Джемма поднимает подбородок. — Ты называешь меня лгуньей? — Ты не лгунья. Ты гребаный демон. Я сжимаю ее подбородок и заставляю поднять голову. Я накрываю ее губы своими и целую ее с неистовой силой, кусая ее губы, пока они не открываются для меня. Она хнычет, извиваясь в моей хватке, и ей некуда деться. Джемма умна. Она расслабляется и предлагает мне сдаться. Я пожираю ее рот на глазах у зрителей. Никто не будет отрицать, что Джемма Тернер —моя. Ее тело содрогается, когда я наклоняю голову в сторону и целую глубже. Как только она начинает целовать меня в ответ, я отрываю свой рот от ее рта. Прижавшись к ее губам, я с рычанием заявляю: — Теперь ты принадлежишь мне. Ты моя, когда я захочу. Если ты откажешь мне, я разорву тебя на части за то, что ты прикасалась к моему джипу. Пульс Джеммы бьется под моей ладонью, где я держу ее челюсть и шею. Ее глаза расширены и полны страха. Хорошо. Я прижимаюсь лбом к ее лбу и сужаю глаза до стальных щелей. — Ты только что уничтожила любую надежду на то, что я дам тебе пощаду. Ты моя, —повторяю я, — пока я не высосу из тебя кровь. Горло Джеммы срывается на мою руку, когда она делает глоток. — Иди и принеси мои ключи. Прямо сейчас. Отпустив ее толчком, от которого она споткнулась, я сунул кулаки в карманы, чтобы не схватить ее обратно для еще одного дикого поцелуя. Джемма не сводит с меня глаз, как будто я представляю угрозу. Она права, глядя на меня как на хищника, готового уничтожить ее в любую секунду. — Ключи, Джемма. Небольшой звук застревает в ее горле, когда она опускается на колени, роясь в сумке, которую я когда-то украл. Когда она встает, она смахивает траву со своих черных колготок. Я уже подумываю взять ее с собой, когда получу свой джип, закинуть ее на заднее сиденье и разорвать ее колготки, чтобы добраться до нее. Она поймет, что я здесь главный. Мои ключи свисают с ее пальцев, и я вырываю их у нее. Она вскакивает и обнимает себя, переводя взгляд с меня на людей. Ее щеки розовеют, и дрожащей рукой она убирает с лица выбившиеся пряди. Я хватаю ее за подбородок и возвращаю ее взгляд к себе. — Я всегда получаю то, что хочу. — Я пригвоздил ее собственническим, опасным взглядом, желая, чтобы она поняла. — Не испытывай меня снова. Проходит несколько секунд, но она поднимает на меня глаза. Они блестят от эмоций. Она смотрит на меня, втянув нижнюю губу в рот, и кивает в знак согласия. Джемма Тернер наконец-то поняла, что никто от меня не отказывается. И она не сбежит. 15 ДЖЕММА Лукас Сэйнт заберет все, если я ему позволю и не могу этого сделать. Я больше не знаю, что я делаю. Я не собиралась позволять ему победить или добраться до меня... но не могу отрицать, что поцелуи безумно хороши. У него талант пробиваться сквозь все мои защитные механизмы, когда его рот оказывается на моем, заставляя меня на секунду забыть о том, почему я его ненавижу, когда меня уносит потоком его поцелуев. Я застряла между ожиданием его и сопротивлением ему. После того как Лукас пришел за ключами, он набрасывается на меня с поцелуями всякий раз, когда находит меня в школе. Каждое утро я укрепляю свою решимость, глядя на себя в зеркало и приказывая себе оставаться сильной. И каждый день он прорывается вперед и заставляет меня разбиваться о его тело. Я должна ненавидеть его всеми фибрами своего существа, но я не думаю, что у меня это получается. В моей голове такой бардак. Возможно, нет смысла бороться с ним, кроме моей гордости. Все в школе уже думают, что я с Лукасом. Социальное доказательство летает вокруг через массовые сообщения, Snapchat и Instagram весь день. Люди записывают наши поцелуи, ставят стикеры и подписи, подробно описывающие последнее завоевание их драгоценного Святого. Я слышу, как делают ставки на то, сколько я продержусь, прежде чем очередь дойдет до следующей девушки. Сколько времени пройдет, пока ханжа не сломается. Вот что они думают обо мне. Даже сейчас, когда студенты немного отступили, быть навязчивой идеей Лукаса — это обоюдоострый меч. Вместо того чтобы открыто говорить об этом, издевательства со стороны других девочек продолжаются исподтишка. Девочки, которых я никогда не видела, загоняют меня в угол в туалете и говорят двигаться дальше. Они с нетерпением ждут своей очереди. Картер Бернс — единственный, кто достаточно смел, чтобы продолжать заявлять о своем праве, когда Лукас заканчивает со мной. Но он только такой смелый и ждет, пока Лукаса не будет рядом, чтобы загнать меня в угол. От Картера у меня мурашки по коже. В отличие от Лукаса, который заставляет меня сомневаться в своем рассудке, потому что он залез мне в голову и отказывается отвалить, от того, как Картер смотрит на меня, мне становится не по себе. Он представляет угрозу другого рода. Мое единственное убежище от абсурда — это дом. Я мою посуду после ужина, когда Алек хлещет меня полотенцем. — Эй! Алек отпрыгивает в сторону, когда я стряхиваю на него мыльную воду. —Задница. — Я поднимаю два пальца вверх и провожу ими между моим и его лицом. — Я запомню это и слежу за тобой. Жди расплаты. Алек фыркает и опирается локтями на стойку позади себя. Наши родители смотрят Netflix в гостиной. Если не считать моей драмы с Лукасом, все кажется таким, как раньше. Это обычный семейный вечер дома, и это заставляет меня улыбаться. — Приятно видеть, что ты заводишь друзей. — Алек отвлекает меня от мыслей о нашем вечере в Роквелле. — Что ты имеешь в виду? — Лукас и все остальные. Ты ладишь со всеми. — Алек пожимает плечами и берет яблоко из миски рядом с ним. Он хрустит им и говорит с полным ртом. — Это груз с моих плеч. Я волновался. Я закатываю глаза. — Да, ты действительно отстаивал мою честь или что-то в этом роде. — Ага, ну... — У Алека хватает порядочности выглядеть овечкой за то, что он был придурком. — Я рад, что теперь мне не нужно беспокоиться о тебе. Я поджимаю губы. То, что я сказала ему раньше, все еще в силе. Я не хочу портить ему жизнь в этой школе. Если я расскажу ему обо всем, что Лукас сделал со мной, сомневаюсь, что он испытает такое облегчение. — Неважно, — бормочу я, выключая воду. — Я пойду наверх, чтобы остыть. Алек хмыкает и идет в гостиную, пока я поднимаюсь по лестнице. Я убираю волосы в беспорядочный пучок и заплетаю их, плюхаясь на кровать. На мой телефон приходит сообщение от Лукаса. С досадой я открываю его, как мазохистка, которой я и являюсь. Лукас: Расскажи мне, в чем ты спишь по ночам. Я хочу знать, как я должен представлять тебя, когда дрочу, думая об этом. Ты ходишь в коммандо? Или у тебя есть милый маленький комплект для сна, который сведет меня с ума? Я приду к твоему окну сегодня вечером, чтобы узнать. Фу. Чертов извращенец. Я бросаю телефон лицом вниз на свою кровать. Ненавижу, что он может добраться до меня, даже когда я нахожусь в своей комнате. Каждый дюйм моих стен покрыт фотографиями, которые я сделала с тех пор, как впервые обнаружила свой интерес к фотографии. За кроватью у меня висит вереница сказочных огоньков и квадратные отпечатки, которые я обновляю каждый месяц. Я провожу пальцами по тем, которые добавила после переезда в Риджвью. В двух из них есть Лукас. Я не хотела его фотографировать, но он привлекает к себе внимание и его невозможно игнорировать. Я фотограф, конечно, могу с неохотой признать, что Лукас привлекателен. Плоскости его лица, вероятно, соответствуют золотому сечению. Его лицо... эстетически привлекательно. И это меня бесит. Скривив губы, я сдираю со стены гравюры с изображением Лукаса и бросаю их в ящик тумбочки, беру подушку и закрываю лицо, чтобы заглушить стон. Глупый Лукас. Я и дальше так мучаюсь , пока не засыпаю. Когда я резко просыпаюсь, в комнате темно, и я дезориентирована.