В начале мая удача отвернулась и от японцев. Теперь хорошо поработали русские минеры – им удалось подорвать два японских броненосца, но почти 40 тысяч солдат Второй армии уже двигались на Порт-Артур. К концу месяца город был полностью обложен. Железнодорожное сообщение с Маньчжурией прервалось. Осаждать город осталась Третья армия генерала Ноги, а генерал Оку двинулся на север, чтобы преградить путь Куропаткину. Первая попытка прорыва к Порт-Артуру с внешней стороны произошла в июне. Теперь силы были почти равны, и все равно наступление корпуса генерала Штакельберга оказалось неудачным. Деблокировать осажденный город не удалось – наоборот, основной армии пришлось отойти еще дальше. Отступление с боями продолжалось и впоследствии. Видя, как силен оказался противник, осторожный Куропаткин не торопился с генеральным сражением. По спешно достраиваемому Транссибу (работы завершились в июле) из метрополии сплошным потоком шли эшелоны с подкреплениями. В августе произошло три больших сражения: одно на море и два на суше. Тихоокеанская эскадра попыталась вырваться из Порт-Артура, но потерпела поражение в бою с японским флотом и была вынуждена повернуть обратно, причем опять погиб командующий (адмирал Витгефт – от прямого попадания снаряда в рубку). Но безуспешен оказался и ночной штурм города, предпринятый японцами. Генерал Ноги понес огромные потери и был вынужден перейти к позиционной осаде. Однако судьба Порт-Артура решалась не на подступах к городу, а в Маньчжурии, где Куропаткин наконец достиг некоторого численного преимущества над японцами и решился остановить их наступление. Битва, в которой с обеих сторон участвовало почти 300 тысяч человек, развернулась у города Ляоян и длилась полторы недели. В конце концов маршал Ояма переманеврировал Куропаткина и, создав угрозу левому флангу русской армии, заставил ее откатиться еще дальше на север, к Мукдену. В сентябре повторилась та же ситуация. Генерал Ноги вновь попробовал – и не смог – взять Порт-Артур; генерал Куропаткин, получив новые подкрепления, попытался разбить Ояму на реке Шахэ – и тоже потерпел неудачу. Японцы устояли. К этому времени стало окончательно ясно, что и расчеты русских на «маленькую победоносную войну», и расчеты японцев на эффективность упреждающего удара провалились. Война будет долгой и тяжелой. В октябре Ноги опять безуспешно штурмовал Порт-Артур, но в результате четвертого приступа, пришедшегося на начало декабря, японцы захватили господствующую над рейдом гору и смогли расстрелять корабли эскадры, а потом захватили всю восточную укрепленную линию обороны. В этих условиях – без снабжения, без надежды на помощь извне, под беспрестанным артиллерийским огнем, на который уже нечем было отвечать, – командир гарнизона Стессель повел переговоры об условиях капитуляции. Из первоначального состава в строю к этому времени оставалась едва одна пятая гарнизона. Японцы, потерявшие у стен Порт-Артура около ста тысяч солдат (у генерала Ноги погибли оба сына), отнеслись к Стесселю как к герою, но на родине генерал будет опозорен, отдан под суд и приговорен к десятилетнему заключению. Военные итоги года для России были ужасны, но не лучше обстояли и дела внутри страны. Первоначальный патриотический энтузиазм продержался очень недолго – его развеяли досадные вести с войны. Вину за неудачи Общество, как обычно в подобных ситуациях, возлагало на правительство и правителя. Если в феврале авангард Общества, земцы-конституционалисты, призывали соотечественников поддержать войну, то летом разразился нешуточный скандал: удар по патриотизму нанес высочайший этический авторитет Лев Толстой. Писатель опубликовал – что было особенно неприятно, в английской газете (русская, впрочем, и не напечатала бы) – письмо под названием «Одумайтесь», в котором излагалась чрезвычайно непатриотичная идея о том, что смысл человеческой жизни не в следовании русским, китайским или японским интересам. «Если есть Бог, то Он не спросит меня, когда я умру (что может случиться всякую секунду), отстоял ли я Юнампо с его лесными складами, или Порт-Артур, или даже то сцепление, называемое русским государством, которое Он не поручал мне, а спросит у меня: что я сделал с той жизнью, которую Он дал в мое распоряжение, употребил ли я ее на то, что она была предназначена?». Проправительственная пресса, разумеется, стала выяснять, на чью мельницу льет воду его сиятельство, публикуясь во враждебной прессе. «Московские ведомости» возмущенно писали: «…Гр. Толстой – противник войны; но он давно уже перестал быть Русским, с тех пор, приблизительно, как он перестал быть православным… Если он еще живет в пределах России, то это объясняется лишь великодушием Русского Правительства, чтущего еще бывшего талантливого писателя Льва Николаевича Толстого, с которым теперешний старый яснополянский маньяк и богохульник ничего общего, кроме имени, не имеет». Капитуляция Порт-Артура. Журнал «Ле пти журналь» Однако у Общества толстовский демарш протеста не вызвал. К этому времени оно уже вернулось обратно, в оппозиционное русло. Поворотным моментом стало убийство ненавидимого интеллигенцией Плеве. 15 (28) июля министра подорвал бомбой эсер Созонов. Не только революционеры, но и либералы встретили террористический акт рукоплесканиями. После долгих колебаний царь назначает министром князя Святополк-Мирского, который намерен действовать «пряником». Поддержка Общества правительству необходима – как уже говорилось, к этому времени стало ясно, что война будет долгой и тяжелой, внутреннего разлада допустить нельзя. Убийство Плеве. Журнал «Ле патриот иллюстре» В главке «Брожение» я рассказывал, что смена внутриполитического курса привела не к согласию, а к еще большей политизации Общества. Военные неудачи, следовавшие одна за другой, укрепляли обычное для кризисной ситуации настроение «так жить нельзя». Рабочие бастовали, интеллигенция почти не таясь создавала политические союзы, боевики готовили новые покушения. Из важных событий невоенного и неполитического свойства нужно упомянуть два, одно печальное и одно радостное. Пятнадцатого июля умер Антон Чехов, немного не дожив до звездного часа той самой интеллигенции, которую он так любил и над которой так зло смеялся (и то, и другое она вполне заслуживала). Двенадцатого августа вся страна ликовала, потому что у самодержца наконец родился сын. Старшие дети, четыре девочки, согласно закону о престолонаследии, учрежденному Павлом I, на корону претендовать не могли, и до этого дня наследником считался царский брат Михаил. Уже в двухмесячном возрасте обнаружилось, что маленький Алексей унаследовал гемофилию, переданную по материнской линии. От этой болезни только что скончался двоюродный брат цесаревича, четырехлетний немецкий принц Генрих. Лечить наследника сможет только «святой человек» Григорий Распутин. Тысяча девятьсот пятый год В марте разразился Танжерский кризис, на время отвлекший внимание Европы от русских и японцев. Франция, в девятнадцатом веке захватившая Алжир и Тунис, теперь подбиралась к Марокко. Она уже договорилась с Англией, Италией и Испанией о разделе Северной Африки, но тут внезапно предъявила свои претензии Германия. Вильгельм II, виртуоз «монархической дипломатии», прибыл с внезапным визитом к марокканскому султану Абд аль-Азизу и предложил ему свою защиту. Дело было не только в протекторате над Марокко, стратегический замысел кайзера был намного обширней. Германский Генеральный штаб уже разработал «план Шлиффена», рассчитанный на быстрый разгром Франции, воюющей в одиночку. У России руки были связаны Дальним Востоком, оказать союзнице поддержку она не смогла бы. Это означало, что альянс развалится, а если Париж заупрямится – тем хуже для него. Возникла угроза большой европейской войны – первый раз в новом столетии. (Французы не пойдут на обострение, вопрос о контроле над Марокко «повиснет», франко-русский союз удержится, но несколько месяцев дипломатическая обстановка была нервозной.) Летом в Европе возник новый очаг напряженности – запахло войной в самом тихом углу континента, Скандинавии. Норвежский парламент проголосовал за разрыв унии со Швецией. В обеих частях бывшего единого королевства началась мобилизация. Но осенью скандинавы договорились между собой и поставили памятник в честь того, что сумели расстаться без войны. В начале XX века это действительно могло считаться серьезным поводом для гордости. (Сегодня, пожалуй, тоже.) Для России этот год был драматичным. Военные, революционные и общественные потрясения происходили беспрерывно, а иногда и одновременно. Начнем с войны. В конце января, через три недели после сдачи Порт-Артура, нанесшей тяжелейший удар по престижу России, главнокомандующий Куропаткин попытался разбить основные силы японцев (ими командовал маршал Ояма) близ маньчжурского городка Сандепу. Порт-артурская армия генерала Ноги еще не передислоцировалась с юга, и у русских имелось значительное численное преимущество, но Куропаткин, как обычно, был слишком осторожен, избегал рискованных маневров, и японцы устояли. Еще три недели спустя уже Ояма, к которому присоединились войска Ноги, перешел в наступление под Мукденом. Там состоялось самое крупное сухопутное сражение войны – вернее, целый каскад сражений, длившихся три недели на 150-километровом фронте. Силы сторон были примерно равны: 270 тысяч японцев против 280 тысяч русских, но у Куропаткина имелось полуторакратное преимущество в артиллерии. План маршала Оямы состоял в том, чтобы повторить германский маневр, примененный в 1870 году под Седаном (где Ояма в молодости был наблюдателем) – окружить противника с обоих флангов. Инициатива все время была у японцев. Они начали девятнадцатого февраля с атаки на восточное крыло русской армии; дождались, чтобы Куропаткин перекинул туда основные силы, и тогда обрушились на западный фланг обороняющихся. Тот попятился. Девятого марта рухнул и восточный фланг. Значительная часть русских войск оказалась в мешке и отступала по узкому коридору, расстреливаемая артиллерией. Седана не получилось, клещи не сомкнулись, и Куропаткину удалось вывести из котла костяк своей армии, но все же это было тяжелым поражением. Больше 20 тысяч солдат попали в плен. Однако огромные потери понес и Ояма. Его наступление остановилось. После Мукденской бойни, где в общей сложности было убито и ранено почти полтораста тысяч человек, военные действия на суше перешли в более или менее пассивную фазу. Японцы, во-первых, достигли поставленных задач, а во-вторых, не имели ресурсов для дальнейшего продвижения. Русские уже не решались на генеральное сражение, а наступать было некуда и незачем – Порт-Артур пал. Но оставалась надежда, что положение исправит флот. Еще в октябре прошлого года из Балтийского моря на Тихий океан отправились главные морские силы империи – эскадра вице-адмирала Рожественского: одиннадцать мощных броненосцев и десять крейсеров, сопровождаемые миноносцами и вспомогательными судами. Совершив беспрецедентный бросок в 33 тысячи километров, в конце мая балтийские корабли достигли Цусимского пролива, где их поджидала эскадра вице-адмирала Того. Сражение началось 27 мая. Того переманеврировал Рожественского, сосредоточил огонь на флагманском броненосце «Князь Суворов» и быстро вывел его из строя, после чего русская эскадра осталась фактически без командования. Главной причиной успеха японцев была тактическая мобильность. Они расстреливали вражеские корабли один за другим. Их артиллерия была метче и скорострельней. Лучше были и снаряды, начиненные взрывчаткой симосэ с сильным фугасным эффектом. Битва превращалась в избиение. Ночью многочисленные миноносцы (у японцев их было в пять раз больше) беспрестанно атаковали расстроенную русскую эскадру. Назавтра, 28 мая, разгром был довершен. Весь русский флот был уничтожен. Через пролив прорвались и ушли к Владивостоку только четыре небольших корабля (из тридцати восьми вымпелов). Все броненосцы были или потоплены, или спустили флаг. Раненый Рожественский попал в плен, с ним сдались семь тысяч русских моряков. Потери японцев оказались незначительны. Битва под Мукденом. Патриотический лубок Столь сокрушительное поражение флота, считавшегося третьим по мощи (после британского и германского), произвело в мире сенсацию, а Россию повергло в шок. В конце концов Порт-Артур проявил чудеса стойкости – его сравнивали с героическим Севастополем; Мукденское сражение тоже считалось всего лишь «неудачным», и японцы дорого заплатили за свой успех, но Цусиму оправдывать было нечем. Само это слово стало нарицательным – символом позора и катастрофы. Никогда еще авторитет самодержавной власти не падал так низко. Цусимский бой. Журнал «Ле пти паризьен» После Цусимского разгрома продолжать войну было в военном смысле бесполезно, а во внутриполитическом – опасно. По счастью, и японское правительство исчерпало свои финансовые ресурсы, оно тоже не могло тянуть.