Тишина. Морриган чертыхнулась. Сколько они не общались? Неделю? Две? Больше. «Балрог тебя забери». Она злилась вовсе не на Клио, лишь на саму себя. Сестра знала, что лишний раз беспокоить Морриган не стоит. В момент вызова та могла плести заклинание, скручивать очередного отступника или идти по следу. Отвлекать ее было строго-настрого запрещено. Они давно договорились: Морриган сама вызывает Клио. Конечно, когда вспоминает о необходимости поддерживать связь с младшей сестрой. Вина – словно яд на кончике иглы, а иглой была тревога. Морриган выдохнула, заставляя себя успокоиться. Страж междугороднего портал-зеркала сжал ее руку и скользнул пальцами по коже, проводя невидимую черту от запястья до локтя. Под чарами истины проявился стройный ряд вытатуированных кельтских символов. Страж внимательно проверил личные данные Морриган – имя и присвоенный Трибуналом ранг охотницы. – А, вольная, – поморщился он. «Да, и на ваших изнеженных городских ни капли не похожа». Не нужно быть эмпатом, чтобы понять всю глубину неодобрения стража. Впрочем, далеко не он один горел неистовым желанием поведать Морриган о своем отношении к вольным. Некоторые ограничивались снисходительными взглядами или покачиванием головы, а из других так и выплескивалась желчь. Самое любопытное, что к опытным охотникам за головами – ярчайшим представителям касты вольных – большинство людей относилось с уважением, практически равняющим их с законниками. А вот молодых вольных, даже охотниц, чаще воспринимали как досадное недоразумение, эдаких неоперившихся птенцов, которые вздумали поиграть в героев и воинов. Наверняка считали, что они путаются под ногами старших и лишь создают тем помехи. Вот они, двойные стандарты во всей красе. – Знаю я таких, как ты. Обиженные на судьбу сиротки, одичавшие, озлобившиеся, словно выброшенные на улицу щенки. Зло сощурив глаза, Морриган выдернула руку. На этот раз ей попался явно недовольный жизнью экземпляр. То ли жена от него ушла, то ли ужин подгорел, то ли дочь полуночной ведьмой стала. На кончике языка вертелось множество ядовитых реплик разной степени цензурности. Однако в Кенгьюбери ее привело дело. Она не собиралась терять время на препирательства. «Мне всего девятнадцать, я свободна и вольна делать все, что захочу, и быть там, где захочу. Ты подчиняешься мэру и всем, кто по званию выше тебя, и застрял тут на веки вечные», – мстительно подумала Морриган. Вслух же подчеркнуто сухо осведомилась: – Я могу идти? – Иди, – буркнул страж. Мощеные улочки города украшали золотисто-багряные ковры из опавших листьев, которые, повинуясь чарам городских рабочих, вот-вот превратятся в пыль. После них останутся лишь медленно гаснущие в воздухе золотистые искры. Обычно Морриган нравилось наблюдать за красочным процессом распада – явлением таким же естественным, как сама жизнь. Но чем ближе она подходила к дому сестры, тем больше мрачнела. Тем сильнее – глупо, конечно, и совершенно бессмысленно – сжимала в руках амулет зова, раз за разом воскрешая в памяти образ Клиодны. Сестра не откликалась. Очередная попытка самоуспокоения с треском провалилась. Сердце – или же присущая ведьмам обостренная интуиция – подсказывало: что-то случилось. В душе поднялась волна тревоги, заглушая все прочие чувства, смывая раздражение от разговора со стражем. С Клио что-то произошло, теперь Морриган знала это наверняка. Она готовилась вспомнить полузабытое плетение-ключ для рассветной печати на двери, однако та оказалась открыта. Дом семьи Блэр, в котором последние годы жила одна Клио, встретил ее тишиной и прохладой. И незаметной для глаз простых обывателей тэной, заполонившей все вокруг, словно черный туман. Морриган сглотнула, глядя в рассветный осколок. Тэна… Откуда она здесь? С детства избрав путь света, Клио не сходила с него. Она не интересовалась полуночной магией, просто их мать смогла принять это далеко не сразу. Даже рассветную зеркальную, так почитаемую старшей сестрой, Клио отвергала. Боялась однажды ненароком перешагнуть опасную грань, на которой сама Морриган балансировала с трудом. Грань, за которой магия становится запрещенной. И все это несмотря на принадлежность к семье Блэр, заслужившей особую репутацию и широко известной среди ведьм. А значит, есть лишь два варианта: либо что-то спровоцировало Клио на полуночные чары, либо на нее напал тот, кто их практиковал. Гостиная. В узком плафоне порхала разбуженная сущность света, на стеклянном журнальном столике стояла чашка с остывшим чаем – излюбленным напитком Клио. Экфовизора у сестры не было – фильмам, спектаклям и шоу она предпочитала книги, которыми был доверху набит ее шкаф. Что ни говори, а сестры Блэр выбрали разные судьбы. Морриган стала вольной в четырнадцать лет: бросила школу и отправилась в лагерь Картрай, где обучали охотников и охотниц. Несколько месяцев ее натаскивали, а затем вместе с группой старших наемников послали отлавливать отступников. Работа в команде длилась три года, но стало ясно, что ей куда комфортней в роли одиночки. Только так Морриган достигала наилучших результатов. Ей самой это казалось вполне закономерным. Пока держишься за чью-то юбку, пока тебя прикрывает чья-то спина, пока кто-то думает и действует за тебя, самодостаточной личностью не станешь. Клиодна – приверженец старых традиций. Она продолжала учебу в школе и была одной из лучших ее учениц. Что, впрочем, совсем не удивительно. Несмотря на пропасть различий между членами семейства Блэр, имелось у них и кое-что общее: желание во всем и всегда быть лучшим. Младшая сестра Морриган (в этом году ей исполнялось семнадцать) собиралась поступить в институт и получить нетипичную для потомственной ведьмы профессию врача. Стоит ли говорить, что Бадб, глава семейства, ее решение не одобряла? Чутье привело Морриган в спальню. В светильниках бесновались сущности света, кровать не заправлена, на столе – остатки обеда. Кончиком пальца она коснулась овощного пюре. Холодное. Взгляд выцепил новую, прежде не замеченную деталь: разбитое зеркало на стене в дальнем конце спальни. Трещины черной паутиной покрывали всю его поверхность. Клио защищалась? Или зеркало разбили чары нежданного гостя? Где тогда она сама? Все остальные предметы в комнате оказались целы. Если не считать незастеленной кровати и остатков еды на столе, в спальне царил порядок. Застыв посреди комнаты, Морриган прикрыла глаза. Что могло здесь случиться? Кому могла помешать скромница Клио – олицетворение доброты, искренности и жизнелюбия? Не успела она додумать последнюю мысль, как хлопнула входная дверь. Морриган потянулась к ремню с закрепленной на нем плетью. Ее инстинкты были обострены до предела, и она успела бы воспользоваться оружием, но вовремя удержала порыв призвать искусственную молнию. Первое, что бросилось в глаза – вошедший был облачен в черное пальто с серебряной нашивкой агента Департамента. И только потом Морриган осознала, кто предстал перед ней, держа в вытянутой руке револьвер. Выдержка помогла сохранить лицо и остаться внешне невозмутимой, хотя в желудке на какое-то мгновение поселилась щекочущая пустота. За время, что они не виделись, он возмужал. Кроме того, судя по нашивке, успел примкнуть к «цепным псам Трибунала» и дослужиться до младшего инспектора. Темно-русые волосы были аккуратно, волосок к волоску, уложены, голубые глаза смотрели с нескрываемым изумлением. Николас Куинн – лучший друг детства, а ныне – агент Департамента полиции… и почти незнакомый молодой мужчина. Надо сказать, его новая должность стала для Морриган полной неожиданностью. Либо Клио не говорила о нем (что вряд ли), либо подобного рода новости она просто пропускала мимо ушей (что вероятнее всего). – Морриган? – сорвалось с его губ удивленное. – Ник, – спокойно кивнула она. – Что ты здесь делаешь? Он нахмурился, отточенным движением возвращая револьвер в кобуру. – Ищейки унюхали… в смысле, почувствовали исходящую из дома тэну. Отправили запрос. Я как только увидел адрес, вызвался проверить. Не знал, что ты в городе. – Только сегодня переместилась, буквально несколько минут назад. Повисло неловкое молчание. Неужели когда-то они могли болтать часами напролет? – Что-то успела найти? – деловым тоном осведомился Ник. – Что-то странное с зеркалом. Оно треснуло, но не раскололось и не осыпалось на пол. Скорее всего, воздействие чьих-то чар: или Клио, или того, кто здесь побывал. Печать на двери нетронута, защитный барьер – тоже, и не похоже, чтобы его вообще кто-то касался. Возможно, Клио впустила гостя сама. Больше ничего, кроме плотного облака тэны. Но это ты, разумеется, и сам видишь. Ник вдумчиво кивнул. – Вижу. Клио говорила тебе что-нибудь? – Именно поэтому я здесь, – хмуро бросила Морриган. – Клио убеждала, что все в порядке, но по лицу и голосу я догадывалась, что это не так. Во время нашей последней беседы она сильно нервничала. Призналась, что иногда чувствует, будто за ней кто-то наблюдает. Потом рассмеялась, сказала, что это глупости, что у нее просто буйное воображение. Но ты же знаешь, Клио никогда не волновалась по пустякам. Думаю, она что-то подозревала, только не сочла нужным поделиться со мной. Ник хмуро огляделся по сторонам, словно ожидая, когда Клио с криком «Разыграла!» выскочит из ближайшего шкафа. Подойдя к треснувшему зеркалу, он вынул из кармана пальто стопку бумаги размером с игральную карту. Зажал один лист между ладонями и вгляделся в кривое зеркальное отражение. Как только он отнял руку от покрытой спектром бумаги, на ней тут же проявилось изображение – точно та же картинка, которую мгновение назад запечатлело его сознание. Внимательно изучив спектрографию, Ник положил ее в прозрачный пакет. Методично запечатлел кровать, стол и окно, и карман пополнился новыми изображениями. – Зачем это? – не выдержала Морриган. Она была лишь поверхностно знакома с работой полиции, и в любое другое время не стала бы ничего менять. Однако сейчас речь шла о Клио. – Иногда экспертам удается распознать использованные чары – благодаря вызванным тэной колебаниям воздуха, которые искажают окружающее пространство. – А, чтицы, – поморщилась Морриган. Отмахнулась от мысли о том, как сильно сейчас ее тон похож на пренебрежительный тон стража, узнавшего о том, что она вольная. Ник хмыкнул, искоса взглянув на подругу детства. – Клио говорила, ты теперь тоже используешь рассветную магию истины. – «Рассветную» он выделил особенно. Морриган повела плечом, не желая объяснять разницу между штатными чтицами и ею, истинной зеркальной ведьмой. Ник посерьезнел, между бровей пролегла складка. – Если честно, что-то мне подсказывает, что в этот раз на спектрографии чтицы ничего не обнаружат. Исхожу из того, что в рисунке тэны вижу я сам. Спектрографии эти, надежда на чтиц… Морриган начала раздражаться, кожей ощущая, как утекает драгоценное время. – Ты видишь След? – не выдержав, спросила она. Людей с более чутким восприятием, а значит, умением отличать полуночную магию от рассветной, во всем мире существовало не так уж мало. Куда меньше тех, кто среди облака тэны мог отыскать След – призрачный шлейф, который при должном мастерстве следопыта мог привести к полуночному колдуну. Именно таких чаще всего вербовали в охотники и агенты Департамента и Трибунала. И раз к двадцати трем годам Ник дослужился до младшего инспектора, он должен быть неплохим следопытом. Он мрачно покачал головой. – След рассеян, прости. Но я сделаю все возможное, чтобы отыскать Клио. – У порога Ник на мгновение задержался. Проронил, не оборачиваясь: – Я рад, что ты обратилась к свету. – Ой, иди ты, – вспылила Морриган, но дверь уже беззвучно закрылась. Полностью положиться на Ника и бездействовать? Увольте. В детстве они дружили, но достаточно ли этого, чтобы полиция бросила все силы на поиски Клио? Морриган не могла так рисковать, не могла отдать судьбу сестры в чужие руки. Да и сидеть без дела не умела. Она скинула на стол кожаную сумку с длинным ремешком, которую носила через плечо. Выудила оттуда полуночный осколок истины и тонкие свечи, аккуратно сложенные в картонную коробку. Рассветная магия проявляла далеко не все. Жизнь и смерть всегда были неразрывно связаны, неотделимы друг от друга, как две части змеи, что кусала себя за хвост. Мир теней накладывал отпечаток на мироздание, оставлял в мире живых свой след. Чтобы тайное стало явным, оставалось только этот след разглядеть. Зеркальные колдуны пользовались уважением благодаря достаточно редкому и весьма непростому в освоении дару. Во всяком случае, это касалось дара полуночных зеркалиц и зеркальников. Никому не под силу переубедить Морриган в том, что рассветная магия истины до смешного проста. Силой Дану рассветная энергия окутывала все живое пространство. Даже не слишком сильные рассветные ведьмы могли различить линии жизни, пронизывающие и людей, и горы с реками, и деревья с цветами, и самый крохотный лепесток, что было важно для природных ведьм и друидов[1]. А вот заглядывать в мир теней и пытаться разгадать его знаки – все равно что пытаться говорить со смертью на ее языке. Трудно сказать, насколько тяжело далось Морриган умение читать мир живых через призму мира мертвых. С одной стороны, это было так же легко и естественно, как дыхание. С другой – потребовались долгие годы, чтобы научиться дышать… так. Растерев воздух между большим, указательным и средним пальцем, Морриган разожгла искру. Прикоснулась к фитилю свечи, и мгновение спустя на нем заплясало пламя. Она помедлила, прежде чем поднести зажженную свечу к осколку. «Я не использую полуночную магию, – напомнила Морриган самой себе. – Лишь ее касаюсь». Для большинства богобоязненных фанатиков даже мельком брошенный в мир теней взгляд – преступление против Дану. Дескать, мир смерти должен оставаться там, за завесой, как это было когда-то, века назад. Что ж… хорошо, что их здесь нет. Поднеся зажженную свечу на уровень глаз, Морриган заглянула в мир теней сквозь полуночный осколок. Незримо путешествуя по Вуали, она надеялась увидеть то, что скрыто от глаз обычных людей. Отпечаток, знак, символ – что-нибудь, что даст понять, где искать Клио. Реальность превзошла все ее ожидания. Сначала не происходило ничего особенного. Будто густой слой сажи, окружающее пространство в отражении покрывала тэна. Подобное происходило всякий раз на месте действия полуночных чар. Мир теней молчал: вглядываясь в искаженное отражение мира живых, Морриган не замечала ничего необычного. Пока взгляд не упал на испещренное трещинами зеркало у стены, которое привлекло ее внимание, едва она перешагнула порог спальни. Закаленная охотой на отступников и самыми жуткими последствиями их чар, Морриган почти разучилась и бояться, и удивляться. Но то, что предстало глазам, ее потрясло. Там, на дне зеркальной глади, отраженной осколком истины в ее руке, застыла… Клио. На нежном лице – шок. На тонкой шейке – амулет зова и простая серебристая цепочка с трилистником, оберегом для защиты и удачи, который когда-то подарила ей Морриган.