© Мартова Л., 2023 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023 * * * В ночь на 12 августа выпало последнее в этом году суперлуние. Луна приблизилась максимально близко к Земле, отчего казалась на четырнадцать процентов больше и на тридцать процентов ярче, чем во время полнолуния. Наблюдать ее такой, правда, было можно в 3 часа 36 минут по московскому времени, а желающих не спать в столь поздний или, наоборот, ранний час, разумеется, немного. На ту же ночь этим летом пришелся и звездопад Персеиды. Астрономы из Московского планетария обещали от ста до ста пятидесяти падающих звезд за час, поэтому полюбоваться на необычное явление, а заодно и загадать желание очень хотелось. Смотреть на небо ученые предлагали в сельской местности, и усадьба Резановых в этом плане подходила как нельзя лучше. Правда, туда еще нужно было пробраться так, чтобы не заметила старуха. Незваных гостей она гоняла нещадно, вкладывая в это всю мощь своего несносного характера. Разумеется, ее никто не боялся, просто неприятно, когда тебя на пустом месте кроют отборной бранью. Ругалась старуха виртуозно. Матерных слов она, конечно, не использовала, говорила на хорошем литературном русском языке, вот только легче от этого не становилось. Не язык у нее, а раздвоенное змеиное жало, и нанесенные укусы, пусть и не смертельные, заживали долго и болели нещадно. Нет, попадаться на глаза старухе, которую все в округе называли не иначе как графиня, было нельзя, поэтому, чтобы наблюдать метеорный поток и необычайно яркую луну с удобством и комфортом, предстояло разработать чуть ли не шпионскую операцию. Сначала хотели приплыть на лодке, чтобы под покровом ночи пристать к пирсу, с которого их несколько дней назад злобно прогнали. Однако водный путь после некоторых раздумий был сочтен небезопасным, поэтому пробирались по суше. Из дома вышли, когда наконец угомонились и уснули все домочадцы. Часы к тому моменту уже показывали начало первого, так что какое-то количество падающих звезд они точно пропустили, но что ж поделать. Озеро обошли берегом, свернули в деревню, огибая участок с острой осокой, прошли краем, чтобы не растревожить брехучих собак, способных своим лаем перебудить всю округу. Дорога к собственно усадьбе была совершенно открытой, однако в столь поздний час никто на ней не встретился. Не доходя до главных ворот метров сто, пришлось нырнуть в кусты, чтобы перелезть через забор в заранее продуманном месте. Оттуда до озера было уже рукой подать. О чрезмерной любви графини к видеокамерам в деревне судачили постоянно, поэтому к основному дому, темному, страшному, скрипучему, приближаться не стали, а уж к флигелю, где жила старуха, тем более. Березовая роща, которая начиналась сразу за забором и заканчивалась практически на берегу, хорошо скрывала незваных гостей, высокая, давно не кошенная трава мягко глушила шаги. Вкусно пахнущий клевером косогор и был последней точкой путешествия. На нем расположились с удобством, улегшись на спину и вперив жадные глаза в темное летнее небо. Август в этом году выдался небывало жарким, такого и старожилы не помнили, поэтому даже ночью было градусов восемнадцать, не меньше. Легкие курточки, прихваченные из дома, позволяли не чувствовать ночную прохладу. – Во-о-он, смотри! Пролетела первая звезда, за ней упала прямо в озеро вторая, потом третья. Ежегодно появляющийся на небе метеорный поток назывался так, потому что формировался в созвездии Персея. Правда, наблюдающая за ним парочка понятия об этом не имела, равно как и о том, что это явление упоминалось в китайских, корейских и японских исторических документах еще с восьмого-девятого века. Ни исторический, ни научный смысл происходящего праздных зрителей не интересовал. Просто в наблюдении за потоком Персеиды, о котором они услышали сегодня утром по телевизору, и загадывании желания под падающие звезды крылась романтика, которой так не хватает в жизни. На какой-то час-полтора они уснули, обнявшись, потому что смотреть на небо всю ночь все-таки довольно скучно. Но проснулись ровно в половине четвертого, словно кто-то в бок толкнул. А может, и правда толкнул. Про усадьбу в деревне много разных слухов ходило, в том числе и об облюбовавшей ее нечистой силе. Если это правда, то старая графиня точно один из ее стражей. То ли Касикандриэра, то ли Астарта. Разумеется, эти имена ничего не говорили лежащей в траве паре. Как бы то ни было, они проснулись как раз в тот момент, когда огромная огненная луна встала над озером, любуясь своим отражением в тихой стоячей воде. Это было так красиво, что захватывало дыхание, а еще отчего-то становилось так жутко, что оба, не сговариваясь, как по команде начали дрожать, да так сильно, что даже зубы клацнули. Луна казалась зверем. Живым, диким, агрессивным зверем, который вышел на кровавую охоту. В воздухе пахло опасностью, а еще, пожалуй, смертью. Словно Люцифер или Астарот бродили где-то рядом. Правда, и про них дрожащая на берегу парочка тоже ничего не знала. Среди ночной тишины, в которой над застывшей гладью озера не раздавалось ни звука, вдруг послышался тихий отчетливый скрип. Так скрипят несмазанные оси деревянной колесницы, управляемой, возможно, все тем же Люцифером, хотя в данном случае это был всего лишь выкрашенный бело-красной краской бакен, зачем-то торчащий из середины озера. Кто и зачем поставил его здесь, было непонятно, поскольку маленькое озеро никак не могло претендовать на судоходность. Не наблюдалось на нем никакого фарватера, да и с тем, чтобы переплыть с одного берега на другой, мог справиться даже не самый лучший пловец. И все же бакен покачивался в воде, чуть поскрипывая под внезапно поднявшимся ветром. – Пойдем отсюда, – шепотом попросила девушка. – Мне страшно. – Чего ты испугалась, дурында? – спросил молодой человек. Он ни за что бы не признался, что ему тоже страшно, хотя совсем недавно он готовился к этой ночи, предвкушая небольшое забавное приключение. – Это всего-навсего луна и ветер. Дурацкий бакен скрипит. Кому он здесь нужен? – Все равно пойдем. Такое чувство, что за нами кто-то наблюдает, – девушка зябко передернула плечами. – И вообще спать хочется. – Нет тут никого, – сказал парень с уверенностью, которой вовсе не испытывал. Сейчас он тоже всей кожей ощущал чей-то взгляд, то ли тревожный, то ли оценивающий. Взгляд жег лоб, а еще, кажется, грудину, и ее все время хотелось почесать через футболку. – Ладно, пойдем, – смилостивился он над своей подружкой, испуганно вцепившейся ему в руку. От страха позабыв о конспирации, они не стали возвращаться тем же путем, которым пришли, а открыто двинулись по выложенной из песчаника дорожке, ведущей от озера к жилым строениям усадьбы. Путь их проходил мимо пирса, того самого, к которому они пристали на лодке несколько дней назад, чтобы вдоволь с него понырять, и с которого старуха их облаяла особенно злобно. Они тогда быстро ретировались в лодку и отплыли, судорожно и бестолково загребая воду веслами, чтобы оказаться как можно дальше, но ее тонкий, тоже чуть скрипучий голос разносился над озером, эхом отражаясь от поверхности воды, удваивая все обидные и злые слова, жалящие, словно осы. Сейчас графиня никак не могла их обидеть. Мертвое тело, распростертое в воде под пирсом, уже никому и никогда не причинит вреда. Приоткрытый рот, забитый водорослями, не произнесет беспощадных слов. Скрюченные предсмертной судорогой пальцы не сложатся в грозящий страшными карами жест. Седые волосы, обычно собранные в строгий пучок на затылке, распущенные сейчас, шевелились в водной толще, похожие на змей, как если бы старуха была Медузой горгоной. Про горгону молодые люди тоже не знали, да и тело старухи не видели. Повернувшись к луне спиной, они уходили от озера все дальше и дальше, не подозревая о том, что глазок видеокамеры, установленной на одиноком бакене, бесстрастно фиксирует их отчетливо выделяющиеся в свете луны фигуры. Графиня была помешана на видеонаблюдении. Вот только избежать встречи с убийцей оно ей не помогло. Глава первая Глафира В доме кто-то ходил. Этого никак не могло быть, потому что Глафира знала, что, кроме нее, здесь никто не живет. Именно в этой, восточной части дома она совершенно точно находилась одна. Полностью отреставрированной и готовой для проживания была другая, западная часть. Сразу по приезде Инесса Леонардовна отвела ее туда на экскурсию, заметив мимоходом, что предоставить одну из светлых, со вкусом отремонтированных и обставленных спален не может, потому что каждая из них закреплена за кем-то из членов семьи. Глафира тогда пробормотала, что понимает и ни на что не претендует. Покои (хозяйка поместья так и сказала про выделенную ей комнату – «покои»), в которых ей предстояло провести ближайшие несколько месяцев, располагались в заброшенной половине, той, до которой пока не дошли руки. К счастью, система отопления и водоснабжения в доме была реконструирована полностью, поэтому в ванной комнате из кранов лилась вода, горячая и холодная, а в случае дождя и внезапного похолодания можно было включить газовый котел, однако во всем остальном обстановка напоминала мрачные английские фильмы, действие в которых происходило в древнем замке, населенном призраками. Против призраков Глафира ничего не имела. Она даже видела некоторый перст судьбы в том, что очутилась именно в таком месте, ведь незадолго до того, как Глафира оказалась в Резанке, то есть в имении Резановых, разумеется, самый важный в ее жизни человек сбросил ей в мессенджере телефона картинку из интернета с мрачным готическим домом, надпись под картинкой гласила: «Тебе надо купить задешево поместье с призраками, коль все равно постоянно тревожишься». Купить себе поместье, даже подозрительно дешевое, Глафира, конечно, не могла. А вот тревожилась она действительно постоянно, похудев от этого почти на десять килограммов. Как говорила, качая головой, мама, «практически иссохла». Основным поводом для тревоги был все тот же самый важный в жизни человек, к сожалению, давно и прочно женатый. К этому обстоятельству Глафира старалась относиться спокойно, потому что его несвобода входила в первоначальное условие задачи. При знакомстве он не скрывал, что женат, решение вступить с ним в отношения Глафира принимала с открытыми глазами, и штамп в паспорте ее ничуть не смущал, а значит, связанные с этим правила поведения и ограничения, на него накладываемые, должна была принимать без нытья и жалоб. Она не ныла и не жаловалась. И ни на что не рассчитывала. У нее и в мыслях не было, к примеру, уводить любовника из семьи, с которой он прожил более двадцати лет. Она просто любила этого человека. Любила истово, до головокружения, до сладкой сердечной боли, до потери себя, и его спокойствие и комфорт значили для нее гораздо больше, чем ее собственные желания, мечты и надежды. И ее тревоги были вызваны не тем, что она не могла быть постоянно рядом, когда он вечером приходит с работы домой, спать с ним в одной постели, вместе выбирать, что приготовить к приходу гостей, или обсуждать, какого цвета в этом году должны быть игрушки на елке. Нет, она тревожилась из-за того, успел ли он поесть посредине рабочего дня, не промочил ли ноги, уехав в командировку и попав там под дождь, не вызвано ли его отсутствие в мессенджере в течение нескольких часов внезапной болезнью, не попал ли он в аварию по дороге с работы, и из-за еще тысячи подобных мелочей, которые приключались ежечасно. И к годовщине их знакомства она совершенно выбилась из сил. Глафира чувствовала себя не молодой, цветущей, здоровой женщиной, а старушкой, у которой постоянно кружилась голова, темнело в глазах, подкашивались ноги и надсадно болело в груди. Еще она практически перестала спать. Не засыпала до половины второго ночи, крутясь в постели и перекладывая нагретую горячей от тяжелых мыслей головой подушку, потом ненадолго забывалась тревожным сном, полным каких-то обрывочных сновидений, и открывала глаза в половине пятого, чувствуя себя лампочкой, которую дернули за выключатель. Самочувствия это не улучшало и настроения тоже. Относительно живой она чувствовала себя только в те дни, когда возлюбленный оповещал ее о свидании, а в остальное время напоминала самой себе спящую царевну, которая покачивалась в подвешенном на цепях стеклянном гробу в ожидании, когда же звякнет телефон, принеся заветное сообщение. Впрочем, надо было отдать любимому должное – писал он регулярно и со вкусом, поскольку делиться с Глафирой своими мыслями и распорядком дня вошло у него в привычку. Как же ее это радовало! Про ее дела он, наоборот, почти никогда не спрашивал, потому что, по его разумению, никаких серьезных дел у нее быть не могло. Не считать же таковыми написание женских романов. Да, Глафира была писателем, причем довольно известным. На ее счету числился уже тридцать один роман, вовсе даже не женский, а социально-психологический, в котором, конечно, была обязательная любовная линия, но и историческая подоплека имелась тоже, и глубина человеческих взаимоотношений прописывалась обязательно, иногда и детективная линия прорисовывалась, если это казалось к месту, а вот «соплей в сахаре» не было вовсе, потому что Глафира их не признавала. Вообще она писала то, что любила сама читать, и ниша эта в отечественной литературе была, разумеется, не свободна совсем, но и не сильно занята. В том, что это настоящая литература, Глафира не сомневалась, особенно после того, как взяла парочку довольно престижных литературных премий. И сериалы по ее книгам снимались и показывались на втором канале, и переговоры о переводе на другие языки велись, правда, до определенных событий, после которых с другими языками стало как-то не очень, так что переговоры пришлось свернуть. Доходы от литературной деятельности позволяли уйти наконец с постылой работы, на которой Глафира последние годы просто тянула лямку. Написание книг занимало три часа в день, а совсем без дела она не могла, поэтому брала разовые заказы по разработке рекламных кампаний, а еще писала биографии известных людей. Разумеется, тех, кто мог себе позволить заплатить за это немалые деньги. Нанять Глафиру Северцеву далеко не каждому по карману. Ее приезд в Резанку был вызван стечением обстоятельств. То есть в имение Резановых, разумеется. Во-первых, три месяца назад ей поступил заказ на написание биографии крупного бизнесмена, входящего в первую десятку российского списка «Форбс», чье якорное предприятие располагалось именно в их области. На первые две встречи, предполагавшие знакомство и, как понимала Глафира, вынесение личного оценочного суждения о ней и ее профессионализме, она съездила в Москву. Еще одна личная встреча состоялась уже здесь, в регионе, когда олигарх, магнат и миллиардер приехал на родное предприятие, куда наведывался не чаще раза в месяц. А остальные получасовые интервью проходили уже онлайн. Глафира тщательно готовилась к этим встречам, заранее отправляя список появившихся у нее вопросов, но и ее наниматель тоже относился к этому серьезно, припоминая случаи из собственной жизни, не скупясь на эмоции и стараясь придерживаться правды. Глафира была достаточно умной женщиной, чтобы понимать, что правда далеко не вся, но искренность, пусть и дозированную, ценила. За прошедший квартал ей удалось накопить и систематизировать всю необходимую информацию, и теперь ее предстояло облечь в текст, сплести из слов-бисеринок красивый, легкий, радующий глаз узор, чтобы увлекательная его вязь не отпускала читателя, заставляя двигаться от страницы к странице до тех пор, пока вся книга не будет прочитана. Эта стадия работы требовала полного погружения, с одной стороны, но делать ее можно было из любой точки земного шара – с другой. Во-вторых, любимый мужчина Глафиры уезжал в трехмесячную командировку. Точнее, улетал на Урал, где располагался один из заводов компании, в котором он трудился операционным директором. Запускалась какая-то новая конвейерная линия, и работа по ее наладке требовала личного присутствия на протяжении длительного времени. Как бы то ни было, свидания на три месяца отменялись, а значит, пребывание в родном городе теряло остатки всяческой привлекательности. Зачем ей этот город, если в нем нет единственно важного человека. В дополнение ко всему Глафира чувствовала просто нечеловеческую усталость. Каждое утро, открывая глаза, она понимала, что у нее нет сил даже на то, чтобы спустить ноги с кровати. При этом ее ждал день, полный необходимости работать, встречаться с заказчиками, а для этого нужно было наряжаться, приводить в порядок лицо и волосы, улыбаться людям, старательно делая вид, что ей не все равно. И откуда, спрашивается, брать на это силы. По-хорошему, ей требовался отпуск. Больше всего на свете Глафира хотела бы, просыпаясь утром, видеть в окне набегающее на берег море, слышать крики чаек и вдыхать соленый влажный воздух, уносящий все печали. Но турецкие отели стоили в этом году столько, что ни одна подруга не могла потянуть такую поездку по финансовым причинам, а брать одноместный сьют было непозволительной роскошью уже для самой Глафиры. Да и не любила она путешествовать в одиночку. В начале лета любимый мужчина обещал ей, что в сентябре обязательно выкроит хотя бы неделю, чтобы свозить Глафиру на море и провести несколько дней вместе, и она с предвкушением ждала сентября, пока в начале августа не выяснилось, что ему предстоит трехмесячная командировка. Самое противное заключалось в том, что не знать о планах компании заранее возлюбленный никак не мог, а значит, обещание совместного отпуска было сказкой, дымкой, то есть, как ни крути, обманом. И от этого обмана она чувствовала себя гораздо хуже, чем от собственно крушения планов и отсутствия в ее жизни моря. В общем, внутренний мир пребывал в руинах, Глафира в депрессии, жизнь представлялась бессмысленной, беспощадной и беспросветной. «Бес, бес, бес», – шептал противный голос внутри головы, но на борьбу с внутренними бесами сил не было совсем. Ни капельки. И тут маме позвонила Инесса Леонардовна. Она была старинной маминой приятельницей, знакомой десятки лет, но так и не перешедшей в разряд подруг. Когда-то она была женой очень богатого человека, построившего крайне прибыльный бизнес в девяностых, приумножившего свое благосостояние в двухтысячных и удачно вложившего капитал, который после ухода от дел приносил немалый пассивный доход. Инесса Леонардовна была второй его женой и, будучи на пятнадцать лет моложе мужа, восемь лет назад осталась весьма обеспеченной вдовой и единственной наследницей. Все знакомые полагали, что она обоснуется на Сардинии, где у ее супруга, бизнесмена Тобольцева, имелся собственный дом, но ее планы оказались совсем иными и, с точки зрения окружающих, не объяснялись никакой логикой. Продав всю заграничную недвижимость, Инесса Леонардовна купила усадьбу, расположенную на берегу озера в восьмидесяти километрах от областного центра, потому что та якобы когда-то была родовым гнездом ее предков, графов Резановых, по преданию бывших потомками того самого Николая Петровича Резанова, любовь которого к дочери коменданта Сан-Франциско Кончите увековечена в опере «Юнона» и «Авось».