Добрых двадцать минут я сидела, уставившись на письмо – наглядное свидетельство тому, что мне это все не приснилось. Потом встала, приняла душ, налила себе кружку крепкого кофе и набрала ответ. Не будет никакого вреда, если я соглашусь на интервью, сказала я себе. Все равно при наличии кучи высокопрофессиональных кандидатов из Нью-Йорка эта работа мне не светит. Но попытка не пытка. И помимо всего прочего, очень полезный опыт. По крайней мере, я смогу считать, что не сижу сложа руки, а двигаюсь вперед. Прежде чем уйти на работу, я осторожно взяла письмо Уилла с прикроватной тумбочки. Прижалась к бумаге губами, затем аккуратно сложила и снова убрала в ящик. Спасибо тебе, мысленно поблагодарила я Уилла. На этой неделе наша группа психологической поддержки присутствовала в несколько урезанном составе. Наташа уехала отдыхать, так же как и Джейк. Последнее меня порадовало, но одновременно и чуть-чуть расстроило, чего я решительно не могла понять. Темой нашей сегодняшней встречи было «Если бы я мог повернуть время вспять», поэтому Уильям с Сунилом на радостях битых полтора часа мурлыкали и насвистывали разные вариации песни Шер. Я слушала, как Фред жалеет, что проводил слишком много времени на работе, а Сунил сетовал на то, что не успел по-настоящему сблизиться со своим братом («Ведь всем кажется, что их родные вечно будут рядом, да? Но неожиданно оглянешься, а их уже нет»), и у меня невольно возник вопрос: стоило ли вообще приходить сюда сегодня? Пару раз в моей душе затеплилась надежда, что группа способна реально помочь. Однако по большей части мне казалось, что наши встречи – пустая трата времени, когда абсолютно чужие люди за неимением другой компании часами жалуются на жизнь. Наверное, я просто не в том настроении, решила я. Не было ни сострадания, ни ощущения родства душ. Я чувствовала себя усталой и раздраженной, от сидения на неудобном пластиковом стуле жутко разболелось бедро, и я решила, что пользы для моего психического здоровья от этих встреч не больше, чем от просмотра сериала «Жители Ист-Энда» по телику. Плюс печенье действительно оказалось отвратным. Линн, мать-одиночка, поведала нам, как поссорилась из-за пары спортивных штанов со своей старшей сестрой за два дня до ее смерти. – Я обвинила ее в том, что она взяла мои штаны, так как она вечно таскала у меня вещи. А она, как обычно, заявила, что я ошибаюсь. – (Марк терпеливо ждал, а я думала о том, что неплохо было бы принять обезболивающее.) – А потом ее сбил автобус, и все было кончено. Я увидела ее снова уже в морге. И когда я стала рыться в шкафу в поисках темной одежды для похорон, угадайте, что я там нашла? – Штаны от спортивного костюма, – подал реплику Фред. – Очень тяжело, когда остаются нерешенные проблемы, – произнес Марк. – Мне кажется, чтобы не травмировать собственную психику, иногда полезнее смотреть на вещи шире. – Ну да. Можно любить кого-то и в то же время обматерить его, если он взял твои спортивные штаны, – философски заметил Уильям. Сегодня мне не хотелось говорить. Ведь я пришла сюда исключительно ради того, чтобы не сидеть в одиночестве в угнетающей тишине своей квартиры. Но если так и дальше пойдет, то я вполне могу стать одной из тех неадекватных особ, которые настолько нуждаются в общении, что начинают заговаривать с попутчиками в поезде или по десять минут выбирают какую-нибудь ерунду в ближайшем магазинчике и еще дольше расплачиваются за сделанную покупку. Я настолько углубилась в размышления о том, не является ли символичным то, что я совсем недавно обсуждала с Самиром из углового магазина достоинства своего бандажа, что пропустила мимо ушей слова Дафны о том, как бы ей хотелось прийти в тот день с работы на час раньше, и не сразу обнаружила, что Дафна сидит рядом со мной, вся в слезах. – Дафна? – Простите, ради бога. Это самое «если бы» не выходит у меня из головы. Если бы я не остановилась поболтать с дамой из цветочного киоска. Если бы я не провозилась с дурацким гроссбухом и пришла бы с работы пораньше. Если бы я вернулась вовремя, быть может, сумела бы его уговорить не делать того, что он сделал. Быть может, я смогла бы доказать ему, что жизнь – хорошая штука. Марк передал мне коробку с бумажными салфетками, и я осторожно положила ее Дафне на колени. – Дафна, а твой муж прежде пытался свести счеты с жизнью? Она кивнула и громко высморкалась. – Несколько раз. У него с юных лет отмечались приступы «хандры», как мы это называли. И когда такое случалось, я старалась не оставлять его одного, потому что мне начинало казаться, будто он меня не слышит. И не имело абсолютно никакого значения, что я говорила. Поэтому я часто сказывалась больной и оставалась с ним дома, чтобы хоть чуть-чуть развлечь его. Понимаете? Делала его любимые сэндвичи. Сидела рядом с ним на диване. Конечно, ничего такого особенного. Но я пыталась показать ему, что я с ним. Наверное, именно поэтому я, в отличие от других девушек, так и не получила повышения на работе. Видите ли, мне постоянно приходилось отпрашиваться. – Депрессия – крайне тяжелая вещь. И не только для того, кто ею страдает. – А он принимал лекарства? – Ох нет. Депрессия у него была… другой природы. Биохимия… тут ни при чем. – А ты уверена? Я хочу сказать, что депрессия не всегда поддается диагностике. Минуту-другую Дафна сидела, отрешенно уставившись в пол, а затем резко вскинула голову: – Он был гомосексуалистом. – Дафна, слегка раскрасневшаяся, смотрела на нас в упор, словно предостерегая от лишних комментариев. Она произнесла это слово отчетливо и по слогам. – Я никому об этом не рассказывала. Но он действительно был гомосексуалистом. Отсюда и его депрессия. Но он был таким хорошим человеком и не хотел причинять мне боль. Поэтому он и не пытался… устраивать свои дела на стороне. Наверное, боялся, что я буду его стыдиться. – Дафна, а с чего ты взяла, что он был геем? – Нашла кое-какие вещи. Однажды, когда искала его галстук. Эти самые журналы. Где мужчины занимаются любовью с мужчинами. В нижнем ящике. Вряд ли нормальный мужчина стал бы держать подобные журналы. Фред слегка напрягся. – Конечно нет, – сказал он. – Я никогда не упоминала об этих журналах, – продолжила Дафна. – Просто засунула их обратно туда, где они лежали. С тех пор все сразу встало на место. Он никогда не был особо охоч до секса. Но я считала, что мне повезло. Понимаете? Потому что я тоже не охотница до этого дела. Наверное, виноваты монахини. После их нравоучений только при одной мысли о сексе ты сразу чувствовала себя грязной. Поэтому, выйдя замуж за славного человека, который не пытался чуть что затащить меня в постель, я решила, будто я счастливейшая женщина на свете. Конечно, я не отказалась бы обзавестись ребятишками… Это было бы чудесно. Но… – вздохнула Дафна, – мы никогда особо не говорили о таких вещах. В наши дни это было как-то не принято. А сейчас… я жалею, что мы этого не сделали. Оглядываясь назад, я думаю: какая напрасная трата времени. – Так ты считаешь, если бы вы тогда поговорили по душам, то что-нибудь изменилось бы? – Ну, теперь совсем другие времена, разве нет? Сейчас нормально быть гомосексуалистом. Мой знакомый из химчистки гомосексуалист, и он такой милый человек. Да, мне наверняка было бы больно расстаться с мужем, но если он страдал из-за того, что чувствовал себя загнанным в угол, тогда… я бы отпустила его. Непременно. Я никогда не хотела никого загонять в угол. Мне просто хотелось, чтобы он стал немножко счастливее. Лицо Дафны сморщилось, и я поспешила ее обнять. Волосы у нее пахли лаком и тушеной бараниной. – Ну будет, будет тебе, старушка. – Фред неловко потрепал Дафну по плечу. – Уверен, он знал, что ты всегда желала ему только добра. – Фред, ты действительно так думаешь? – Голос Дафны дрожал. Фред уверенно кивнул: – Да. И ты совершенно права. Тогда все было иначе. Тебе не в чем себя винить. – Дафна, это очень мужественно с твоей стороны поделиться с нами своей историей. Спасибо, – сочувственно улыбнулся Марк. – И я искренне восхищаюсь твоей способностью взять себя в руки и двигаться дальше. Иногда, чтобы просто пережить очередной день, нужно приложить нечеловеческие усилия. Когда я опустила глаза, то обнаружила, что Дафна взяла меня за руку. Ее пухлые пальцы переплелись с моими. Я ответила ей нежным пожатием. И, даже не успев толком подумать, я начала говорить: – Я тоже сделала нечто такое, что хотела бы изменить. – (И все тотчас же подняли на меня глаза.) – Я познакомилась с дочерью Уилла. Она возникла словно из ниоткуда, и я решила, что это поможет мне примириться с его смертью, но в результате я чувствую себя так, будто… Все дружно уставились на меня. Фред сделал удивленное лицо. – Что?! – А кто такой Уилл? – спросил Фред. – Ты вроде говорила, что его зовут Билл. И я даже слегка обмякла на своем жестком стуле. – Уилл и есть Билл. Просто раньше мне не хотелось произносить его имя вслух. По залу пробежал тихий ропот. Дафна похлопала меня по руке: – Не волнуйся, дорогая. Это ведь просто имя. В предыдущей группе у нас была женщина, которая вообще все придумала. Она говорила, будто ее ребенок умер от лейкемии. А оказалось, что у нее дома даже золотой рыбки никогда не было. – Все нормально, Луиза. Ты можешь с нами об этом поговорить. Марк наградил меня своим особым выразительным взглядом. Я ответила ему сдержанной улыбкой, дав понять, что его посыл принят. И что Уилл не был золотой рыбкой. Какого черта! – подумала я. Моя жизнь запутана не больше, чем у других. И тогда я им все рассказала. Рассказала о появлении Лили и о том, что я рассчитывала найти с ней контакт и способствовать воссоединению семьи, которое бы всех осчастливило, и как меня расстроила собственная наивность. – У меня такое чувство, будто я подвела Уилла. Всех подвела. В очередной раз, – призналась я. – А теперь Лили ушла, и я не устаю спрашивать себя, что можно было бы сделать по-другому, но, в сущности, просто боюсь посмотреть правде в глаза. Ведь у меня не хватило ни силы духа, ни смелости взять все под контроль и как-то исправить. – Но твои вещи! Они ведь украли твои драгоценности! – Дафна накрыла мою руку своей мягкой влажной ладошкой. – Ты имела полное право рассердиться. – То, что у нее не было отца, еще не дает ей права вести себя как последняя сучка, – сказал Сунил. – Ну, вообще-то, с твоей стороны было уже очень мило пустить ее пожить. Я бы не рискнула, – заметила Дафна. – Луиза, а как, по-твоему, поступил бы на твоем месте ее отец? – Марк налил себе очередную чашку кофе, и я вдруг пожалела, что у нас нет ничего покрепче. – Не знаю, – ответила я. – Но у него был дар брать все под свой контроль. И это притом что он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Он бы нашел способ заставить ее перестать валять дурака. Так или иначе, он сумел бы привести ее в чувство. – А ты, часом, не идеализируешь его? – засомневался Фред. – На восьмой неделе занятий мы все занимаемся идеализацией. Ведь я тоже делаю из Джилли чуть ли не святую. Правда, Марк? И я забыл, что в душе она вечно вешала свои чулки на кронштейн для занавески, чем доводила меня до бешенства. – Возможно, отец твоей Лили не смог бы ей ничем помочь. Откуда тебе знать. Возможно, они вообще не переносили бы друг друга. – Судя по всему, у этой юной леди очень непростой характер, – произнес Марк. – И мне кажется, ты дала ей столько шансов, сколько смогла. Но, Луиза… иногда двигаться дальше означает в том числе и то, что мы должны себя как-то защищать. И быть может, подсознательно ты это поняла. Если Лили вносит в твою жизнь хаос и негатив, то в данный момент ты, возможно, приняла единственно верное решение. – О да. – Все члены нашей группы дружно закивали. – Не казни себя. Ты ведь живой человек. Они были такими милыми и так сочувственно мне улыбались, явно желая меня подбодрить. И я им почти поверила. Во вторник я предупредила Веру, что отлучусь на десять минут, туманно намекнув на женские проблемы, и она кивнула, словно желая дать мне понять, что женская жизнь – это одни сплошные проблемы, и пробормотала, что после непременно расскажет мне о своих фибромах. И вот, прихватив с собой ноутбук, я поспешила в женский туалет – единственное место, где Ричард не мог меня достать. Набросила поверх униформы блузку, положила ноутбук возле раковин и подключилась к бесплатному в течение тридцати минут аэропортовскому Интернету, усевшись прямо напротив экрана. Звонок скайпа мистера Гупника раздался ровно в пять часов, когда я только-только успела стащить с головы кудрявый парик ирландской танцовщицы. И хотя я видела лишь пиксельное изображение лица Леонарда Гупника, я могла смело сказать, что он богат. Великолепно постриженные волосы цвета перца с солью. Даже на моем маленьком экране мистер Гупник выглядел очень властным, и говорил он, не тратя лишних слов. Ну а кроме всего, у него за спиной на стене висели в золоченых рамах картины старых мастеров. Он не стал спрашивать о моих школьных оценках, квалификации или резюме и почему я стою на фоне сушилки для рук. Он проглядел какие-то бумаги, а затем поинтересовался, в каких я отношениях с Трейнорами. – В хороших! Не сомневаюсь, они дадут мне рекомендации. В любом случае я с ними вскоре увижусь. Мы отлично ладим, несмотря на прискорбные обстоятельства… – Окончания вашей службы у них. – У него был низкий голос уверенного в себе человека. – Да, Натан рассказал мне о той ситуации. Оказаться впутанной в такую историю – вещь не слишком приятная. – Да, вы правы, – замявшись, ответила я. – Но я горжусь, что была частью жизни Уилла. Он явно взял себе на заметку мои слова.