Прошло довольно много времени, прежде чем я перестала плакать и стала морально готовиться к тому, чтобы увидеть папу. Я плеснула несколько раз в глаза холодной водой, а затем подняла голову вверх, глядя на потолок, и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Когда я наконец-то спускаюсь на первый этаж, мне приходится остановиться, чтобы вновь взять себя в руки, прежде чем зайти на кухню. Часть меня хочет каким-то образом заколдовать папу, лишив его способности что-либо чувствовать, – в общем, сделать что угодно ради того, чтобы он так не страдал. Единственным малюсеньким утешением для меня стало то, что, что бы Сейди ни рассказала полиции, это не помешало меня похоронить. Я не думаю, что папа выдержал бы, если бы мои похороны пришлось отложить. По крайней мере, он увидел, что я упокоилась с миром, как бы трудно ему при этом ни было. Я тихонько прокашливаюсь. Папа оборачивается и улыбается мне. – Доброе утро, милая, – говорит он. – Ты сегодня рано. – Да. Подумала, что позавтракаю с тобой сегодня, прежде чем принимать душ. Его улыбка становится более широкой. – Вот и прекрасно. Как насчет яичницы и гренок? – Годится, – говорю я. Он начинает суетиться. Он никогда не выглядит более счастливым, чем когда находится на кухне. Мама подолгу сидела здесь и смотрела на него аж до самой своей смерти. Она как-то сказала мне, что это улучшало ее самочувствие намного эффективнее, чем все когда-либо предлагавшиеся ей лекарства и курсы лечения. – Я сегодня уеду раньше, – говорю я. – Чтобы встретиться с Ли? – Не совсем. Я пойду на собеседование в его компанию по поводу трудоустройства. Папа прекращает суетиться так же резко, как и начал. Он убирает сковородку с огня и поворачивается ко мне: – Ты мне об этом ничего не говорила. – Я приняла решение лишь в понедельник. Папа хмурится все сильнее и сильнее. – Но я вообще-то думал, что тебе нравится работать в кинотеатре… Или не нравится? – Нравится, в какой-то степени. Но мне очень трудно встречаться с Ли, ведь я почти все время работаю в вечернюю смену. – Ничего страшного. Люди, знаешь ли, проходили вместе и через мировые войны. Если у него серьезные намерения относительно тебя, то это вовсе не будет проблемой. – Да, это верно, но сейчас нет войны, и проблема все-таки есть. Он пожимает плечами и качает головой. В подобных ситуациях в разговор обычно вмешивалась мама, сглаживая острые углы и успокаивая нас обоих. Я скучаю по ней в такие моменты еще сильнее. – И что это за работа? – спрашивает папа, пытаясь говорить спокойным голосом. – Секретарь на ресепшене. Это только на то время, пока штатный секретарь в декретном отпуске, но Ли абсолютно уверен, что та женщина на свое рабочее место из отпуска не вернется. – Ты собираешься поменять свою постоянную работу на такую вот, временную? – Ли говорит, что они найдут для меня что-нибудь еще, если та женщина все-таки вернется на работу. – Но ты же ничего не знаешь о работе рекламных компаний. Я качаю головой: – Спасибо за то, что подбодрил меня, папа. – Я просто говорю правду – только и всего. Я чувствую, как внутри меня нарастает нечто, вытесняющее все мысли о страданиях папы на моих похоронах. – В общем, как я уже сказала, я иду на собеседование по поводу работы секретарем на ресепшене. Я буду встречать людей, делать им кофе и показывать, куда идти. Именно этим я занимаюсь и на теперешней своей работе, но только мне не придется пахнуть целый день гамбургерами и убирать с пола недоеденный кем-то попкорн. Папа вздыхает и снова начинает заниматься яичницей и гренками. Только теперь уже гораздо более шумно, чем раньше. Когда он вновь начинает говорить, он все еще стоит ко мне спиной. – А если у тебя с Ли ничего не получится? – Ты, похоже, изо всех сил пытаешься сегодня утром меня подбодрить, да? – Я хочу сказать, что если вы с ним вдруг расстанетесь, у тебя на новой работе могут начаться неприятности. Ты в самом деле хочешь, чтобы он был еще и твоим начальником? – Мы не расстанемся. – Ты говорила это и про Каллума. – Это не одно и то же. Теперь я твердо знаю, что говорю. – Откуда ты можешь это знать? Ты встречаешься с ним лишь несколько недель. Он поворачивается ко мне, и я вижу, что буквально из всех его пор сочится отчаяние. Мне очень хочется рассказать ему, почему я так уверена, но я не могу сделать это, не рассказав всего остального. В том числе и того, как я только что прочла его описание тяжелых чувств, испытанных им на похоронах собственной дочери. – Послушай, все это будет всерьез и надолго. Можешь мне поверить. Он выдавливает из себя слабую улыбку, ставит на стол тарелку с яичницей и гренками и садится напротив меня. Я терзаюсь перед выбором: бросить ему эту яичницу в лицо или же подойти к нему и крепко его обнять. В конце концов я просто говорю ему «Спасибо!» и ем свой завтрак. Некоторое время спустя я снова спускаюсь на первый этаж, уже приняв душ и надев ту одежду, в которой пойду на собеседование. Папа бросает на меня удивленный взгляд, когда я захожу на кухню. – О господи! – говорит он. – Что со мной не так? – Ничего, – отвечает он. – Ты выглядишь совсем по-другому – только и всего. – Ты имеешь в виду, что обычно выгляжу так ужасно, что сразу же бросается в глаза, когда я стараюсь привести себя в порядок? Он пытается улыбнуться, но это ему не очень удается. – Я имею в виду, что я тебя с трудом узнаю. Ты похожа на секретаря. – Ну слава богу – я ведь и пытаюсь устроиться на работу секретарем. Папа начинает разгружать посудомоечную машину. – И эту одежду тебе тоже купил Ли? – Нет. Я купила ее сама. Мне потребуется такая одежда, если меня возьмут на работу. – Но такая одежда тебе не по карману. – Я буду зарабатывать больше, чем сейчас. – А как насчет того, чтобы вставать рано по утрам? Я закатываю глаза: – Ты изо всех сил стараешься меня отговорить, да? – Я всего лишь пытаюсь быть реалистом, Джесс. Я знаю, как сильно тебе не нравится вставать рано по утрам. – Но я с этим справлюсь, понятно? И может, иногда я буду оставаться на ночь у Ли. Раздается грохот: папа роняет несколько столовых приборов. Он снова поворачивается лицом ко мне: – События развиваются уж слишком быстро, Джесс. – Слишком быстро для кого? Лично мне движение на такой скорости очень нравится. – От нуля до шестидесяти за девять секунд – это отнюдь не нормальная манера вождения. – Это что еще такое? Инструктаж по поводу того, как водить машину, в программе «Высшая передача»? Папа вздыхает и снимает с плеча кухонное полотенце. – Это совсем не то, чего ты хотела, Джесс. Как же твои мечты? Как же те удивительные художественные произведения, которые ты создавала в колледже? – Я выросла, папа. Я стала реалисткой. – И стала сильно зависимой от своего ухажера. Я, взглянув на него, чувствую, как мои глаза сузились от негодования: