– Не знаю… – Долго туда ехать? – Она спрашивает с куда меньшим энтузиазмом, чем я рассчитывал. Если бы эти выходные не обернулись полным дерьмом, скорее всего она обрадовалась бы больше. Я обещал свозить ее и в Чотон, но торфяники больше соответствуют моему сегодняшнему настроению. – Часа четыре. – Далековато, – задумчиво роняет она и отпивает кофе. – Я думал, ты не прочь прокатиться. – Мой тон становится жестче. – Ну да, не прочь… Теперь я точно знаю: что-то в моем предложении ее тревожит. Черт возьми, когда я перестану создавать проблемы для этих серых глаз? – Тогда чего ты ноешь по поводу поездки? – Я доедаю маффин и принимаюсь за следующий. Она выглядит немного обиженной, но ее голос по-прежнему мягкий и хриплый: – Мне просто интересно, почему ты так стремишься в Хауорт. – Она заправляет прядку за ухо и глубоко вздыхает. – Хардин, я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понимать, когда ты на чем-то зацикливаешься или что-то от меня скрываешь. Потом отстегивает ремень безопасности и поворачивается ко мне всем телом. – Твое желание съездить со мной на торфяники, вдохновившие Бронте на создание «Грозового перевала», а не в какое-нибудь место из романа Остин только еще больше выводит меня из себя. Она видит меня насквозь. «Как ей это удается?» – Нет, – лгу я, – просто я подумал, что тебе пришлись бы по душе торфяники и поместье Бронте. Вот и все. Я закатываю глаза, избегая ее взгляда и не желая признавать ее правоту. Она вертит в руках нераспечатанный батончик. – Пожалуй, нет, мне не хочется туда ехать. Я хочу просто вернуться домой. Глубоко вздохнув, я забираю у нее батончик и разрываю обертку. – Тебе нужно что-нибудь съесть. У тебя такой вид, словно ты вот-вот упадешь в обморок. – Я так себя и чувствую, – тихо отвечает она, скорее себе, чем мне. Я уже решаю накормить ее насильно, но она все-таки берет батончик и откусывает от него маленький кусочек. – Значит, хочешь домой? – в конце концов спрашиваю я, не уточняя, что она имеет в виду под словом «дом». – Твой отец был прав. Лондон не такой, каким я его представляла, – кривится она. – Я все испортил, в этом дело. Она не возражает, но и не подтверждает. Ее молчание и отсутствующий взгляд, устремленный на деревья, заставляют меня сказать то, что я должен. Сейчас или никогда. – Думаю, мне нужно остаться здесь ненадолго… – говорю я в пространство. Тесса перестает жевать и поворачивается ко мне, прищурив глаза: – Почему? – Потому что возвращаться сейчас бессмысленно. – Наоборот, бессмысленно оставаться здесь. Как тебе такое вообще пришло в голову? Ее чувства задеты, как я и предполагал, но разве у меня есть выбор? – Дело в том, что мой отец – на самом деле не мой отец, моя мать – лгунья, – я сдерживаюсь, чтобы не назвать ее словцом покрепче, – а мой биологический отец вот-вот угодит в тюрьму, потому что я поджег ее дом. Довольно забавный сериальчик. Пытаясь вызвать хоть какую-то ответную реакцию, я с сарказмом добавляю: – Для полного успеха осталось только провести кастинг среди разряженных молоденьких девиц с вызывающим макияжем. Ее глаза изучают мои: – Я так и не поняла, что из вышеперечисленного заставляет тебя задержаться. Здесь, а значит, вдали от меня, ты ведь этого хочешь? Хочешь быть подальше от меня. – Последнюю фразу она проговаривает так, будто слова, произнесенные вслух, автоматически становятся правдой. – Нет, вовсе не так… – начинаю я, но замолкаю. Не знаю, как выразить мысли словами – моя вечная гребаная проблема. – Мне тут подумалось, что, если мы некоторое время побудем на расстоянии друг от друга, ты поймешь, как я на тебя влияю. Просто взгляни на себя. Она вздрагивает, но я заставляю себя говорить дальше: – На тебя валятся проблемы, которых, не будь ты со мной, никогда бы не было. – Не смей делать вид, будто это все ради меня, – огрызается она ледяным тоном. – Ты сам разрушаешь себя, как только возникают трудности, и это твоя единственная отговорка. «Я знаю. Знаю, кто я». Я причиняю боль другим, а затем причиняю боль себе, прежде чем кто-нибудь из них успеет сделать то же самое в обратку. Тупой идиот. Но ничего не могу с этим поделать. – Знаешь, что? – говорит она, устав ждать ответа. – Хорошо, я позволю тебе причинить боль нам обоим в этой твоей саморазрушительной… Не успевает она закончить, как мои руки оказываются на ее бедрах, а она сама – у меня на коленях. Царапаясь, Тесса пытается слезть с меня, но я крепко ее держу, не позволяя сдвинуться ни на сантиметр. – Если не хочешь быть со мной, оставь меня в покое, – шипит она. Слез нет, только злость в глазах. С ее злостью я могу справиться, это не слезы, которые меня просто убивают. Злость их осушает. – Перестань бороться со мной. Я хватаю и завожу за спину ее запястья, удерживая их одной рукой. Ее глаза предостерегающе сверкают. – Тебе не придется делать это каждый раз, когда тебя что-нибудь расстраивает! Не придется решать, что я слишком хороша для тебя! – кричит она мне в лицо. Не обращая внимания на крики, я целую ее в изгиб шеи. Ее тело снова содрогается, но на этот раз от удовольствия, а не от гнева. – Прекрати, – неубедительно просит она. Думая, что должна это сделать, она пытается меня оттолкнуть. Но мы оба знаем: именно это нам и нужно. Физическая близость, ведущая к такой эмоциональной глубине в отношениях, что ни один из нас не может ни объяснить ее, ни отказаться от нее. – Я люблю тебя, ты ведь знаешь, что люблю. Я посасываю и покусываю нежную кожу у основания ее шеи, наблюдая, как та розовеет от прикосновения моих губ. И продолжаю до тех пор, пока на коже не появляются следы, но не особенно усердствую, чтобы через несколько секунд они пропали. – По твоему поведению не скажешь. Ее голос становится напряженным, а глаза неотрывно следят за моей свободной рукой, скользящей по ее обнаженному бедру. Платье собралось складками на талии, и это сводит меня с ума еще больше. – Все, что я делаю, – из любви к тебе. Даже всякую глупую ерунду. Я сдвигаю в сторону ее кружевные трусики, и у нее вырывается изумленный вздох, когда я провожу пальцем по увлажненной ложбинке между ее бедер. – Всегда хочешь меня, даже сейчас. Я стягиваю с нее трусики и двумя пальцами ласкаю влажную плоть. Вскрикнув, она выгибает спину и упирается в руль, и я чувствую, как ее тело расслабляется. Отодвигаю кресло назад, чтобы было больше места в маленькой машине. – Тебе не удастся отвлечь меня… На мгновение я убираю пальцы, а затем снова резко погружаю их внутрь, заставляя ее замолчать прежде, чем с губ сорвутся очередные слова. – Нет, детка, удастся, – шепчу я ей на ухо. – Перестанешь драться, если отпущу руки? Она кивает. Секунду спустя ее пальцы зарываются в мои волосы, и я одной рукой стягиваю верхнюю часть ее платья до талии. Несмотря на цвет невинности, белый кружевной лифчик вызывает греховное вожделение. Тесса, ее светлые волосы и белый комплект нижнего белья составляют контраст с моими темными волосами и одеждой. Есть что-то чертовски эротичное в этом контрасте: татуировка на моем запястье, мраморная кожа ее бедер. Мои пальцы проникают все глубже, ее тихие стоны и всхлипы наполняют воздух, а мои глаза бесстыдно блуждают от ее плоского живота к груди и обратно. Я отвожу взгляд от ее безупречной груди, чтобы проверить парковку. Окна в машине тонированы, но мне хочется убедиться, что на этой стороне улицы больше никого нет. Одной рукой я расстегиваю ее лифчик, а другой немного замедляю ласки. Она протестующе вскрикивает, но я даже не прячу улыбку.