Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 13 из 23 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Привет, Хардин. – Как выходные? – насмешливо спрашивает он. Я тяну Лэндона за руку. – Хорошо. Пока! – нервно кричу я, и Хардин смеется. Когда мы выходим на улицу, Лэндон спрашивает: – Что это было? – Наверное, что я веду себя неестественно. – Ничего, просто Хардин мне не нравится. – Ну, вы хотя бы не так часто видитесь. Это что-то странное. Почему он со мной об этом говорит? Он что-то знает? – Ну да. Слава богу. – Это все, что я могу ответить. Некоторое время Лэндон молчит. – Я не собирался об этом говорить, потому что не хочу с ним связываться, но, – он нервно улыбается, – папа Хардина встречается с моей мамой. Что? – Что? – Папа Хардина… – Да, да, я поняла, значит, его отец живет тут? Но Хардин… Я-то думала, он из Англии? Если тут живет его отец, почему он не живет с ним? Засыпаю Лэндона вопросами, не могу остановиться. Он кажется смущенным, но не таким нервным, чем минуту назад. – Он из Лондона. Его отец и моя мама живут недалеко от кампуса, но Хардин с отцом не в очень хороших отношениях. Поэтому, пожалуйста, не давай ему понять, что ты в курсе. Мы и так недолюбливаем друг друга. Я киваю. – Конечно, без проблем. У меня есть тысяча вопросов, но я молчу. Мой друг возвращается к рассказу о Дакоте, и глаза его вспыхивают при каждом упоминании о ней. Когда я возвращаюсь в комнату, Стеф еще не пришла, ее занятия кончаются на два часа позже, чем у меня. Достаю было учебники и тетради, но потом решаю позвонить Ною. Он не берет трубку, и я начинаю серьезно жалеть, что он не учится со мной на одном курсе. Многое было бы удобнее и проще. Мы могли бы готовиться к занятиям или смотреть вместе кино. В то же время понимаю: я думаю так потому, что меня гложет вина за то, что я целовалась с Хардином. Ной очень хороший, он не заслуживает того, чтобы его обманывали. Мне очень повезло, что он есть в моей жизни. Он всегда со мной и знает меня лучше всех. Мы знаем друг друга почти всю жизнь. Когда его родители переехали на нашу улицу, я была в восторге: наконец-то появился мой ровесник, с ним можно гулять. Радость только усилилась, когда я познакомилась с Ноем и поняла, что мы родственные души. Мы вместе читали, смотрели фильмы и сажали растения в маминой теплице. Теплица всегда была моим убежищем; когда папа напивался, я пряталась в ней, и никто, кроме Ноя, не знал, где я. Ночь, когда папа ушел от нас, была ужасной, позже мама отказывалась ее вспоминать. Разговор о ней разрушил бы ту эмоциональную крепость, которую мама возвела вокруг себя. Однако мне иногда хотелось это вспомнить. Несмотря на то что я ненавидела отца за вечные пьянки и за то, что он бил маму, я чувствовала в нем сильную внутреннюю потребность. В тот вечер, спрятавшись в теплице, я слышала крики и ругань, затем звон разбитого стекла на кухне, а затем, когда все стихло, – шаги. В ужасе я подумала, что ищет меня отец, но это был Ной. Никогда больше я не испытывала такого облегчения, как тогда, когда его увидела. С тех пор мы были неразлучны. За долгие годы это стало чем-то большим, чем дружба, мы никогда не встречались с кем-то еще. Я пишу Ною, что люблю его, и решаю подремать перед учебой. Я сверяюсь с ежедневником и решаю, что могу себе позволить двадцать минут сна. Не проходит и десяти минут, как меня будит стук в дверь. Должно быть, это Стеф забыла ключи, думаю я и открываю. Конечно, это не она. Это Хардин. – Стеф еще не вернулась, – говорю я и возвращаюсь на кровать, оставляя дверь открытой. Удивительно, он даже потрудился постучать, хотя Стеф дала ему запасной ключ, на случай если потеряет свой. Надо поговорить с ней об этом. – Я могу подождать, – говорит он и плюхается на кровать Стеф. – Как хочешь, – бормочу я, не обращая внимания на его усмешку, натягиваю на себя одеяло и закрываю глаза. Точнее, стараюсь не обращать внимания. Не могу же я заснуть, когда Хардин в комнате! Однако лучше притворяться спящей, чем вести неприятный разговор, который нам предстоит. Я пытаюсь не обращать внимания на легкое постукивание костяшками по кровати Стеф до тех пор, как срабатывает мой будильник. – Собираешься куда-то? – спрашивает он, и я закатываю глаза, хотя он меня и не видит. – Нет, просто решила двадцать минут поспать, – отвечаю я и сажусь. – Ты поставила будильник, чтобы проснуться через двадцать минут? – иронически уточняет он.
– Да, именно. А тебе какое дело? Я аккуратно раскладываю учебники согласно расписанию предметов и подписываю все тетради. – У тебя навязчивое состояние, что ли? – Нет, Хардин. Не все сумасшедшие, кому нравится порядок. В пунктуальности нет ничего плохого, – отрезаю я. Конечно, он смеется. Я отворачиваюсь от него, но краем глаза замечаю, как он приподнимается с кровати. Пожалуйста, не подходи ко мне! Пожалуйста, не подходи! Он нависает надо мной и смотрит на то, чем я занимаюсь. Потом хватает тетрадь по литературе, рассматривая ее с преувеличенным вниманием со всех сторон, как музейный экспонат. Я пытаюсь отнять конспекты, но он – вот назойливый придурок! – поднимает их над своей головой, и я стою и тщетно тянусь за ними. Затем бросает бумажки вверх, и они в беспорядке рассыпаются по полу. – Немедленно собери! – требую я. Он, ухмыляясь и приговаривая «конечно-конечно», хватает лекции по социологии и делает с ними то же самое. Я вскакиваю, чтобы собрать их прежде, чем он на них наступит, но это его только забавляет. – Хардин, хватит! – кричу я, но он расправляется со следующей тетрадкой. В ярости я отталкиваю его от своей кровати. – Хочешь сказать, кто не любит порядок, тот ни к чему не способен? – спрашивает он со смехом. Почему обязательно надо мной смеяться?! – Нет! – кричу я и толкаю его снова. Он делает шаг ко мне и, схватив за запястье, отталкивает к стене. Его лицо – всего в нескольких сантиметрах от меня, и я чувствую, как тяжело он дышит. Хочу крикнуть, чтобы он от меня отстал, чтобы ушел, хочу заставить его собрать мои записи. Я хочу дать пощечину, заставить его убраться. Но не могу. Я замираю у стены, загипнотизированная огнем, горящим в его зеленых глазах. – Хардин, пожалуйста! Единственные слова, которые я могу сказать. Они слишком мягкие. Я не уверена, прошу ли его уйти или поцеловать меня. Никак не могу унять дыхание, чувствую его возбуждение, его грудь движется мощными толчками. Секунды растягиваются в часы. Наконец, он убирает одну руку, но вторая рука такая большая, что удерживает оба мои запястья. Мгновение мне кажется, что он меня ударит. Но его рука движется к моей щеке, и он нежно заправляет мои волосы за ухо. Чувствую его пульс, когда он приближает губы к моим, и в моей груди полыхает пожар. Это ощущение, по которому я так тосковала. Я хотела бы чувствовать этот пожар вечно. Заставляю себя не думать ни о том, почему я вновь его целую, ни о тех гадостях, что он потом наговорит. Я сосредоточиваюсь лишь на том, как он прижимается ко мне, как отпускает мои руки, прижав меня к стене, и на знакомом мятном привкусе его губ. Обвиваю руками его широкие плечи, и наши языки соединяются. Он соединяет руки на моей талии и поднимает меня; поразительно, что мое тело знает, как реагировать на его движения. Я запускаю пальцы в его волосы и нежно потягиваю их, когда он несет меня обратно к кровати. Голос разума внезапно напоминает, что это плохая идея, но я не обращаю на него внимания. На этот раз я не могу остановиться. Я тяну Хардина за волосы сильнее, и у него вырывается нежный стон. Отвечаю таким же стоном – и эти звуки прекраснее всех на свете. Это самые страстные звуки, которые я слышала, и я знаю, что сделаю все, чтобы услышать их снова. Он садится на мою кровать так, что я оказываюсь у него на коленях. Покачиваюсь вперед и назад вдоль его бедер, и хватка становится крепче. – Черт! – выдыхает он, и я впервые чувствую, как у мужчины возникает на меня эрекция. Как далеко я позволю ему зайти? Я задаю себе этот вопрос и не могу ответить. Он нащупывает полы моей блузки и стягивает ее с меня через голову. Не могу поверить, что позволяю ему это делать, но не могу остановиться. Хардин прерывает наш страстный поцелуй, чтобы стянуть с меня одежду. Его взгляд встречается с моим, затем скользит вниз, к груди. Он закусывает губу: – Ты такая сексуальная, Тесс. Мне никогда не нравились подобные комплименты, но Хардин говорит это особенно, очень чувственно. Я никогда не покупала шикарное нижнее белье, потому что никто, буквально никто его не видит, но сейчас мне хотелось бы иметь что-то покруче моего обычного черного бюстгальтера. Он, наверное, видел любые бюстгальтеры, напоминает назойливый внутренний голос. Чтобы отогнать подобные мысли, начинаю быстрее двигаться у него на коленях, он тянет меня за талию к себе, и мы касаемся друг друга телами… Кто-то дергает дверную ручку. Я вскакиваю с колен Хардина как ужаленная и хватаюсь за блузку; транс, в котором я пребывала, моментально рассеивается. Стеф перешагивает через порог и застывает с открытым от изумления ртом при виде меня и Хардина. Я красная как рак, но я знаю, что это не только от смущения, но и от того, что Хардин заставил меня почувствовать. – Я что-то пропустила, черт побери? – выдыхает Стеф, оглядывая нас, улыбаясь во весь рот. В ее глазах – нескрываемый восторг. – Ничего особенного, – отвечает Хардин, поднимаясь. Он идет к двери и исчезает, не оглядываясь, оставив меня задыхающейся от смущения под смешки Стеф. – Что за фигня?! – спрашивает она, закрывая лицо в притворном ужасе. Но Стеф распирает от любопытства, и она не может молчать. – Ты и Хардин… Ты и Хардин собирались поразвлечься? Я отворачиваюсь к столу, сделав вид, что просматриваю конспекты. – Нет! Разумеется, нет! Мы не собирались трахаться, – отвечаю я. Ведь это так? Нет, мы просто пару раз поцеловались, вот и все. Да, он снял с меня блузку, пока я терлась об него, сидя у него на коленях, но мы не собирались трахаться в обычном смысле слова.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!