Я тянусь к ней и обнимаю ее. Мы с ней обнимались именно так до того, как это все произошло. Хотя нет, не совсем так: я сейчас обнимаю ее намного крепче. – Спасибо, – говорю я. – Я имею в виду, за то, что ты здесь. – Друзья для того и нужны, – говорит она. – Спасибо за все, что ты для меня сделала. Она улыбается мне и вытирает своими длинными пальцами слезы в уголках своих глаз. – Хочешь, съездим в Лидс в субботу? – спрашивает она. Я, прежде чем ответить, колеблюсь. Я ведь уже долго не бывала нигде, кроме своего дома и больницы. – Да, – говорю я. – Да, это было бы замечательно. Папа будет рад – я это знаю. Он подумает, что это означает, что мне уже лучше. Что я снова становлюсь нормальной. Но я уже и понятия не имею, что это значит – быть нормальной. Когда меня спросят, стало ли мне лучше, не знаю, что я им отвечу. Лучше, чем что? Лучше, чем мне было несколько месяцев назад, – да. Лучше, чем мне было до того, как умерла мама, – такого просто не может быть. Я не думаю, что мне стало лучше. Врач сказал, что не существует таких понятий, как «нормальное» и «ненормальное», и что психическое здоровье представляет собой континуум – линию, вдоль которой мы все движемся в различные моменты нашей жизни то выше, то ниже. И бóльшую часть этого времени нам удается избегать серьезных неприятностей. Только иногда мы ударяемся в буферы на одной из границ. И то, что мы, возможно, в конце концов удаляемся от этих буферов, еще не означает, что потом у нас все всегда будет в порядке. Но это также не означает и то, что мы всегда будем чокнутыми. Мы просто опять движемся вдоль этой линии, пытаясь найти себе место и толкаясь рядом со всеми теми, кто считает себя нормальным. Анджела Вторник, 21 марта 2017 года Она лежит неподвижно на полу. Я несколько секунд боюсь к ней даже прикасаться, с ужасом думая, что она, наверное, уже мертвая. Потому что если она и в самом деле мертвая, то убила ее, получается, я. Убила ее и своего внука. Мне становится очень страшно. Как я объясню все это Ли? Меня начинает сильно трясти. Она издает какой-то звук. Звук этот очень тихий, но он дает мне понять, что она жива. – О-о, слава Богу!.. – говорю я, опускаясь на колени на пол ванной рядом с ней. Полотенце, в которое она куталась, разошлось, и из него торчит ее огромный живот. Она, падая, как-то умудрилась повернуться и упасть на спину. Я при этом ничего не сделала. Я стояла, словно окаменев. Меня парализовал страх – страх не из-за того, что она на моих глазах умрет, а из-за того, что я потеряю своего внука. Я смотрю, есть ли где-нибудь кровь, и не вижу ее нигде. Я ковыряюсь в своей памяти, пытаясь вспомнить, что же в подобной ситуации надлежит делать. Мне, видимо, следует попытаться повернуть ее на бок, но я не уверена, можно ли мне сейчас ее как-то двигать. И я боюсь, что это может оказаться неправильным, что это может только все ухудшить. Она слегка двигает головой. Через пару секунд ее тело охватывает судорога и она издает пронзительный крик. Затем она открывает глаза, и я по их выражению понимаю, что она в сознании. – «Г», – еле слышно говорит она. – Он лезет наружу. Я вскакиваю и бегу в коридор, где оставила свою сумку, когда увидела ее чемодан. Я достаю телефон и набираю «999»[38]. Я еще никогда не набирала этот номер. Мои руки дрожат, когда мне отвечают с другого конца линии. – Скорая помощь, – говорю я, когда меня спрашивают, какая служба мне нужна. Пока я жду, когда меня соединят со службой скорой помощи, из ванной доносится еще один крик. – Я звоню по поводу своей невестки, – говорю я, когда мне наконец снова отвечают с другого конца линии. – Она на девятом месяце беременности, и она очень неудачно упала. Она говорит, что ребенок уже вот-вот родится. Я сообщаю адрес и, услышав, как она снова закричала, бегу в ванную. – Все в порядке, – говорю я ей. – Скорая помощь уже едет. – Папа… – говорит она. – Позвоните папе! Скажите ему, чтобы он приехал в больницу. – А Ли? Она отрицательно качает головой: – Пусть приедет папа. Я иду обратно в коридор и делаю то, о чем она меня попросила. Когда Джо отвечает на мой звонок, голос у него удивленный. – Привет, Анджела. Все в порядке? – Я по поводу Джесс, – говорю я. – У нее начались схватки. – Но это же должно произойти только через три недели. – Она упала, – говорю я. – Поскользнулась в ванной. Сюда уже едет скорая помощь. Ее отвезут в «Джимми» – ну, то есть в больницу Святого Джеймса. Она хочет, чтобы вы приехали туда. – С ней все нормально? – спрашивает Джо. – Не знаю, – говорю я. – Ждем, когда приедут парамедики. Вы езжайте прямо в «Джимми», в родильное отделение. Я могу себе представить, какое у Джо сейчас лицо и как он бросился к своему автомобилю. Она ведь его дочь. Она – единственное, что у него осталось. Она и ее малыш. Я знаю, какие Джо испытывает чувства. Они мне знакомы. Я иду обратно в ванную, снимаю с крючка на тыльной стороне двери домашний халат и укрываю им ее. – Он уже поехал в больницу, – говорю я. Она кивает, а затем ее лицо искривляется и она снова кричит. Я беру ее за руку, но она ее отдергивает. – Старайся глубоко дышать, – говорю я. – Старайся все это замедлить. Она морщится. Я задаюсь вопросом, следует ли мне попытаться ее приподнять, но решаю, что пусть уж лучше это сделают парамедики. Я все еще не знаю, ушиблась ли она при падении или нет. Я не хочу еще больше осложнить ситуацию. Я и так уже ее сильно усложнила. Я слышу, как раздается сигнал домофона. Я бегу в коридор, снимаю трубку, говорю им подниматься на лифте и нажимаю кнопку, чтобы отпереть дверь подъезда. Я жду, когда они доедут до нашего этажа. – Сюда! – кричу я. – Она здесь. Они вбегают. У одного из них – кресло на колесиках. Он оставляет его в коридоре. Я открываю для них дверь ванной. Когда они заходят, Джесс снова издает крик. – Все в порядке, милая, – говорит тот из них, который постарше, наклоняясь над Джесс и осматривая ее. – Мы моментально доставим вас в больницу. Мне просто нужно убедиться, что вы себе ничего не сломали и что нет серьезного ушиба. Он слегка приподнимает ее и, засунув руку под нее, ощупывает ее позвоночник и надавливает на нижнюю часть спины. Затем он просит ее пошевелить пальцами ног, и она делает это. – Она теряла сознание? – спрашивает он, повернувшись ко мне. – Нет. Думаю, что не теряла. Он переводит взгляд на ее глаза и просит ее следить за ее пальцем, который он начинает водить из стороны в сторону. Затем он ощупывает ее шею и ключицы, после чего достает стетоскоп. – Он, возможно, немножко холодный, – говорит он. Он прикладывает стетоскоп к ее животу и передвигает его туда-сюда, а затем останавливается и прислушивается. – С ним все в порядке? – хныкающим голосом спрашивает она. – Да, – отвечает он. – С ним все хорошо. Мы сейчас вас приподнимем, посадим в кресло на колесиках и отвезем в больницу. Согласны? Она кивает и, схватив себя руками за живот, стонет. Парамедики становятся с обеих сторон от нее и приподнимают ее. Полотенце падает. Я бросаюсь к ней и укрываю ее домашним халатом, стараясь прикрыть ее интимные места. Парамедики берут ее под руки и осторожно перемещают в коридор. Я подкатываю кресло на колесиках и наблюдаю за тем, как они медленно усаживают ее в кресло. – Вы с ней едете? – спрашивает тот парамедик, который постарше. Я, еще не успев ничего ответить, вижу, как Джесс отрицательно качает головой. – Нет, – тихо говорю я. – Туда к ней приедет ее отец. Ей понадобится ее чемодан с личными вещами. Он – вон там, – говорю я, показывая на стоящий в коридоре чемодан. Второй парамедик берет его. – Ой, и еще кое-что, – говорю я, направляясь бегом в детскую и возвращаясь с автолюлькой. – Хотите, чтобы я вам помогла? – спрашиваю я. – Нет, спасибо, – говорит он, беря ее у меня. – Я справлюсь и сам. Джесс снова вскрикивает. – Ну все, – говорит тот, который постарше, – уже везем вас в больницу. Я смотрю, как они выкатывают ее на кресле из квартиры и закатывают в лифт. Я закрываю дверь, поворачиваюсь и иду в детскую. Там я начинаю плакать, опустившись на пол и схватив плюшевого медвежонка, которого я купила для своего внука. Внука, которого я уже не знаю, увижу ли когда-нибудь. ЛИЧНОЕ СООБЩЕНИЕ Анджела Гриффитс