Особым, почти курьезным эпизодом турбулентного года стала встреча Николая II и Вильгельма II в финляндских водах. Правители двух империй – один самодержавный, другой авторитарный – попытались изменить ход всей мировой политики по-родственному, договорившись между собой. 11 (24) июля двоюродные братья подписали секретный договор о взаимопомощи в случае нападения на Россию или Германию какой-либо европейской державы. Инициатива исходила от темпераментного, волевого «кузена Вилли». «Кузен Ники» дал себя убедить – и привел в панику своих министров. Разваливался альянс с Францией, на который была ориентирована вся внешняя политика России. Под давлением правительства Николаю пришлось задним числом дезавуировать свою подпись. Время «монархической дипломатии» уходило в прошлое. (Как мы увидим, столь же бесплодно закончится и последняя, отчаянная попытка «помазанников божьих» остановить войну в июле 1914 года.) Вильгельм в русском мундире и Николай в немецком. 1905 год Тысяча девятьсот шестой год Самое выдающееся событие года, как водится, было негромким и прошло почти незамеченным. Двое французских ученых, Альбер Кальмет и Камиль Герен, открыли противотуберкулезную вакцину. На практике ее начнут применять еще нескоро, но появилась надежда, что человечество наконец одолеет чахотку, главную убийцу девятнадцатого века, когда стремительный рост городов привел к скученности населения, особенно в бедняцких кварталах. (В самой урбанизированной стране, Британии, «консумпция» была причиной четверти всех смертей.) Кроме того, две страны, издавна считавшиеся оплотами деспотии, ввели у себя конституцию и парламент. Первой была Персия, где Мозафереддин-шах под давлением общества был вынужден учредить меджлис и согласиться на ограничение монархической власти. Второй – Россия. В главе «Немножко ограниченное самодержавие» подробно описано, как трудно и непоследовательно – шаг вперед, два шага назад – происходил в России конституционный процесс и как недалеко он продвинулся. Напомню его основные вехи. В феврале вышел высочайший манифест, вводящий новую политическую конструкцию, состоящую из трех звеньев: главы государства – царя, Государственного Совета и Государственной думы. В марте произошли выборы, на которых больше всего голосов получила самая радикальная из либеральных партий – кадеты. В апреле открылась Дума, сразу же взяв курс на конфронтацию с правительством. Тогда же активный, но ненадежный Витте был заменен надежным, но вялым Горемыкиным. В начале июля кабинет возглавил и активный, и надежный Столыпин. Он тут же распустил неуправляемый парламент, который своим фрондированием постоянно дестабилизировал и без того напряженную обстановку в стране. Новая дума должна была собраться только через несколько месяцев, что давало премьер-министру время подавить беспорядки полицейскими методами. Часть депутатов не подчинилась указу и провозгласила в Выборге кампанию гражданского неповиновения, но широкой поддержки это воззвание не нашло. Политическая ситуация к этому времени стала почти такой же воспаленной, как прошлым летом. Рабочие бастовали во многих городах. В июле крестьянские волнения охватили половину сельских уездов. В крепости Свеаборг, на противоположном от Петербурга берегу Финского залива, восстали солдаты гарнизона, к которым присоединились рабочие соседнего Гельсингфорса. Избавившись от Думы, Столыпин сразу же, три дня спустя, циркулярным постановлением предоставил губернаторам и градоначальникам чрезвычайные полномочия. В августе были учреждены военно-полевые суды, начавшие быстро и беспощадно вешать террористов и вооруженных повстанцев – затянулся «столыпинский галстук». Самую трудноконтролируемую проблему – крестьянских мятежей – правительство решило не репрессивными мерами, которые были бы и невозможны при таких масштабах народного недовольства, а резким изменением аграрной политики. В октябре вышел указ, освобождавший крестьян от диктата общины и предоставлявший им свободу проживания, то есть только теперь, через 45 лет после «эмансипации», бывшие крепостные наконец стали полноправными гражданами. В ноябре начала проводиться в жизнь монументальная реформа, занявшая сельских жителей безопасными для правительства интересами. Успокоение крестьян, составлявших пять шестых российского населения, означало, что революции точно не будет. На фоне укрепления исполнительной власти революционное подполье не отказалось от вооруженной борьбы, но перешло от массовых форм к индивидуальным. Террористические акты происходили чуть ли не ежедневно. Это была самая настоящая война. Чтобы дать представление о ее интенсивности и накале, перечислю теракты – лишь самые заметные – всего одного месяца, января. Выборгское воззвание В первый же день нового года взрывом бомбы тяжело ранен черниговский губернатор Хвостов, оставшийся инвалидом; в Иркутске убит полицмейстер и ранен вице-губернатор. Второго января в Пензе убит начальник гарнизона генерал-лейтенант Лисовский. Десятого января в Одесском жандармском управлении взорвалась бомба, спущенная через трубу в печь. В тот же день другая «адская машина» оборвала в Тифлисе жизнь генерала Грязнова, по приказу которого производились аресты. Одиннадцатого января генерал Селиванов, только что назначенный комендантом Владивостока и сразу же распустивший местный рабочий совет, был тяжело ранен двумя пулями. Шестнадцатого января юная Мария Спиридонова, впоследствии знаменитая предводительница левых эсеров, застрелила на железнодорожной станции коллежского советника Луженовского, активного черносотенца, руководившего подавлением крестьянских волнений на Тамбовщине. При аресте Спиридонову жестоко избили. Двое офицеров, руководившие избиением, были потом выслежены боевиками и «казнены». Двадцать шестого января в Пензе застрелили полицмейстера Кандаурова. Двадцать седьмого января в Севастополе 23-летняя эсерка Екатерина Измайлович ранила адмирала Чухнина, подавившего восстание на крейсере «Очаков», и была убита охраной. Революционный приговор над Чухниным будет исполнен несколько месяцев спустя. Мария Спиридонова Публика настолько привыкла к сообщениям подобного рода, что сенсацией становились лишь покушения на широко известных деятелей и высших должностных лиц. Двадцать восьмого марта на загородной даче под Петербургом эсеры повесили инициатора демонстрации 9 января Георгия Гапона, уличенного в связях с Охранкой. Настоящую охоту подпольщики устроили на «палачей» Московского восстания – адмирала Дубасова и командира Семеновского полка генерал-майора Мина. На Дубасова в течение года покушались дважды. В апреле бросили бомбу, тяжело ранив. В декабре совершили еще одно нападение, и опять ранили. Последние годы жизни адмирал провел полуинвалидом. Генерала Мина – на глазах у жены и дочери – застрелила в августе эсерка Коноплянникова. Расскажу об этой женщине подробнее – не потому, что она как-то выделялась среди других террористов, а, наоборот, потому что это очень типичная судьба. Зинаида Коноплянникова начинала сельской учительницей, хотела «вести детей к свету». Помимо уроков вела с ними беседы, устраивала спектакли. «Условия здесь были таковы, – рассказывала она. – Перед школой жил жандарм, позади школы урядник, на соседней горе поп, рядом с ним псаломщик, и все четверо писали на меня доносы». Учительницу арестовали за «подрывную пропаганду». Она посидела в тюрьме, попала под надзор полиции. Ушла в подполье, стала членом Летучего боевого отряда. Генерала Мина она застрелила «как убийцу невинных, кровью которых орошены улицы Москвы». На суде – скором и безжалостном – произнесла историческую фразу о том, что ответом на «белый террор» будет «красный террор». (В 1918 году эту формулировку вспомнят и применят в промышленных масштабах большевики.) 28-летняя Коноплянникова стала первой за четверть века, после Софьи Перовской, женщиной, казненной в России. Но не последней. Двенадцатого августа произошел самый главный теракт года. Эсеры-максималисты устроили взрыв огромной силы на даче Столыпина. Акция была с точки зрения революционеров неудачной – глава правительства почти не пострадал, но погибли 32 человека и несколько десятков, в том числе дети Столыпина, получили ранения. Постановление о военно-полевых судах было прямым следствием этого чудовищного преступления, устроители которого обошлись с посторонними людьми, оказавшимися в резиденции, по принципу «лес рубят – щепки летят». Среди погибших были маленький ребенок и женщина на восьмом месяце беременности. Зинаида Коноплянникова Разгул насилия обесценил жизнь отдельного человека. В свое время Иван Каляев не кинул бомбу в экипаж Сергея Александровича, потому что рядом с великим князем были жена и мальчики-племянники. За миновавшие с тех пор полтора года градус ожесточения невероятно поднялся. Невинные жертвы стали считаться «побочным ущербом» – совсем как у современных террористов. В ноябре примененный в Закавказье принцип «разделяй и властвуй» в очередной раз ударил по тем, кто опрометчиво запустил механизм армяно-азербайджанской вражды. Непосредственный инициатор первой «резни», бакинский губернатор князь Накашидзе, был убит еще в 1905 году армянским боевиком. Теперь члены азербайджанской боевой организации «Дифаи» застрелили генерал-губернатора Голощапова, устроившего карательную акцию в Карабахе. Взрыв на даче Столыпина Убийство прокурора Павлова. И. Сакуров В последний месяц года лишились жизни еще три крупных чиновника. Девятого декабря 20-летний боевик Ильинский убил одного из старейших и влиятельнейших деятелей «реакционного» лагеря графа Алексея Игнатьева, тверского генерал-губернатора. Двадцать первого декабря член «Боевой организации» Кудрявцев на глазах у многочисленных свидетелей застрелил столичного градоначальника фон дер Лауница, на которого покушались и прежде. Двадцать седьмого декабря был убит главный военный прокурор Павлов, которого называли «вешателем», поскольку он был непосредственным создателем закона о военно-полевых судах. Генерал знал, что на него охотятся революционеры, и не выходил за пределы стен Главного военного суда, где у него имелась служебная квартира. Эсер Егоров проник во внутренний сад, переодевшись в военную форму, и застрелил прокурора, когда тот прогуливал своих трех пуделей. Финальный аккорд кровавого года прозвучал особенно зловеще – как знак того, что враги революции нигде не укроются от возмездия. Террористы казались вездесущими и всемогущими (даже чинам Охранки, которая держала на жаловании главу «Боевой организации» Азефа).