– Да… Я была пьяна, помнишь? А вчера ты поцеловал меня первым. – Да… Ты меня не останавливала. – Он делает паузу. – Должно быть, это очень тяжело. Что? Что именно тяжело? – Вести себя, будто ты не хочешь меня, хотя мы оба знаем, что это не так, – говорит он, подходя ближе. – Что? Я тебя не хочу. У меня есть парень. Быстрый ответ выглядит так нелепо, что Хардин улыбается. – Парень, с которым тебе скучно. Признайся, Тесс. Не мне, самой себе. Тебе с ним скучно. – Он понижает голос и произносит медленно, очень чувственно: – Он когда-нибудь заставлял тебя чувствовать то же, что и я? – Ч-что? Конечно, – вру я. – Нет… Я уверен, что он никогда не касался тебя… по-настоящему. Его слова зажигают внутри меня знакомый огонь. – Это не твое дело, – говорю я, отступая, и он подходит ко мне еще на три шага. – Ты не представляешь, что я способен заставить тебя почувствовать, – говорит он, и я задыхаюсь. Как он может переходить от крика и насмешек к таким словам? И почему они так мне нравятся? У меня нет ответа. Этот тон и неприличные комплименты делают меня слабой, я теряюсь. Как мышка в когтях кота. – Правда, ты не можешь это признать. Но я вижу, – говорит он высокомерно. В ответ я могу только отрицательно покачать головой. Он улыбается еще шире, и я инстинктивно отступаю к стене. Хардин делает следующий шаг, и у меня вырывается умоляющий стон. Не надо! – Твой пульс участился? И губы сухие. Ты думаешь обо мне и чувствуешь… там, внизу. Разве не так, Тереза? Все, что он говорит, правда, и чем дольше он говорит мне это, тем сильнее я его хочу. Так странно, хочу и ненавижу одновременно. Хардин меня физически привлекает, и это странно, учитывая, как сильно он отличается от Ноя. Никто не привлекал меня так, кроме Ноя. Я знаю, что, если я сейчас чего-нибудь не скажу, он победит. Не хочу, чтобы он победил. – Ты ошибаешься, – бормочу я. Он улыбается. Одна эта улыбка пронизывает меня, как ток. – Я никогда не ошибаюсь, – сообщает он, – не в этом. Отступаю в сторону прежде, чем он может прижать меня к стене. – И ты продолжаешь утверждать, что я вцепилась в тебя, когда сам сейчас загоняешь меня в угол? – спрашиваю я, и моя злость на этого невыносимого парня в татухах пересиливает желание. – Потому что ты сделала первый шаг. Не пойми меня неверно, но я был удивлен. – Я была пьяна, и это была ужасная ночь, ты знаешь. Я стеснялась, а ты был добр ко мне. Ну, твоя версия недурна. Я стремглав проскакиваю мимо него и сажусь на обочине. Так я оказываюсь вне зоны досягаемости. Разговор слишком утомителен. – И я жесток к тебе, – говорит он, нависая надо мной, и утверждение больше похоже на вопрос. – Да, жесток. Ты превосходишь самого себя в грубости. И не только ко мне, ко всем. Но со мной ты, кажется, особенно стараешься. Надо же, мы все еще так спокойно беседуем. Знаю, это минутная передышка, скоро он снова на меня накинется. – Это просто не так. Я отношусь к тебе так же, как и ко всему остальному миру. Я молчу. Я знала, что нормально поговорить не получится. – Не знаю, зачем я трачу на тебя время, – кричу я и возвращаюсь к дороге. – Прости. Иди сюда. Мысленно вою, но ноги реагируют быстрее, чем мозг успевает отдать команду, и я останавливаюсь в нескольких шагах от него. Он сидит на бордюре, там, где только что была я. – Садись, – командует он. Повинуюсь. – Ты сидишь ужасно далеко, – говорит он, и я закатываю глаза. – Ты мне не доверяешь? – Нет, конечно. С какой стати? Хардин несколько мрачнеет, словно сказанное его задевает, но вскоре возвращается к обычной невозмутимости. Неужели ему не все равно, доверяю ли я ему? – Мы можем договориться держаться друг от друга подальше или остаться друзьями. Я не собираюсь и дальше с тобой воевать. Я вздыхаю, и он придвигается немного ближе. Он делает глубокий вдох и затем произносит: – Но я не хочу держаться от тебя подальше. Что? Сердце, похоже, сейчас выпрыгнет из груди. – Я хочу сказать… Я не думаю, что мы сможем не общаться, раз твоя соседка – один из моих лучших друзей, ну и все такое. Так что думаю, мы должны быть друзьями. Чувствую разочарование; но разве это не то, чего я хочу? Я же не могу целоваться с Хардином, обманывая Ноя. – Ну ладно, значит, друзья? – спрашиваю я, стремясь не обращать внимания на неприятный осадок в душе. – Друзья, – подтверждает он и протягивает руку. – Но никаких чуть больше, – напоминаю я, пожимая его руку и чувствуя, как кровь приливает к щекам. Посмеиваясь, он играет с кольцом в брови. – Что ты имеешь в виду? – А то ты не знаешь. Стеф мне уже рассказала. – О чем, обо мне и ней? – О вас, и о тебе, и о других девушках. Я вымученно смеюсь, но получается похоже на кашель, и я кашляю еще, чтобы он не заметил моего смущения. Он поднимает бровь, но я не обращаю внимания. – Ну, мы со Стеф… это было весело. – Он улыбается воспоминаниям, а я проглатываю комок в горле. – И да, у меня есть девушки, которых я трахаю. А почему тебя это волнует, подруга? Он говорит об этом так беззаботно, что я просто в шоке. Признание, что он спит с другими девушками, не должно меня волновать, но я ревную. Хардин мне не принадлежит; мой парень – Ной. Мой парень – Ной. Мой парень – Ной, – мысленно повторяю я. – Не волнует. Просто я не хочу, чтобы ты считал меня одной из них. – Ого… ты ревнуешь, Тереза? – усмехается он. Я толкаю его. В жизни в этом не признаюсь. – Вовсе нет. Мне их жаль. Он игриво поднимает брови. – О, не жалей их. Поверь, они со мной счастливы. – Ладно, ладно. Не пора ли нам сменить тему? – Я вздыхаю и запрокидываю голову, чтобы посмотреть на небо и забыть образ Хардина и его гарема. – Так ты попробуешь быть со мной повежливей? – Конечно. Если ты перестанешь все время быть такой нервной стервой. Глядя на облака, мечтательно тяну: – Я не стерва, просто ты отвратительный.