– Ах это. Просто платье. – Я думал, ты работаешь в тематическом баре. Где одеваются секретаршами. Или, возможно, французскими горничными, – заметил Фред. – Фред, у тебя только одно на уме. – Вы не понимаете. В моем возрасте фраза «куй железо, пока горячо» приобретает особую актуальность. У меня, может, вообще больше никогда не встанет. Ну, может, эрекций двадцать еще и осталось, но не больше. – Ну, хорош ныть. Ведь среди нас есть кое-кто, кому вообще не довелось встретить мужика с настоящей эрекцией, – не выдержала Дафна. Мы замолчали, чтобы дать Фреду и Дафне вволю похихикать. – А как насчет твоего будущего? Похоже, в твоей жизни большие перемены, – обратился ко мне Марк. – Ну… на самом деле мне предложили другую работу. – Да неужели? Я услышала сдержанные аплодисменты и невольно покраснела. – Если честно, я решила отказаться. Но у меня все отлично. Сам факт приглашения на работу уже создает ощущение движения вперед. – А что это была за работа? – заинтересовался Уильям. – Да так, кое-что в Нью-Йорке. Все дружно уставились на меня. – Ты получила предложение из Нью-Йорка?! – Да. – Оплачиваемой работы?! – Да. Плюс жилье, – тихо сказала я. – И тебе больше не придется носить это жуткое блестящее зеленое платье?! – Не уверена, что неудачный прикид – это серьезная причина для эмиграции. – Я весело рассмеялась, но, когда меня никто не поддержал, добавила: – Ой, ну дался вам этот Нью-Йорк! У Линн даже слегка отвисла челюсть. – «Нью-Йорк, Нью-Йорк»[25], да? – Но вы ведь всего не знаете. Я не могу уехать прямо сейчас. Мне еще надо разобраться с Лили. – С дочерью твоего бывшего работодателя? – нахмурился Джейк. – Он был для меня больше, чем просто работодатель. Но да. – Луиза, а у нее что, нет собственной семьи? – участливо спросила Дафна. – Есть, но все очень запутанно. Члены нашей группы удивленно переглянулись. И тут Марк, положив блокнот на колени, решил окончательно добить меня сакраментальным вопросом: – Луиза, скажи, как ты думаешь, ты хоть что-нибудь вынесла из наших занятий? Я получила посылку из Нью-Йорка: пачку документов, с иммиграционными и медицинскими формами, к которой был прикреплен лист кремовой почтовой бумаги с официальным приглашением мистера Леонарда М. Гупника на работу в его семье. Запершись в ванной, я прочла письмо, потом перечитала его еще раз, перевела зарплату в фунты, грустно вздохнула и дала себе обещание не проверять адрес мистера Гупника в «Гугле». После того как я набрала адрес в «Гугле», мне с трудом удалось преодолеть острое желание лечь на пол в позе эмбриона. Но я взяла себя в руки, выпрямилась, спустила воду в унитазе (на случай, если у Лили возникнут вопросы, почему я застряла в ванной), отнесла бумаги в спальню и засунула в выдвижной ящик кровати, твердо обещав себе о них забыть. В тот вечер Лили постучалась ко мне незадолго до полуночи. Можно мне остаться у тебя? Мне совсем не хочется возвращаться к маме. Конечно, живи у меня сколько хочешь. Она легла с другого края кровати, свернувшись калачиком. Когда она заснула, я накрыла ее одеялом. Дочь Уилла нуждалась во мне. Все было просто как дважды два. И что бы там ни говорила моя сестра, я была ему должна. И только так я могла доказать, что я все же не совсем никчемная. И могу что-то для него сделать. А конверт из Нью-Йорка свидетельствовал о том, что я к тому же способна получить достойную работу. И это уже прогресс. У меня появились друзья и даже кто-то вроде бойфренда. И это тоже прогресс. Я не отвечала на звонки Натана и удаляла его голосовые сообщения. Еще день-два – и я все ему объясню. Что ж, это еще, конечно, не настоящий план, но, по крайней мере, руководство к действию. Сэм собирался прийти во вторник. В семь он отправил сообщение, что задержится. Еще одно – в четверть девятого, где писал, что не знает, когда появится. Весь день я была как на иголках, борясь с приступами уныния из-за отсутствия работы, с тревогами по поводу оплаты счетов и тяжелыми мыслями на тему, каково это – целый день сидеть взаперти в квартире с человеком, которому некуда идти и которого я, в свою очередь, не хотела оставлять в одиночестве. В половине десятого зазвонил домофон. Это был Сэм, все еще в униформе. Я впустила его в дом и вышла ему навстречу в коридор. Наконец Сэм появился на лестничной площадке и, понурившись, направился ко мне. Его лицо было землистым от усталости, от него исходила какая-то странная, тревожная энергия. – А я уж думала, ты никогда не придешь. Что случилось? Ты в порядке? – Меня вызывали на дисциплинарную комиссию. – Что?! – Другая бригада заметила нашу «скорую» возле твоего дома в тот день, когда мы встречались с Гарсайдом. И доложила начальству. И я не смог толком объяснить, почему мы отклонились от запланированного маршрута. – Ну и чем все закончилось? – Я наврал, будто кто-то там выбежал нам навстречу и попросил о помощи. А в результате оказалось, что все это розыгрыш. Слава богу, Донна меня прикрыла. Но они не слишком довольны. – Надеюсь, все не так страшно, да? – К тому же медсестра из регистратуры отделения экстренной медицинской помощи, как оказалось, спросила Лили, откуда та меня знает. И Лили ответила, что я однажды подвозил ее домой от ночного клуба. Я в ужасе прижала руку ко рту: – И что все это может значить? – Пока меня поддерживает профсоюз. Но если они нароют какой-нибудь компромат, меня уволят. Или еще хуже. – У него на лбу залегла глубокая морщина, которой я раньше не замечала. – Сэм, это все из-за нас. Прости. – Откуда ей было знать, – покачал головой Сэм. Я собиралась сделать шаг навстречу, обнять Сэма, уткнуться ему в грудь. Но что-то меня удержало: неожиданное, непрошеное воспоминание об Уилле, отворачивающемся в сторону, несчастном и замкнувшемся в своей скорлупе. Я замялась и на секунду позже, чем следовало, дотронулась до руки Сэма. Он опустил глаза, нахмурился, у меня вдруг возникло неприятное чувство, будто он прочел мои мысли. – Но ты в любой момент можешь все бросить и заняться разведением цыплят. Достроить дом. – Я слышала, как неестественно звучит мой голос. – Ведь у тебя столько возможностей! У такого человека, как ты. Ты можешь заняться чем угодно. Мы продолжали неловко топтаться в коридоре. – Ладно, я, пожалуй, пойду. Ой! – Он протянул мне пакет. – Кто-то оставил у двери. Сомневаюсь, что в вестибюле твоего дома он пролежит слишком долго. – Может, все же зайдешь? Ну пожалуйста. – Я взяла из рук Сэма пакет, чувствуя, что в очередной раз оказалась не на высоте. – Позволь угостить тебя своей ужасной стряпней. Ну давай же. – Нет, я лучше пойду домой. И, не дав мне открыть рот, он резко повернулся и пошел обратно по коридору. Я следила из окна за тем, как он, ссутулившись, идет к мотоциклу, и на меня вдруг опустилась тень воспоминаний. Не подходи слишком близко. А потом я вспомнила слова Марка в заключение последнего занятия. Вы скорбите, и ваш встревоженный мозг просто реагирует на выброс кортизола[26]. Поэтому ваш страх подпустить к себе кого-то слишком близко вполне естествен. Иногда мне казалось, что у меня в голове, в каждом полушарии, поселилось по мультяшному советнику, которые постоянно спорят друг с другом. Лили я нашла в гостиной перед телевизором. – Это был Сэм со «скорой»? – спросила она. – Угу. Она снова повернулась к экрану телевизора, но тут ее внимание привлек пакет. – А это что такое? – Оставили внизу. Адресовано тебе. Она подозрительно уставилась на пакет, словно ожидая очередного неприятного сюрприза. Затем разорвала обертку и извлекла альбом для фотографий в кожаном переплете, где на обложке значилось: «Для Лили (Трейнор)». Лили медленно открыла альбом; на первой странице, под папиросной бумагой, была черно-белая фотография младенца. Внизу – сделанная от руки надпись: Твой отец весил 9 фунтов 2 унции. Я негодовала, что он такой большой, поскольку мне обещали чудесного маленького ребеночка! Он был капризным младенцем и не давал мне ни минуты покоя. Но когда он улыбался… Ох! Старушки специально переходили через дорогу, чтобы ущипнуть его за щечку (он этого, естественно, терпеть не мог).