— Ну? — Он… это… господин… я не знаю точно… но он хотел посетить покои графа Сакриензена. Он… герцог Аржени был так рассержен тем, как граф ведет дело. И еще… он собирался взять ваш ангилот. Грон нахмурился, а затем точным движением руки приложил несостоявшемуся убийце рукояткой его же кинжала по затылку, отчего тело, на котором он сидел, тут же обмякло. Значит, вот оно как, подумал он, поднимаясь, не просто зарезать строптивого пленника, но еще представить дело так, что будто бы он зарезал председателя собственного суда. Хотя не совсем понятно, зачем в этом случае его самого собирались зарезать в его собственной камере? Логично было бы, скажем, опоить его… хотя кто сказал, что в вине, которое ему подали за ужином, был именно яд, а не сонное зелье? А резать его решил уже этот незадачливый стражник по собственной инициативе, по каким-то признакам поняв, что с сонным зельем ничего не вышло. Либо просто перепугавшись. В конце концов, за прошедший месяц он стараниями принцессы, прибывших с ним дворян из Загулема и остальных членов достаточно стихийно образовавшейся партии его сторонников стал в Агбере довольно популярной личностью, которой приписывались небывалая доблесть и сила. Все эти мысли проносились в голове Грона, пока он быстро бежал по коридорам и лестничным пролетам башни маршрутом, ставшим для него за прошедший месяц почти привычным. Где располагались покои графа Сакриензена, он, естественно, точно не знал, но, судя по некоторым признакам, где-то недалеко от зала, где его регулярно допрашивали. Так, например, граф как-то вошел в зал, где происходил допрос Грона, на ходу вытирая руки платком, а однажды — так же на ходу поправляя воротник-жабо. А уж где находится этот зал и дорогу до него, Грон за прошедшее время усвоил прочно. Уточнить направление ему помог голос, прозвучавший в гулкой ночной тишине довольно громко: — …поплатятся за это. Грон резко затормозил и, перехватив кинжал убийцы, являющийся его единственным оружием (не вооружаться же в узких коридорах громоздкой алебардой), осторожно двинулся вперед. Через пару поворотов он увидел полуоткрытую дверь, из проема которой лился не слишком яркий свет, ну как будто внутри помещения горела небольшая масляная лампа. — Вы слышите, что я вам говорю? — снова повторил голос, очень похожий на голос графа Сакриензена. Грон замер. Судя по тому, что собеседник, к которому обращался граф, не ответил, он явно отвлекся на нечто более интересное. И Грон имел все основания подозревать, что этим более интересным являлся он сам. Что, впрочем, было вполне обоснованно. Он торопился, а грохот каблуков в такой тишине должен был разноситься достаточно далеко. И вывод из всего вышеизложенного следовал вполне однозначный — вот прямо сейчас его попытаются убить. Грон максимально согнулся и осторожно двинулся вперед. Если некто, притаившийся внутри помещения, попытается нанести удар вслепую, из-за угла, его клинок должен был пройти гораздо выше. Подобравшись к косяку, он прислушался. Граф Сакриензен молчал. Из-за распахнутой двери доносилось чье-то шумное дыхание, возможно именно графа. Грон замер, обдумывая ситуацию. — Э-э-э, граф Загулема? — с этакой подчеркнуто пренебрежительной ленцой осведомился чей-то голос из комнаты. — Если вы там, советую вам показаться. А то у моего слуги может устать рука, и тогда его нож перережет горло вашему судье. Ага, значит, их в помещении двое. Как минимум. Да здравствуют болтливые придурки, любящие корчить из себя крутых подонков. Грон задумался. — Ну так где вы, граф? Должен признаться, что у Нисееля довольно слабая рука. Она уже дрожит… — Зачем вам так надо, чтобы смерть графа записали на мой счет? — быстро спросил Грон. — На ваш? — Удивление его невидимого собеседника было настолько откровенно, даже издевательски деланым, что никаких сомнений в словах Грона ни у кого из слышавших этот разговор остаться не должно. — С чего вы взяли? — А зачем вы украли мой ангилот? — Не украл, а взял, — раздраженно заявил голос. — Ну хватит, выходите! Пора кончать этот балаган… Грон выпрямился и, завозившись, стянул с плеч камзол, который успел натянуть, когда выскочил из комнаты. Встряхнув его на вытянутой руке, он произнес: — Я выхожу, подонок, и молись всем своим богам, чтобы… — Не закончив фразы, он широким взмахом вбросил камзол в проем двери. Внутри что-то гулко звякнуло, и камзол последовательно пробили сначала короткая стрелка, а затем узкий нож. Стрелка вонзилась в противоположную стену, а нож, звякнув о камень, упал на пол. В следующее мгновение Грон, пригнувшись, метнулся в проем, на ходу подхватив упавший нож левой рукой. Нападавших в комнате было трое. Один, одетый в колет из темной кожи, такие же штаны и ботфорты, стоял, держа в одной руке его собственный ангилот, а в другой компактный карманный вариант пружинного арбалета; второй, здоровяк, которого только издеваясь можно было обозвать человеком со слабой рукой, удерживал графа Сакриензена, действительно держа у его горла нож; а третий, худой, жилистый тип, застыл с вытянутой рукой, из которой, как видно, только что вылетел нож. Грон качнулся вперед, на ходу метнув кинжал, отнятый у убийцы, метя в глаз здоровяку. И его движение тут же привело всю группу в действие. — Киссень! — заорал тип в колете, опуская руку с карманным арбалетом и вскидывая ангилот. — Обходи его! Киссень, каковым оказался тот самый жилистый тип, тут же метнулся влево, извлекая откуда-то здоровенный тесак, скорее напоминающий мясницкий нож, чем боевое оружие, но от этого не менее опасный, а сам главарь взмахнул ангилотом, делая шаг вперед. Но Грон уже перехватил подобранный нож за лезвие и мягким движением кисти послал его вперед, прямо в грудь типа в колете. Тот судорожно махнул ангилотом, то ли попытавшись отбить летящий нож, то ли просто рефлекторно среагировав на движение, но затем всхрапнул, сделал шаг вперед, опустил руку с ангилотом, уперев его в пол, будто попытавшись использовать в виде трости, а потом его колени подогнулись, и он рухнул на пол. Здоровяк, держащий графа, к этому моменту тоже уже завалился на спину и сполз по стене. У Грона остался только один противник. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. В углу, держась за оцарапанное падавшим здоровяком горло, хрипло дышал на первый взгляд вполне себе целый и почти здоровый граф Сакриензен. — И чего вы теперь делать будете, ваша милость? — осклабившись, поинтересовался жилистый. — Если вынудишь, прикончу и тебя, — спокойно сообщил ему Грон. — И чем это? Грон усмехнулся: — Один кинжал против ангилота, арбалета, ножей и тесака — тоже не слишком выигрышное соотношение. Однако два — ноль в мою пользу. Почему ты думаешь, что с тобой у меня возникнут какие-то сложности? — небрежно поинтересовался он, продолжая лихорадочно просчитывать варианты развития событий. В одном этот тип был прав: никакого оружия у него в данный момент действительно не осталось. А оружие есть оружие, что бы и кто бы там ни говорил… Однако его речь, похоже, придала мыслям жилистого несколько иное направление. Потому что кривая ухмылочка сползла с его лица, и он, настороженно следя за Гроном, начал бочком-бочком двигаться в сторону двери. — Стой, — остановил его Грон. Жилистый замер. — Ты ничего не хочешь мне сообщить? — Чего? — В голосе жилистого послышались озадаченные нотки. — Ну подумай сам, — рассудительно начал Грон, — после всего произошедшего мое заключение уже совершенно точно дело прошлого. Но у меня образовалось много вопросов. И поскольку утром я явно окажусь на свободе, то вполне могу отодвинуть все свои дела и вплотную и, заметь, вдумчиво и настойчиво заняться поиском одного случайного встречного, который, как мне сейчас представляется, может рассказать мне много интересного. Так что я бы на твоем месте рассказал все прямо сейчас. Дабы желание тебя разыскать возникло только лишь у королевских стражников. И ни у кого больше. Понимаешь, о чем я? Жилистый некоторое время молчал, переваривая слова Грона, а затем хмыкнул: — Если я чего скажу, так меня все одно — того… — Скорее тебя того, если ты ничего не скажешь, — отозвался Грон, скрещивая руки на груди. Человек со скрещенными руками подсознательно воспринимается как настроенный на оборону, а не на нападение, поэтому жилистый чуть расслабился, чего Грон и добивался. — Неужели ты думаешь, что те, кто тебя нанял, оставят тебя в покое, зная, что может разболтать твой язык? Лучше сделать так, чтобы им уже незачем было на тебя охотиться. — Грон сделал паузу, а затем уточнил: — Ну кроме мести, конечно, если благородные господа озаботятся местью какому-то разбойнику. Но и здесь есть резон рассказать все, что знаешь. Поскольку чем больше после твоего рассказа возникнет проблем у твоих нанимателей, тем меньше у них останется сил и времени, чтобы заниматься тобою. Не так ли? Жилистый восхищенно цокнул языком: — Эк вы все хитро повернули, ваша милость… Вам бы королевским дознавателем работать — воры бы сами во всем признавались, да еще и рухлядь несли. Грон криво усмехнулся. Ну не хочешь по-хорошему, спросим по-другому: — Что ж, тогда я советую тебе хотя бы точно определиться, кто для тебя опасней, — с металлом в голосе произнес он. Жилистый напрягся. Шутки кончились. Несколько мгновений он сверлил Грона тяжелым взглядом, а затем обреченно вздохнул и заговорил… Часть первая МЯТЕЖ 1 — Таким образом, уважаемые члены королевского совета, мятеж герцога Аржени может быть подавлен максимум к исходу следующего месяца… Грон молча сидел в дальнем углу на небольшом диванчике, привалившись спиной к стене, и помалкивал. План, изложенный коннетаблем двора, был безупречен. Ну почти… Вот только он не учитывал того, что на самом деле инициатором этого мятежа был отнюдь не герцог Аржени. И даже не король Насии, который непременно должен был вмешаться. А Черный барон. Поэтому весь совершенно безупречный план коннетабля, вполне себе в духе германского генерального штаба «айн колонен марширен… цвай колонен марширен…», должен был посыпаться буквально с первых шагов. Коннетабль, каковым в настоящий момент являлся ярый враг герцогов Аржени герцог Тосколла, был чрезвычайно скрупулезным человеком и, очевидно, талантливым логистиком. Но абсолютно никаким полководцем. Возможно, именно поэтому ныне покойный король Агбера так долго проторчал под Генобом. Однако Грон не собирался возглашать сию истину в этом благородном собрании. По нескольким причинам… Его освобождение скорее даже не состоялось, а, так сказать, было зафиксировано еще той ночью, когда и произошло нападение. Как выяснилось, той ночью заговорщики кроме всего прочего попытались еще и захватить или убить принцессу. Причем отряд, на который возлагалась эта задача, возглавил незабвенный лорд Эжен, который вот уже на протяжении двух недель носа не казал из мощного, напоминающего настоящий замок столичного поместья герцога Аржени. Как выяснилось, Грон в своих предположениях оказался прав, и версия о нападении на принцессу, которую привез Эжен, в корне отличалась от того, что произошло на самом деле. По его рассказу выходило, что во всем виноваты сержант королевских латников, не организовавший охрану должным образом, виконт Омисерион, мадемуазель Казирам, но только не он, мужественно и храбро защищавший ее высочество до последнего мига. А уж граф Загулема, на протяжении всего путешествия грязно домогавшийся принцессы, а затем коварно наведший на нее, с негодованием отвергшую его домогания, презренных насинцев, вообще выглядел в свете всего изложенного исчадием ада. Так что обвинения Грона в попытке узурпации власти должны были бы упасть на уже подготовленную почву. Вот только семейка Аржени не учла, что как в свете, так и среди простолюдинов уже давно закрепилась привычка делить все утверждаемое семейством Аржени как минимум на четыре, а то и больше. Тем более слава онотьера Грона, целых два года защищавшего столицу от огромной армии насинцев, а затем дерзко захватившего у ненавистного врага целое графство, еще не успела совсем уж сойти на нет. Несмотря на то что Аржени буквально горстями разбрасывали деньги распространителям слухов и сочинителям подметных писем, большинство только недоверчиво качало головами. Поэтому когда в дело вступила принцесса, начавшая распространять свою версию нападения на нее людей Черного барона, ее усилия довольно быстро увенчались полным успехом. Услышав интерпретацию произошедшего, исходящую из казарм королевских латников или от фрейлин ее высочества, люди только удовлетворенно кивали и перешептывались друг с другом: «Ну, что я тебе говорил? Мне с самого начала было ясно, что здесь не все чисто!» Так что если официальных обвинений наследнику герцога Аржени пока и не предъявляли, по Агбер-порту шлялось немало дворян как из числа офицеров полков столичного гарнизона во главе с изрядно разозленными королевскими латниками, так и просто любителей подраться, жаждущих вызвать «этого труса и мерзавца» на дуэль… К счастью, Мельсиль оказалась вполне предусмотрительной и не только заранее усилила свою охрану, но еще и попросила исполняющего обязанности командира королевских латников барона Шамсмели на всякий случай разместить поблизости от ее покоев десяток латников. И лорду Эжену в ту ночь наконец-то достался удар, на который он давно напрашивался. А когда поднятая по тревоге королевская стража добралась до башни, где содержался Грон, то застала его скучающим на стуле в комнате ожидания зала для допросов с собственным ангилотом на коленях. Внутри же зала полностью одетый и сурово насупленный граф Сакриензен допрашивал незадачливого убийцу со сломанными ногами, которого Грон приволок из своей камеры. Не успели стражники окружить спокойно наблюдающего за их маневрами Грона, как двери зала допросов распахнулись, и высунувшийся оттуда граф парой фраз довел до сведения старшего над стражниками, что не имеет к текущему положению и состоянию графа Загулема никаких претензий. Поэтому когда на центральной, храмовой и портовой площадях Агбер-порта глашатаи объявили, что с графа Загулема полностью снимаются все обвинения, Грон уже вполне спокойно разгуливал по дворцу с собственным ангилотом на поясе, старательно игнорируемый стражей. Вернее, если быть точным, к тому моменту уже не разгуливал. Потому что за полчаса до сего объявления он добрался-таки до личных покоев Мельсиль, с которой не виделся уже месяц (Аржени бдительно следили, чтобы не было никаких контактов между обвиняемым в убийстве короля и дочерью убитого, «впавшей в безумие вследствие случившейся трагедии», по старательно распространяемой все теми же платными разносчиками слухов версии, отчего она сразу же была всеми поднята на смех). После чего было поспешно объявлено, что ее высочество отменяет на сегодня все аудиенции… Первый запал прошел, и Грон лежал на кровати, прислушиваясь к доносящемуся из-за двери ванной комнаты бодрому голосу Мельсиль. Еще несколько минут назад в изнеможении и тяжело дыша, разметавшаяся на простынях после бурного взрыва страстей, сейчас она мелодично напевала балладу Вийона, которую Грон сам же и ввел в обращение. Грон попытался проанализировать ситуацию. То, что заговорщики решились идти ва-банк, было скорее жестом отчаяния, чем продуманным шагом. Хотя после некоторого размышления стоило признать, что сам план оказался продуман вовсе не плохо. Исполнение подкачало. Вообще, можно было констатировать, что для создания свой группы влияния в Агбере Черный барон выбрал не тех людей. Герцоги Аржени достигли своего потолка. Более высокого положения и большего влияния, чем они имели сейчас, достигнуть им было не дано. Да и это положение во многом сохранялось потому, что герцоги не предпринимали ничего, чтобы изменить достигнутое. Ибо любая их попытка изменить хоть что-то непременно привела бы к ухудшению их положения и уменьшению влияния. Ну вот есть такая порода людей, которым лучше ничего не делать. Только хуже будет… Что, впрочем, прекрасно доказывало все уже произошедшее. Едва нынешний глава дома Аржени начал действовать, как спустя всего лишь несколько недель единственным выходом для дома Аржени стал открытый мятеж с крайне слабыми перспективами на успех. И это при том, что сам Грон пока еще ни в чем особенно не участвовал и собственные ресурсы не задействовал. Да уж, очень неудачный выбор… Впрочем, для человека, мыслящего парадигмами «Незаменимых людей нет» и «Люди — винтики в социальной машине», подобный подход вообще характерен. На этом и будем его ловить… А пока мы имеем следующее: Эжен — мертв, и это поставило Мельсиль и ее партию в смертельную оппозицию к герцогу Аржени. Значит, задача номер один для их партии — это вывести всю семейку Аржени за рамки. А это обещало столь жирный кус, что к партии принцессы (опять же благодаря затеянному герцогом Аржени, пусть и с подачи Черного барона, комплоту), успевшей и оформиться, и зарекомендовать себя как достаточно влиятельная сила, тут же примкнули даже те, кто собирался мирно отсидеться в стороне все время дележки власти. Грону предстояло решить, что и как в этой каше делать ему. Ибо все те планы, что он строил в Загулеме, теперь, после смерти короля, пошли псу под хвост. Операционную базу теперь совершенно точно необходимо перенести в Агбер-порт, барон Экарт оказался занят в других раскладах, да и ситуация изменилась… По зрелом размышлении основных вариантов просматривалось три. Во-первых, можно было не мешать принцессе и графу Эгериту вести свою партию. Вне всякого сомнения, после цепи ошибок и неудач, предательства союзников и довольно тяжелой военной кампании против непременно ввязавшейся Насии они должны были выиграть схватку. А уж затем, утвердившись в качестве принца-консорта, постепенно, исподволь накопив ресурсы, заняться своими планами. В этом варианте был только один недостаток: он совершенно не учитывал того, что может натворить за это время Черный барон. Во-вторых, можно было ввязаться по локоть в подавление мятежа, лезть вверх, объединять вокруг себя все доступные силы и ресурсы, завоевывать авторитет и влияние среди знати, чтобы к окончанию вне всякого сомнения тяжелой и долгой кампании подойти уже признанным лидером. Заманчиво, но этот вариант требовал максимального привлечения и задействования собственных ресурсов. Часть из которых непременно будет растрачена. А вот ресурсы примкнувших, наоборот, в достаточной мере будут сохранены. Что в конце концов может создать некоторые трудности по окончании дела, когда наступит время делить результаты. К тому же этот вариант предусматривал активную политику со стороны самого Грона, а это означало, что к исходу кампании он окажется опутанным довольно большим объемом взаимных договоренностей, обязательств, обещаний и заверений. Чего он пока хотел избежать максимальным образом. Так что самым предпочтительным выглядел третий вариант, при котором на первом плане оказывались бы принцесса, граф Эгерит и вся партия принцессы в целом, а основной задачей Грона было бы накопление и выстраивание ресурсов для борьбы с Черным бароном на его поле. Ну и сосредоточение сил для помощи принцессе и графу в случае совсем уж критического развития ситуации и, соответственно, предъявления их в качестве козырей в момент дележа результатов. Все остальные, примкнувшие к ним, отпускались как бы в свободное плавание с возможностью совершить все те ошибки, которые они были способны совершить. Если, конечно, эти ошибки не вели к фатальным последствиям для ситуации в целом. Так он и решил. — Кто еще хочет высказаться? — прозвучал голос графа Эгерита, ведущего заседание последней версии королевского совета, из которого исключили герцога Аржени и еще нескольких вельмож, чье желание поживиться в мутной воде, взбаламученной герцогом, оказалось сильнее верности короне. При этом взгляд графа был направлен на Грона. Но Грон молчал. Рано. Его время не только говорить, но и отдавать приказы придет тогда, когда всем… ну или хотя бы существенному большинству королевского совета станет ясно, что, если говорит граф Загулема, стоит помолчать и послушать. А пока — пусть решают без него… Зал заседаний королевского совета Грон покинул одним из первых, в тот момент, когда остальные присутствующие еще только поднимались со своих мест. Официально он вообще-то не являлся его членом, поскольку королевского указа о назначении графа Загулема членом королевского совета не существовало в природе. Как, впрочем, и того, кто мог его издать. Но вследствие событий последних месяцев все настолько перепуталось, что существенная часть тех, по поводу кого подобный указ существовал, могли бы войти в этот зал только в кандалах, зато их места оказались заняты теми, в отношении которых такового указа не существовало. Грон принадлежал к последним. И хотя ни родовитостью, ни влиятельностью в свете он не мог соперничать ни с одним из присутствующих, негласный титул официального жениха принцессы, а также слава удачливого полководца примиряли с ним большинство занимавших места в этом зале. А на пару-тройку завистников можно было не обращать внимания… до того момента, пока кого-нибудь из них не понадобится использовать в качестве учебного пособия для предметного урока кому-нибудь действительно важному. До этого их следовало только избегать. Что Грон успешно и делал, появляясь в зале заседаний в последний момент, занимая место на отшибе, рядом с дверью, и исчезая из зала в числе самых первых. Добравшись до покоев принцессы, в которых он квартировал уже практически легально, Грон обнаружил там давно ожидаемых гостей. В каминной на обтянутых роскошными гобеленами диванах, скромно сложив на коленях крупные мозолистые руки, этак настороженно-испуганно озирались по сторонам Шуршан и Гаруз. А рядом в креслах, свободно развалившись, наслаждались тонким ликером Батилей и Пург. — И на кого, господа, вы оставили оноту? — произнес Грон, останавливаясь на пороге и окидывая взглядом живописную картину.