– Сергей, откуда ты эту историю знаешь? – Волков рассказал. После того, как он поймал Луизу с Осмоловским, впал в депрессию. Я решил ему помочь и говорю: «Глаза раскрой! Каретина с мужиками чуть ли не с седьмого класса спит, а ты в ней ангела увидел!» Тут-то Паша и рассказал, как Луиза отказалась позировать для новой картины. Дурачок, что говорить! Он думает, что если она отказалась у мужика на коленях сидеть, то и в кровать с ним лечь откажется. Одно дело – себя на холсте навсегда голой запечатлеть, и совсем другое – без свидетелей денежному заказчику отдаться. – Зачем Каретиной новая студия? – Она с Осмоловским рассорилась, решила отпочковаться от него и наладить свой бизнес. Тема-то появилась прибыльная, знай себе малюй картины да деньги в кучу сгребай. – Как ты думаешь, из-за чего они поссорились? Луиза и Осмоловский столько лет вместе, и вдруг она решает расстаться с ним. Что они не поделили? – Деньги, что же еще! Из-за чего люди ссорятся? Из-за денег, конечно же. Луизе с «пионерки» досталось немало. Картину с фламинго видели? Это она на гонорар с обнаженной школьницы шиканула. – Мне сказали, что картину с фламинго Луизе нарисовали почти даром. – Я думаю, что в качестве вознаграждения Каретина подарила мастеру себя. Они же сутками в студии пропадали, а там диван есть. Поработали – отдохнули. И ему, и ей будет что вспомнить. – Давай вернемся к новой студии, – предложил я. – Луиза – не художница, но у нее развито чувство композиции, она мгновенно понимает, что заказчику нужно. Появился спрос на голых пионерок в эротических позах, почему бы его не удовлетворить? Для картины, на которой все будет понятно, не нужен художник уровня Паши Волкова, и Осмоловский не нужен. Мастер средней руки под руководством Каретиной запросто воплотит желание заказчика в жизнь. Ну и что, что картина будет выглядеть как неживая? Она и стоить будет дешевле. К тому же пионерку на картинах можно будет комбинировать: тело нарисовать с Кутиковой, а лицо и голову с какой-нибудь начинающей художницы, которая о конечном заказе даже знать не будет. Для того чтобы поставить производство картин на поток, Луизе нужны были художник-портретист и художник, который специализируется на обнаженной натуре. А еще лучше – один человек, универсал, который бы всю работу выполнил. В качестве моделей подошли бы девчонки из студии: кто-то – для обнаженной натуры, кто-то – для невинного личика. Осмоловский в новый бизнес не вписывался. Какой смысл ему большую часть вознаграждения отдавать, когда можно все себе оставить? – Черт возьми, за столом вы же не о голых пионерках говорили! – подал голос Иван. – Как вам Луиза объяснила… – Погоди! – перебил я коллегу. – Кто из вас знал истинную цель создания новой студии? – Никто. Луиза напрямую о своих планах не говорила. Я о них догадался только после разговора с Волковым и решил проверить, правильно ли я Пашу понял или он со злости на Луизу наговаривает. Как-то раз, в самом начале сентября, я и Каретина остались вдвоем в классе после занятий, и я спросил ее: «Как ты думаешь, с меня можно голого пионера нарисовать?» Она оценивающе осмотрела меня, засмеялась и говорит: «С тебя можно только голого пэтэушника с гаечным ключом нарисовать». Но в тот момент, когда она меня рассматривала, я понял, что Луиза ухватилась за мысль и уже стала составлять композицию: обнаженные пионер и пионерка, он с горном, она пионерский салют отдает. Для частной коллекции особого качества не потребуется. У любого заказчика гости остолбенеют, когда такую откровенную эротику увидят. К тому же можно заказать и себя изобразить на картине, тогда гости вовсе в осадок выпадут. Луиза была умная девушка, она видела перспективу, но для развития бизнеса ей были нужны помощники, модели и художники. Без новой студии она бы не развернулась. – Ну, что же, пока твой рассказ меня удовлетворяет. Теперь поговорим о неприятном – о краже. – После Чистяковой в спальню зашли мы. То, се… Вдруг Танька вырвалась и говорит: «Подожди, успеем!» Я не успел опомниться, как она тумбочку открыла и достала коробочку. В ней – деньги. Танька забрала их и говорит: «Мне на юбку-варенку не хватает». Я пальцем у виска покрутил: «Таня, ты дура, что ли? На нас же подумают. Скандал будет». Она отвечает: «Это ты дурак! Как Луиза узнает, кто у нее деньги спер? Она же со всеми ссориться не будет, промолчит. Да и денег тут курам на смех! Она из-за такой мелочовки шум поднимать не станет». – Деньги она мне отдала, а об остальном вы знаете, – закончил Веселов. – Сколько было денег? – спросил я. – Мне потом, после милиции, Лапшина две купюры по двадцать пять рублей отдала, а сколько себе оставила, я не знаю. Но в пачке было два полтинника, и десятки были. Луиза, наверное, эти деньги на мелкие расходы держала. – Лапшина до 7 ноября знала, где Каретина хранит деньги? – По-моему, нет. Она из любопытства в тумбочку заглянула, а там – пачка денет. Почему бы не забрать? На нас бы Луиза не подумала, мы же в одной группе учимся. Долженко или брат Чистяковой на роль воров больше подходили. Особенно Долженко. Он из себя какого-то приблатненного строит, пусть бы она с ним разбиралась, а мы бы в стороне остались. – Серьги с бриллиантами куда делись? – Клянусь, я их не видел! Веселов прижал руки к груди, хотел встать с места, но я жестом усадил его. – Про серьги пока тему закроем, – после секундного размышления сказал я. – Теперь о главном. Я могу помочь тебе выпутаться из этой истории, а могу усадить по полной программе. Все зависит от тебя. – Я все сделаю! – вскочил Веселов. – Как скажете, так и поступлю. Какие надо показания дам. Я за Лапшину в тюрьму не собираюсь. Ее идея была деньги украсть, пусть она и отвечает. Я быстро заполнил протокол допроса Веселова, но число и время допроса проставлять не стал. – Значит, так, – сказал я, покончив с формальностями. – Когда дело коснется кражи, я научу тебя, какие надо будет дать показания, чтобы ты стал свидетелем по делу, а не обвиняемым. А пока запомни: если ты хоть одному человеку на свете расскажешь о нашем разговоре, то я снимаю с себя обязательства и приложу все усилия, чтобы ты в ближайшие годы ходил в серой робе с биркой на груди. Ты понял меня? Если Лапшина узнает о заключении дактилоскопической экспертизы, это будет означать для тебя обвинительный приговор в суде. Запугав Веселова, я велел Горбунову проводить его на выход. «Теперь дело за Садыковым, – стал прикидывать я дальнейшие мероприятия в отношении Лапшиной. – Как только он принесет мне заявление о краже денег у Каретиных, так я тут же возьмусь за Лапшину, и тогда правдолюбцу Бирюкову не поздоровится». Горбунов отсутствовал довольно долго. Вернулся он довольный, как мартовский кот после прогулки по крышам. – Телетайпистка только сегодня на работу вышла, на больничном была, – доложил он. – Я разговорил ее в два счета, без всякого чая. У Бирюкова есть племянница, дочь его родной сестры. По возрасту и по описанию – это Татьяна Лапшина. Я промолчал, думая о своем. – Андрей, – спросил Горбунов, – объясни, почему серьги, которые якобы украли, должны быть обязательно с бриллиантами? Просто золотые сережки не подходят? – Бриллиантовые – звучит авторитетнее. «Золотые серьги» – понятие расплывчатое, стоимость их неизвестна, а серьги с бриллиантами – это уже статья на полную катушку, это – зона, это – срок. 15 Вечером в четверг потеплело, но ночью снова ударил мороз. К утру деревья и провода покрылись инеем. Карагач у входа в общежитие стал сказочно красивым: каждая его веточка обросла пушистой шубкой из миллионов тонюсеньких иголочек, придававших дереву пышность и праздничность. «В школе перед Новым годом на уроках труда мы мастерили «праздничные» ветки, – вспомнил я. – С собой надо было принести веточку, на уроке ее обмазывали клеем и посыпали пенопластовой крошкой. Получалась ветка, покрытая «инеем». Интересно, а сейчас, во времена перестройки, в школах мастерят поделки из подручных материалов? Или ветки с «инеем» остались в прошлом?» Я постоял на улице, полюбовался сказочно красивыми деревьями и поспешил на остановку. В переполненном автобусе какой-то мужик наступил мне на ногу и успел выйти раньше, чем я пожелал ему «доброго пути». «Дурная примета, – решил я. – Надо было не медлить, а сразу же сказать этому нахалу все, что я о нем думаю, иначе весь день насмарку пойдет… Стоп! Что за ерунда? Я начал, как мамаша Каретиной, приметы выдумывать? Послал обидчика – день удался, промолчал – себе же хуже сделал. Надо поскорее с этим делом заканчивать, иначе я от местной художественно-культурной богемы всякой дряни нахватаюсь и буду мысленно в переполненном автобусе композиции из пассажиров выстраивать». Но, как ни странно, появившаяся в автобусе примета не обманула – на утреннем разводе Малышев велел никому из руководящего состава не покидать здание РОВД. Перед обедом он собрал нас на экстренное совещание. – Коллеги, пришла беда, откуда не ждали! – с серьезным видом начал он. – Из Москвы к нам прибыла внезапная проверка по линии милиции общественной безопасности. Сегодня они будут проверять состояние борьбы с пьянством и профилактику уличной преступности в двух районах города, предположительно в Заводском и у нас. Игорь Васильевич, прошу вас! Новый начальник службы милиции общественной безопасности Гордеев встал, но Малышев разрешил ему выступать сидя. – Коллеги, – кашлянув в кулак, обратился к нам Гордеев, – москвичи будут проверять нас сразу по нескольким направлениям. Первое и самое главное: организация закрытия винно-водочных магазинов в установленный срок, то есть в 19:00 все винные магазины должны быть закрыты, торговые залы освобождены от покупателей. – У-у! – разочарованно протянули мужики, не раз участвовавшие в битве под названием «закрытие винного магазина». – Так не получится, – высказал общее мнение начальник ОБХСС. – Если закрывать с «запасом», то доступ покупателей в торговый зал надо прекращать минут за десять до закрытия магазина. Вы представляете, как толпа отреагирует, если мы украдем у них десять минут торгового времени? Так и на массовые беспорядки нарваться можно. – Не надо сгущать краски! – возразил ему замполит отдела. – Если собрать достаточное количество сил и средств, то любой толпе противостоять можно. – У меня нет столько людей, – заранее извиняясь, сказал Гордеев. – Сегодня вечером я выставлю на улицу весь личный состав, все отдыхающие смены, но людей все равно не хватит. – Хватит! – возразил Малышев. – Выведем на улицу дополнительные силы и перекроем магазины. Давайте прикинем, коллеги, что от нас потребуется и что у нас есть в наличии. – Разрешите продолжить? – спросил Гордеев. – У нас в районе восемь магазинов, торгующих винно-водочными изделиями. Согласно распоряжению торгового отдела облисполкома все винно-водочные отделы имеют отдельный вход и с внутренними помещениями магазинов не сообщаются. Сегодня будут работать все магазины, два из них – в последний раз. Под предлогом предстоящего ремонта они будут закрыты и перепрофилированы на торговлю другими товарами. К нашему сожалению, информация о предстоящем закрытии магазинов стала известна жителям города. Сегодня у планируемых к закрытию магазинов будет особенно многолюдно. «У этих магазинов вечером развернется Фермопильское сражение между тысячами покупателей и горсткой спартанцев в милицейской форме. Кто победит в этой схватке – неизвестно, – подумал я. – Не дай бог нас на закрытие этих магазинов пошлют! Там будет ад, там будет нечто!» – Для поддержания порядка у винного магазина обычно требуется пять-шесть сотрудников милиции, – продолжил Гордеев. – В обычные дни мы стягиваем к закрытию магазинов наряды ППС и участковых инспекторов милиции, но сегодня такой вариант не пройдет. В то время как часть московских проверяющих будет контролировать закрытие винно-водочных магазинов, другая часть будет проверять наличие патрулей на улице и работу опорных пунктов милиции. – Они специально ставят нас в безвыходное положение? – не удержался от вопроса начальник ГАИ. – Съезди в областное управление, спроси, – съязвил Васильев. – Москвичи приезжают к нам с четкой установкой найти недостатки, а не по головке гладить. У проверяющих для нас есть две оценки: «плохо» и «очень плохо». Третью оценку еще не придумали. Малышев, призывая к порядку, постучал авторучкой по столу. – Продолжайте, Игорь Васильевич, – велел он. – Отдельным пунктом у московской комиссии прописано проверить наличие народных дружинников в составе патрулей и на опорных пунктах. Мы запросили помощи у предприятий района. Нам пообещали выделить людей, но, как говорит опыт последних дежурств, из десяти дружинников до опорного пункта доходит два-три человека, не больше. – Разболтался народ, – недовольно заметил парторг отдела, – никакой дисциплины нет. «Это вы, коллеги, сами себя в тупик загнали, – отметил я. – Не подтасовывали бы цифры – краснеть бы не пришлось. При мне же замполит отдела велел в отчете увеличить количество дружинников в два раза. Где теперь их взять?» – У нас повязок на всех хватит? – спросил Гордеева начальник милиции. – Нет, – вздохнул Игорь Васильевич. – Вчера провели импровизированную инвентаризацию – почти трети повязок не хватает. После дежурства дружинники забывают сдать. – Повязки я возьму на себя, – заявил замполит. – Проедусь по школам, поговорю с директорами. Они не откажут. – У детишек повязки рассчитаны на школьную форму, а дружинникам придется их на рукава пальто привязывать. По длине детские повязки на взрослого человека подойдут? – спросил начальник ГАИ. – Не надо вдаваться в ненужные мелочи! – раздраженно ответил Малышев. – Вы еще про буквы «ДНД» на повязках вспомните. Нет у школьников букв, ну и что с того? Написать не успели, вот и весь ответ.