– На меня не подумают. Начинай. 24 – Перед тем как пойти к Луизе, я решила испытать, как подействует морфий, если его смешать с шампанским. Я купила бутылку, спрятала ее в квартире бабушки. В начале ноября не пошла в институт на занятия, налила себе бокал шампанского, выдавила морфий из шприца, выпила и проспала до позднего вечера. В первый раз, когда я попробовала морфий с чаем, с сонливостью можно было бороться, а в смеси с алкоголем он действует как сильнейшее снотворное. Перед 7 ноября я встретилась с Каретиной и пожаловалась, что на праздники осталась одна, ни в одну институтскую компанию не берут. Луиза сразу же пригласила меня к себе. Я сдала ей десятку «на стол» и сказала, что приду сразу же после демонстрации. 7 ноября я положила шприц в кармашек батника и перепрятала его в носок уже в подъезде, перед входом в квартиру Луизы. Я пришла одной из первых, помогла Шершневой накрыть на стол, поболтала с Каретиной о всякой чепухе. Скоро собрались гости, сели за стол. После первого тоста Луиза стала рассказывать о планах создания новой студии. Говорила она около часа и так всех утомила, что Андрей Чистяков стал позевывать от скуки. Луиза поняла, что увлеклась, и перевела разговор на другую тему. Как только обстановка за столом стала свободнее, Лена Чистякова сказала своему парню: «Что-то ты пьяный стал». И посмотрела на Луизу. Та жестом показала: «Иди». – Кутикова вздохнула, посмотрела мне в глаза. – Вы же знаете, зачем там все собрались? Лапшина, Веселов, Долженко и Чистякова пришли воспользоваться свободной хатой и с толком провести время. Брат Чистяковой пришел в надежде познакомиться с кем-нибудь из девушек. Я пришла за фотографией, а Шершнева… Она без Каретиной ни одного праздника не проводила. После того, как Чистякова увела Долженко в комнату Луизы, все еще выпили и стали слоняться по квартире туда-сюда. В какой-то момент в дверь позвонили, Луиза открыла, постояла в подъезде минуту, вернулась и позвала к себе Шершневу. За ней следом пошла Лапшина. Андрея Чистякова в зале не было, потом он вернулся, а Веселов, наоборот, вышел. Пока все на кухне что-то обсуждали, в зале оставались я и Чистяков. Он сел ко мне спиной, стал рассматривать видеокассеты в «стенке». Я решила не упускать момент, достала шприц и впрыснула морфий в бокал, из которого пила Луиза. Использованный шприц я бросила под диван, на котором сидела. – Еще раз повтори – куда ты дела шприц? – Нагнулась под стол и катнула его под диван. Чистяков ничего не заметил, а больше никого в зале не было. «Если она не врет, то шприц до сих пор там лежит. Даже при генеральной уборке диван не каждый раз двигают. Ай да девушка, ловко придумала, как от улики избавиться». – Ты протерла шприц? – на автомате спросил я. – Ничего я с ним не делала. Если вы его найдете, то на нем могли остаться мои отпечатки пальцев. «Браво, девочка! – мысленно похвалил я. – Сразу поняла, о чем речь пойдет». – Зачем мне с него отпечатки пальцев стирать? Луиза рано или поздно догадалась бы, кто фотографию украл, но было бы уже поздно. Что бы она мне предъявила? Что я ее обворовала? Или что наркотиками усыпила? Откуда бы она узнала, что ее в сон потянуло после морфия? Нашла бы она шприц через месяц-два и подумала бы, что кто-то из парней наркоманом стал. Да вон на Чистякова бы подумала! Он студент-медик, в нашей компании был в первый раз. – Угу. На тебя бы подумали в последнюю очередь. Как, по-твоему, если бы Каретина осталась жива, а пустой шприц нашла бы ее мамаша, она бы задала дочке трепку? Или так себе, пожурила бы для приличия и все? – Ничего бы не сказала. Мать в личную жизнь Луизы не вмешивалась, даже в ее комнату без особой нужды не входила. Вот почему я была уверена, что фотография может лежать в прикроватной тумбочке, а не где-нибудь в тайнике. – Чтобы попасть в комнату Луизы, ты «соблазнила» Чистякова? – Его не надо было соблазнять. Он весь праздник глазами стрелял, прикидывал, за кем бы приударить. В самом начале попробовал флиртовать с Луизой, но быстро понял, что с ней ему ничего не светит. И стал выбирать, кого бы ему снять на вечер – меня или Шершневу. Остановился на Вале, но я ее опередила, позвала Чистякова посмотреть картину, потом в комнату Луизы увела. Как только мы сели на кровать, он полез целоваться, стал батник расстегивать. Я выбрала момент, высвободилась, открыла тумбочку, увидела, что в коробке ничего нет, и стала прикидывать, куда Каретина могла спрятать фотку. Буквально через минуту завопила Чистякова, и ее брат выскочил из комнаты. Я привела себя в порядок, вышла в зал. Все гости стояли у дверей в спальню. Шершнева сказала: «Андрей, ты же медик, посмотри, что с Лу». Он даже проходить к кровати не стал, говорит: «У нее нож в груди. Вызывайте милицию!» После новости о шприце под диваном у меня зародилась какая-то идея, но я пока не мог сформулировать ее и пошел по проторенной дорожке – стал задавать уточняющие вопросы. «Количество всегда переходит в качество», – учили древние философы, а они знали, что говорили. Не зря их труды уже две тысячи лет изучают. – Кто дотрагивался до трупа Каретиной? Кто-нибудь пытался привести ее в чувство или просто убедиться, жива она или нет? – Никто к ней не подходил. Девчонки побоялись приближаться, а парни не знали, что делать. Все на Чистякова смотрели, а он как увидел нож, так сразу же сказал, что Луиза мертвая. – Каретину убили кортиком. Ты видела его раньше? – Видела, но в тот день я не поняла, чем Луизу убили. Мне, честно говоря, не до того было, чтобы рукоятку ножа рассматривать. – Вернемся немного назад. Почему ты решила начать поиск фотографии с коробки? – Мы с Каретиной были подругами, и я знала ее секреты. В этой коробке она хранила любимые безделушки и фотографии. Как-то понравился ей один киноактер, так она его фотку там полгода держала, перед сном рассматривала. – Тебя-то ей зачем рассматривать? – не понял я. – Луиза могла по фотографии новые композиции выстраивать, комбинировать, прикидывать, как должна выглядеть девушка на новом портрете. – Кстати, ваши «дружеские» отношения далеко зашли? – Не очень. Можно я не буду на этот вопрос отвечать? – Можно, только уточним один момент. Когда ваша «любовь» закончилась? – Не было между нами никакой любви, так, дурость одна. Поначалу меня неудержимо влекло к Луизе, я думала, что это на всю жизнь, что я больше не смогу жить без нее. Потом… К Луизе всех влекло: меня, Волкова, Осмоловского, Шершневу. Кто-то видел в ней красивую девушку, кто-то – верную подругу, а она просто использовала нас в своих интересах. Мы были для нее марионетки: дернет за ниточку – руки поднялись. Даже Осмоловским она вертела как хотела. Закапризничает: «Не буду позировать!» – и он перед ней ужом вьется, все ее прихоти выполняет. Я поняла, что я для Луизы – игрушка, где-то к концу школы. А уж когда началась вся эта история с портретом, тут я окончательно убедилась, что Каретина мне вовсе не подруга и уж тем более не возлюбленная. Девушки не могут любить девушек. Я права? – Ты, Света, странные вопросы задаешь. Вначале ты уходишь от прямого ответа, а потом требуешь от меня дать оценку твоим отношениям с Каретиной. Судя по тебе и Осмоловскому, природа рано или поздно берет свое. Кстати, если бы Чистякова не заглянула в спальню к Луизе, чем бы у вас дело закончилось? – Понятно чем, – недоуменно пожала плечами Кутикова. – Как у всех. Я же не могла от Чистякова просто так избавиться, пришлось бы уступить. «Для чего она выбросила шприц? – выплыла из подсознания мысль. – Побоялась обыска после убийства или с самого начала решила, что ей придется раздеваться при Чистякове?» – Предположим, что убийца Каретиной передумал и она осталась жива. Чем бы закончилась вечеринка? – Все бы ушли, остались бы я и Шершнева. Пока Валя убирала бы со стола, я бы нашла фотографию. – Какая у тебя завидная уверенность! В четырехкомнатной квартире фотографию можно спрятать так, что за сутки не найдешь. В любую книгу можно засунуть. – Луиза не стала бы прятать фотку туда, где ее случайно могла бы найти мать. Фотография была у нее в комнате… – Кутикова снова посмотрела мне в глаза, – …и сейчас там лежит. – Я твою фотографию к Каретиной искать не пойду, – заверил я. – Жаль! Я так хотела от нее избавиться… – Не будем о грустном. Поговорим о Шершневой. Почему ты думаешь, что она позволила бы тебе обыскивать квартиру Луизы? Кутикова помолчала, собралась с духом и решила перешагнуть через тайную жизнь подруги: – В этом году, в январе, Шершнева попросила у меня ключи от квартиры бабушки. Валя знала, что квартира стоит пустая и в ней можно уединиться с молодым человеком. Я не стала задавать лишних вопросов и дала ключи. Потом мне стало любопытно, с кем она собралась вечер провести. Валя до этого ни с одним парнем не встречалась, а тут сразу же решилась: не в кино сходить, не по улице прогуляться, а в квартире уединиться. Я, когда отдавала ключи, в шутку сказала: «Смотри, простыни не испорти!» Она посерьезнела и ничего не ответила. В общем, меня разбирало любопытство, и я решила выследить, кто к ней придет. Весь вечер я провела около бабушкиного дома, круги на морозе нарезала, но так никого и не увидела. А потом посмотрела на окна и догадалась, что в квартире, кроме Вали, еще кто-то есть. Я зашла в подъезд, прильнула ухом к двери и услышала обрывок разговора. Парень говорит: «Луиза узнает – убьет тебя!» Шершнева засмеялась и отвечает: «Кто ей расскажет? Ты, что ли?» Потом голоса стихли. По шагам я поняла, что они ушли в спальню… У Шершневой был Волков. Я узнала его по голосу, перепутать ни с кем не могла. – Так-с, – я постучал пальцами по столу, прикинув взаимосвязь событий по времени. – После этого «мероприятия» Волков выгнал Шершневу из «Возрождения»? – Валя сама ушла. Мне она сказала, что Волков не может больше рисовать в ее присутствии, с темы сбивается. А потом, уже летом, она призналась, что добилась, чего хотела, и больше ей в студии делать нечего. Валя в последний год появлялась в «Возрождении» только ради Волкова. – Что-то мне подсказывает, что свой дар Паша утратил не на ровном месте, а после более близкого «знакомства» с Шершневой. – Так оно и было. Я по квартире догадалась, почему у Волкова начались проблемы. – Света, не интригуй! Выкладывай все, как есть. – Я давала ключи Вале несколько раз и после каждого ее визита осматривала квартиру, чтобы родители, если зайдут, ничего не обнаружили. До весны, как я понимаю, Валя с Пашей обнимались-целовались, присматривались друг к другу, а потом из квартиры пропала простыня. Я к Вале – с претензией, она мне новую простыню дала. Через пару недель до меня дошел слух, что Волков застукал Луизу с Осмоловским и дар «оживлять» картины утратил. Я в это нисколечко не поверила. Когда мы над картиной работали, Луиза при Волкове иногда забывалась и обращалась к Виктору Абрамовичу на «ты». Понятно ведь, какие между ними отношения были. – Весной Волков вступил в интимные отношения с Шершневой и утратил свой дар. Я все правильно понял? А как же Луиза? Она столько времени не подозревала, что ее лучшая подруга фигу в кармане держит? – Как бы она догадалась? Паша с Валей на людях держались на расстоянии, вдвоем ни на минуту не оставались. – Если в утрате Волковым дара виновата не Луиза, то зачем на ней-то зло срывать? – Паша ведь не мог признаться, что у него с Валей любовь была. Его бы засмеяли. Он начал метаться, потом впал в депрессию, а Луиза, дурочка, стала доводить его до белого каления. Наверное, поняла, что он – отработанный материал и больше ей не пригодится. Вот и показала ему язык на уроке. – Запутанная история. Что было дальше? – Летом Волкова посадили, Шершнева пришла ко мне… – Стоп! – перебил я Кутикову. – Летом его задерживали на пару дней, а не арестовывали. Ты про этот случай рассказываешь? – Тогда, летом, никто же не знал, что его выпустят. Все думали, что он уже не вернется, получит лет пять лишения свободы и уедет на зону. – Согласен. Давай дальше. – Шершнева говорит: «Светка, мне так тошно на душе, давай напьемся! Мне, кроме тебя, больше некому в жилетку поплакаться». Мы взяли бутылку водки, распили ее в квартире бабушки. Валя, когда опьянела, говорит: «Наверное, даже лучше, что Пашу посадят. Я его буду ждать, и он обязательно ко мне придет. Деваться ему теперь некуда – без дара «оживлять» картины он стал обычным человеком. С Луизой они враги навечно, так что осталась одна я». Прошло два дня, и Волкова освободили. Мы встретились с Шершневой, она в слезы: «Лучше бы он сидел! Зачем они его выпустили?» Я говорю: «Валя, ты дура, что ли? Сейчас у Паши такой трудный период, от него все отвернулись, ему поддержка нужна. Если ты сейчас его не бросишь, он тебе век благодарен будет». Валя говорит: «А Луи- за? Она мне Пашу не простит». На этом все закончилось. Больше я ключи Шершневой не давала, а она не просила. По каким-то необъяснимым причинам у меня в голове всплыл портрет голой пионерки и его новая вариация. «Веселов говорил, что на новом портрете пионерка должна была сидеть на коленях у мужчины. Осмоловский убеждал меня, что второй портрет должен был быть копией первого. «Голая пионерка» передо мной. Спросить у нее, что именно они второй раз хотели нарисовать?» Слава богу, я не успел задать этот вопрос! Кутикова по моему молчанию решила, что допрос окончен и теперь она может кое-что уточнить. – Скажите, это правда, что Пашу теперь освободят? – В честь чего? – не понял я. – Валя говорит, что судить его не за что. Луизы- то нет. – А-а-а, вот как… В одно мгновение я понял, кто убил Каретину и зачем. Все было так просто и так глупо, что я растерялся и не сразу сообразил, что надо что-то ответить Кутиковой, иначе она мое молчание истолкует по-своему и перепутает мне все карты. – Пашу освободят, но только после суда. По закону так положено. Чтобы выиграть время, я закурил. Теперь мне предстоял не менее трудный этап допроса – закончить его так, чтобы все сказанное Кутиковой осталось в стенах моего кабинета. – Скажи, Света, ты все мне рассказала? – начал я стандартное окончание допроса. – Мне кажется, что есть один момент, в котором ты сомневаешься и не знаешь, рассказать о нем или нет. – Вы были у Каретиной дома? – с готовностью ответила Кутикова. – Представляете, где я сидела?