А для чего еще она может быть нужна?! — Сергей. Очень приятно. Дзень добры. — Сережин польский оставлял желать лучшего. На площади перед вокзалом их ждал серебристый Фиат "Полонез". У машины стоял еще один польский офицер. Он представился очень официально. — Капитан Кшиштоф Клупа. Кшиштоф взял Сережину сумку, положил её в багажник, открыл заднюю дверь машины и пригласил его присаживаться. При этом он с некоторой опаской посмотрел на трость Сергея. Возможно, в это мгновение у него в голове мелькнула мысль, что его новый знакомый — человек мягкий и пушистый, только злой. Добрые люди с такими большими палками в гости не ездят. Миша сел на переднее сидение рядом с Кшиштофом. Всю дорогу он оборачивался и болтал без умолку. Рассказывал что-то об училище, о Вроцлаве, о погоде и ещё о чем-то не существенном. В результате города Сергей толком не увидел. Обратил только внимание на то, что он очень старый и опрятный. Со множеством костелов и брусчатых мостовых. И множеством небольших палаток уличных торговцев фруктами. В полуденные часы город казался пустынным и очень тихим. Машин на улицах было не много. Как и пешеходов. Еще меньше на улицах было девушек. Но Сергей помнил одну детскую мудрость: "Ты можешь не видеть суслика, а он есть". Поэтому и не расстраивался. Пригород удивил его аккуратными и очень красивыми двух и трехэтажными коттеджами, стоящими вплотную на крошечных участках. Через несколько минут машина въехала на территорию военного училища. Сергея сразу же проводили в штаб. Он представился начальнику училища. Они пообедали вместе. Это было хорошей приметой. Сергею нравилось, когда его сначала кормили, а уж потом заставляли работать. Тем более, когда кормили так вкусно и о делах не вспоминали. Хозяин стола был человеком гостеприимным. Стол ломился от угощений. И посидели они хорошо. После обеда начальник училища обрисовал в нескольких словах его задачу. Она была вполне обычной. А затем Миша проводил его в гостиницу. Номер на втором этаже оказался очень большим и светлым. После вкусного обеда по закону Архимеда… После обеда здорово клонило в сон, нужно было срочно принимать волевое решение. И устраивать тихий час. Но Сергей еще никого не знал в этом городе из тех, кто мог бы составить ему в этом компанию. Спать одному он считал признаком дурного тона. К тому же через час ему предстояло познакомиться со своими новыми учениками. Поэтому вместо сна пришлось идти в ванную комнату, умываться. Приводить себя в порядок. И оставшееся время зубрить русско-польский разговорник. Последние дни он усердно его изучал. Еще в школе его приучили к мысли, что он должен разговаривать с местными жителями на их родном языке. Обычная дань уважения людям, находящимся рядом. На небольшом журнальном столике он поставил крошечного стеклянного дракончика. Это означало одно. Вот мы и дома. Работа предстояла не пыльная. Пять дней в неделю, два часа в день Сергей должен был проводить занятия с курсантами разведфакультета. Днем. И сколько угодно часов ночью. Если у него, к примеру, будет бессонница. Или будет не с кем спать. Но командование училища надеялось, что до этого дело не дойдет. Что для занятий с курсантами ему будет хватать и дневных часов. Другими словами, дневные часы были обязательными. Ночные — на его усмотрение. Это было веским доводом для офицеров разведфака задуматься о его досуге. А в их сообразительности командование никогда не сомневалось. Офицерам факультета было с кем проводить ночи и чем заниматься. Но они прекрасно понимали, что если не решат одну маленькую проблемку, по ночам им придется бегать с курсантами по лесам и болотам. Отрабатывать вводные и совершать ночные марш-броски. На это пойти они, естественно, не могли. Ведь они же были нормальными, разумными людьми. К тому же разведчиками. А разведчики, это ещё те жуки! Им даже летать лениво. А уж бегать и, тем более, работать… Даже думать об этом не хотелось! Сергей сам был таким. В том, что польские разведчики могут отличаться от наших разведчиков, он сильно сомневался. Ну, может быть, самую малость. Ростом, весом, размером ноги?! Больше ничем. Ведь разведчик — это не профессия. Это диагноз. Который ставится один раз и на всю жизнь. Точно так же, как острое респираторное заболевание не может быть немецким или французским. ОРЗ оно и в Африке ОРЗ! В этом Сергей убедился тем же вечером. А еще он открыл для себя, что у офицеров, служащих в разных армиях очень много различий. И это не только форма, в которую одеты офицеры. Их благосостояние. Положение в обществе. В первую очередь это их традиции. Через несколько дней Сергей спросил у Миши Яблонского, почему польские офицеры так сильно отличаются от российских? Миша ответил, не задумываясь. — Как говорил один мудрец, не дай мне бог жить в эпоху перемен. Кстати, его звали Конфуцием. Вы о нем наверняка слышали. В вашей стране не хватает стабильности. В вашей истории были русские офицеры, красные командиры, советские офицеры, теперь российские офицеры. И всё это не более чем за столетний период. Вы постоянно живете в эпоху перемен. У нас же всегда были только одни офицеры. Офицеры Войска Польского. Этим всё сказано. Надо было слышать Мишин голос в этот момент. Это действительно было достойно уважения. И здесь было над чем подумать. Сергей всегда гордился своей профессией. Любил военную форму. Но чаще ходил в штатском. Где-то в архивах Президиума Верховного Совета СССР хранились Указы от 28 сентября 1987 года о награждении его медалью "За Отвагу" и от 8 декабря 1988 года — орденом "Красной Звезды". И где-то в шкафу валялись еще несколько медалей. В том числе и иностранные. Носить их он стеснялся. В начале девяностых Москве не сильно жаловали людей в военной форме. Именно поэтому Сергей, не долго думая, согласился на эту командировку. И уехал в Польшу. В страну, где слова "офицер войска Польского" из века в век произносились с гордостью и уважением. Он завидовал этим офицерам. И гордился ими. Как когда-то давным-давно гордился высоким званием советского офицера. Никогда не забывая о тех временах, о своей афганской юности и о клятве, данной офицерами-разведчиками, в далеком 1988-м году. Невольно ему вспомнились слова Рихарда Зорге: "Чтобы узнать больше, нужно знать больше других. Нужно стать интересным для тех, кто тебя интересует". Те слова, которые напомнил ему перед самой отправкой в Афганистан его наставник — известный советский писатель и легендарный разведчик Александр Александрович Щелоков. Человек, который и привел Сергея в военную разведку. Сергею предстояло стать "интересным" для тех, кто вольно или невольно должен был помочь ему в выполнении специального задания. Вот, что Сергей рассказал мне о своей командировке в Польшу. Глава 1 В первый же день приезда во Вроцлав меня познакомили с командиром курсантской роты майором Кшиштофом Галантом. На базе его роты была сформирована моя учебная группа. Двадцать человек под командованием капитана Кшиштофа Клупы поступили в мое полное распоряжение. Плюс переводчик капитан Миша. Мишал Яблонски. Чтобы не путаться, ротного я решил называть Кшиштофом Старшим, а командира моей учебной групп — Джуниором (младшим). Потрясающая оригинальность! Но работать с двумя Кшиштофами я посчитал за хорошую примету. К тому же ребята понравились мне с первого взгляда. Было удивительное ощущение того, что ты наконец-то попал домой, ребят этих знал всю жизнь. Возможно даже не только эту жизнь, но и прошлую. И в прошлой жизни вы тоже были друзьями. Подготовить за полгода командиров групп специального назначения по образу и подобию подразделений спецназа ГРУ было нереально. Для этого нужны не только годы, но и целые поколения. Ведь есть вещи, которым научить просто невозможно. Они впитываются вместе с молоком матери. В детских играх в индейцев, в вышибалы мячом, в снежки. В многодневных походах, в военно-спортивных лагерях. Я мог лишь указать общее направление их подготовки и дать некоторые рекомендации. Группы специального назначения забрасываются в глубокий тыл противника еще до начала войны, для проведения не только разведывательно-диверсионных операций, но и для решения целого ряда других, как правило, более сложных задач. Широкий диапазон этих задач ставил передо мной некоторые проблемы, но с другой стороны и определял направления предстоящей работы. Во-первых, необходимо было обучить курсантов основам выживания в различных условиях. Тому, чему учат бойскаутов. Способам передвижения, оборудованию укрытий, маскировке и нахождению подножного корма. Во-вторых, научить тому, что в тылу противника им делать не надо. А не надо им работать с оружием, снимать часовых, захватывать образцы техники и вооружения противника. Спецназовцев называют призраками, а вы когда-нибудь видели, чтобы призраки этим занимались? Вы вообще призраков-то видели? Вот то-то же. И, в-третьих, научить тому, для чего они, собственно говоря, и предназначены. Научить снимать часовых, захватывать образцы техники и вооружения противника, организовывать диверсии на военных и промышленных объектах. Если следы этих диверсий будут вести к партизанским отрядам и местному подполью, почему бы нет?! Научить подготавливать техногенные и экологические катастрофы. Главное, чтобы при этом не оставалось следов работы спецназа. Это, так называемые, открытые действия. Они входят в арсенал разведывательно-диверсионных подразделений. Но главное, надо было научить ребят организации и проведению скрытых действий. Ведь именно для их проведения в первую очередь и предназначены группы специального назначения ГРУ. Советский спецназ традиционно считался одним из лучших в мире. Поэтому поляки охотно перенимали его опыт и систему подготовки. Брали на вооружение методику его работы. Забавно, но система подготовки польских разведподразделений была в чем-то схожа с нашей. В этом не было ничего удивительного. И причина крылась не только в том, что наши армии когда-то вместе входили в Варшавский Договор. Есть вещи, которые старательно скрываются не только от соседей, но и друзей. Просто у нас были одни корни. Мне даже показалось, что поляки сохраняли их более бережно, чем мы. Корни эти уходили в Троице-Сергиеву лавру. Уходили в те давние времена, когда монастыри и обители становились не только крепостями духа, но и школами ратного мастерства. Секреты этих школ хранились за семью печатями. Но нельзя было утаить шила в мешке. Даже современников поражала скорость пеших переходов Сергия Радонежского и его послушников. Через непроходимые лесные дебри и болотные топи. Мимо лихих людей и дикого зверя. Налегке, без обозов и съестных припасов. Поражала удаль и ловкость монахов не столько в делах духовных, сколько в ратных. Вспомните Пересвета и его брата Ослябю. И тысячи других, канувших в Лету. Сражавшихся не только молитвой и словом, но копьем и мечом. А чаще голыми руками. Или тем, что под этими руками в данный момент находилось. Без доспехов и брони. Но с мастерством и настоящим профессионализмом. Создавших приюты для сирот и страждущих. Открыты были монастырские двери для путников, воинов, ушедших на покой и раскаявшихся разбойников. Согревали там озябшие души и направляли их на путь истинный. А значит, вкладывали мечи и копья в надежные и сильные руки новых сподвижников. Ибо не дело самим монахам ходить на рати. Есть для того другие. Им нужно было лишь указать направление. Настоящая власть всегда незаметна. В конце девятнадцатого века хранителями секретов монастырских школ стали казачьи станицы. Не все. Но в некоторых, как и встарь продолжали обучать подростков работать двумя саблями одновременно. Обучали джигитовке, штыковому бою. И технике сближения с противником, ведущим по тебе огонь. Тому, что позднее будет называться качанием маятника. В первую мировую войну из этих казаков будут сформированы особые пластунские части. Казачий спецназ. После революции и гражданской войны некоторые из них и станут у истоков наших войск специального назначения. Многие эмигрируют. В основном в Польшу, Германию и во Францию. И тогда в системе подготовки разведподразделений этих стран появятся российские корни. Ведь инструкторами и преподавателями в них будут бывшие офицеры Российской армии. Вот и в учебной программе Высшей офицерской школы механизированных войск имени Тадеуша Костюшки очень заметно было влияние этих офицеров-эмигрантов первой волны. Это влияние не смогли истребить ни годы совместной борьбы войска польского и советских войск против немцев во Вторую мировую войну, ни последующие годы совместного нахождения в Варшавском договоре. Я почувствовал это влияние в первый же день. Нет, не потому, что знакомство наше с курсантами состоялось недалеко от парашютной вышки. Во время прыжков. Эта офицерская школа была создана в далёком сорок третьем году под Рязанью. А в Рязани молодежь всегда была немного не от мира сего. Там испокон веков жили самые отважные воины и бесстрашные рубаки. Это значит, что что-то там было не так. С питанием, детскими игрушками или с экологией. Не случайно в этом городе было расположено Высшее командное училище воздушно-десантных войск. А разве нормальные люди могут мечтать о службе в воздушно-десантных войсках?! Да не в жизнь! Но, судя по всему, во Вроцлаве таких было немало. Тем не менее, парашютная вышка была скорее данью памяти тем первым годам существования офицерской школы, чем требованием современности. Даже то, что в офицерской школе располагалась лучшая в Польше конноспортивная база. И курсанты еженедельно сдавали экзамены по выездке. Нет, не это. Но витало что-то неуловимое в воздухе, во взаимоотношениях курсантов и офицеров. Какие-то мелочи в учебной программе, в системе подготовки и воспитания курсантов. Это было необъяснимо, но так явственно чувствовалось переплетение эпох и поколений. Современной Польши и дореволюционной России. Словно где-то рядом стояли Сергий Радонежский и его послушники. Посмеивались в усы казаки пластунских частей, любовно теребя рукоятки своих шашек. А польские курсанты после прыжков с парашютной вышки поправляли свои конфедератки (фуражки) с орлами вместо кокард. Это было удивительное чувство! Кшиштоф Галант любезно поинтересовался, не хочу ли я попрыгать с вышки вместе с курсантами? Смешной, я с кровати давно уже не прыгаю, а уж тем более с такой высоты! Я вежливо отказался. В жизни каждого человека наступает время, когда он понимает, что никому и ничего доказывать он уже не должен. Ни окружающим, ни самому себе. Для меня это время наступило вместе с моим появлением на свет. К тому же я всегда боялся высоты. И никогда не был героем. Ротный представил меня учебной группе. Без трости (она осталась в гостинице) я выглядел совсем не страшным, мягким и пушистым. Но ребята учились на четвертом курсе и давно уже понимали, что мягких и пушистых инструкторов по разведподготовке в природе не существует. Вся их мягкость и пушистость — всего лишь обычный камуфляж. В глазах у курсантов светился легкий интерес к новому человеку. Но больше в них было грусти. Ни для кого не было секретом, что новый инструктор — это всегда новая головная боль. И новые нагрузки. Кого это может порадовать?! Мне задали несколько обычных вопросов. Что-то типа, а не в вольтах ли измеряется напряжение? Миша переводил вопросы с польского. Я отвечал: "Возможно, что и вольтах". Миша снова переводил. Ничего личного. Обычная дань вежливости. Как здорово, что в разведке не принято быть слишком любопытным. Если бы курсанты стали спрашивать меня о чем-то более серьезном, гонять по таблице умножения, я засыпался бы сразу. Это называется профессионализмом: разведчики могут грамотно задавать вопросы, а вот с ответами у них всегда туго. В других условиях я мог бы стать Героем Советского Союза. Враги пытались бы узнать у меня военную тайну, а я бы молчал. Они пытали бы меня, а я снова бы молчал. Просто я не знаю ни одной военной тайны. И вообще мало чего знаю. Хотя в училище преподаватели всегда нам твердили: "Учите предмет лучше, будет что рассказать врагу". Мы героически сопротивлялись. А кто сказал, что врагам будет с нами легко?! Да, в других условиях я мог бы стать Героем, но в условиях настоящих я был всего лишь инструктором. Обычным инструктором по разведподготовке, который мало чего умел и практически ничего не знал. Ротный сказал, что мы встретимся завтра после обеда. Тогда и познакомимся поближе. Курсанты остались с Джуниором (Кшиштофом младшим) прыгать дальше. А мы с Галантом и переводчиком Мишей направились к офицерской столовой. После ужина меня ожидал первый серьёзный экзамен. Когда мне сказали об этом, я не поверил. — Какой такой экзамен? Я есть очень крутой инструктор. Настолько крутой, что эту крутизну лучше даже и не проверять. — Я усердно коверкал слова, думая, что так Мише будет проще перевести их суть. Сдавать какие-либо экзамены мне совсем не хотелось. Ротный мило улыбнулся. — У нас все инструктора сдают экзамены. Даже очень крутые, на словах, инструктора. — В его голосе промелькнули шутливые нотки. Вот ведь шутник, этот ротный! Будь он неладен! После этих слов мне стало очень грустно. Но Кшиштоф меня сразу же успокоил. Это не совсем экзамен. Для первого раза обычное ознакомительное занятие. Совершенно убитым голосом я спросил: — Что я должен буду сделать? — Его ответ меня уже практически не интересовал. Едва ли от меня потребуют сделать что-нибудь сложное. С дороги, скорее всего, сильно загружать не будут. Что-нибудь элементарное. Скорее всего, попросят застрелиться. — Ничего особенно. Нужно будет просто прокатиться на лошади. Думаю, что наш диалог Миша переводил не совсем точно. Глядя на меня, он умирал со смеху. Ему явно было не до точного перевода. Все ясно! Это обычный местный прикол! Обычная шутка над вновь прибывшими. Наверняка никакой лошади не существует и в помине. И уж точно никуда ехать на ней не надо. Тем более на ночь глядя. На улице действительно уже темнело. Скорее всего "Лошадью" называется местный трактир. А "прокатиться на лошади" на местном жаргоне видимо означает просто выпить. Хорошенько выпить. Возможно, количество спиртного, которое нам предстояло осилить за ночь, как-то ассоциировалось у местных жителей с лошадиным рационом. Все начинало становиться на свои места. Ужас, охвативший меня при одном только упоминании слова "лошадь" начал постепенно улетучиваться. Я уже начал даже немного улыбаться, если конечно мою напуганную гримасу можно было назвать улыбкой. Одно оставалось для меня непонятным. Ну, ладно, пошутить пошутили. А куда мы теперь-то идём? Город был явно в другой стороне. Мы вышли к небольшой изгороди. Возле неё стояло несколько польских офицеров. Рядом паслись лошади. На лошадях были седла. Это мне почему-то сразу же не понравилось. Один за другим офицеры запрыгивали в седла и уносились в сторону темнеющего невдалеке леса. Возможно, все они были смертниками-камикадзе. Всё дальнейшее было похоже на сон. Нет, не на тот красивый романтический сон, который вы обычно видите на рассвете, лежа рядом с любимой девушкой. Это был обычный кошмар. Обычный, как и вся моя жизнь. Меня подвели к удивительно красивому коню гнедой масти. Даже в сумерках было видно, как блестят его черные хвост и грива. Объяснили, что теперь он мой. И мне уже можно запрыгивать в седло. Это "уже можно" прозвучало как приговор. Миша сказал, что его кличка Лекки. Лёгкий по-польски. Это было просто замечательно! Как здорово, что мою смерть зовут Лекки. Возможно, теперь и смерть моя будет лёгкой. Это меня радовало, все остальное — нет. Можно подумать, что вас это бы порадовало? Впереди темнел густой лес. Лекки шаловливо поглядывал в его сторону. И интуиция почему-то подсказывала мне, что кататься на этой красивой лошади мне придется не по красивой лужайке. Ну, почему моя интуиция никогда не ошибалась?! Темнело. Спускался теплый летний вечер. Только мне почему-то было совсем не тепло. Я совершенно не знал окружающую местность, не знал, что от меня требуется. Передо мною стоял совершенно незнакомый конь. И все это мне почему-то совсем не нравилось. Да, один раз я сидел в седле. На втором курсе училища мы ездили на экскурсию в кавалерийский полк, стоявший под Калининцем. На, так называемую, базу Мосфильма. Отец моего однокурсника Вовки Барило был командиром этого полка. Мы фотографировались рядом с лошадьми и даже сидя в седлах. Я хорошо помнил, как это было страшно. Сидеть на неподвижной лошади. У меня не хватало фантазии представить, как может быть ужасно, если эта лошадь будет еще и двигаться.