– А если точнее? – попросила Ульяна. – Ну, не знаю… Они лет тридцать находились в запаснике. В крайнем случае двадцать пять. В этом году поставили танец, мы их достали. – Значит, двадцать пять… – задумчиво повторила Ульяна. – В каком состоянии оказались костюмы? – В обычном. – Женщина пожала плечами. – Постирали, кое-что подчинили, дошили фартук… – Стойте. – Ульяна медленно выдохнула. – Вы сказали, дошили фартук. Что это значит? – То и значит, что одного не хватало. – Можем поближе рассмотреть эти костюмы? – попросила Надежда. – Пожалуйста. Только мешки с вешал снимайте сами. Потом аккуратно упакуйте и повесьте обратно. – За это не волнуйтесь, все сделаем аккуратно, – пообещала Ульяна и на всякий случай поинтересовалась: – Сколько у нас времени? – Часа через полтора я заканчиваю. Так что постарайтесь уложиться. – Уложимся. Работа по распаковке костюмов оказалась тяжелой, пыльной и неприятной. От одежды разило ядреным потом. В мешках находилось по нескольку костюмов от разных танцев, и они были невероятно объемными. Осмотрев два или три мешка, подруги стали сдергивать фартуки с плечиков, не разбирая остального, и так же вешать обратно. Задачей номер один была идентификация фартуков. Одиннадцать из двенадцати оказались такими же, как тот, что нашли в номере. Тот же покрой, такая же черная тесьма с петухами и кружевные бретели. Их также интересовали надписи на изнанке, подобные той, которую обнаружил криминалист. К величайшему разочарованию, они были практически стертыми. Были заметны отдельные буквы, из которых никак не складывались фамилии бывших участников. Костюмерша все объяснила только в конце работы, когда был повешен на место последний мешок. – Теперь танцоры подписывают только мешки. У каждого свой набор по числу исполняемых танцев. – А бывает так, что костюм или отдельный его предмет танцор забирает домой? – поинтересовалась Ульяна. – Бывает. – С какой целью? – Например, подогнать по размеру, если кто-то сам шить умеет. Или постирать. Белые вещи быстро пачкаются. – Ясно… – Немного поразмыслив, Ульяна задала еще один вопрос: – Во Дворце культуры сохранились списки участников? – Понятия не имею. Мое дело костюмы. – Сняв халат, женщина загремела ключами. – Вам лучше расспросить у методиста. А мне пора уходить. Ульяна посмотрела на часы: – Десять часов… Методист еще на рабочем месте? – Она работает до шести, но иногда остается на мероприятия, такие как это. Ее кабинет третий, на первом этаже у главного входа. Было начало одиннадцатого. На втором этаже Дворца культуры звучала танцевальная музыка, но в фойе оставалось не больше десятка посетителей. Дверь третьего кабинета была заперта, однако Надежда заглянула в замочную скважину и увидела, что свет в кабинете горит, а на спинке стула висит дамская сумочка. Догадавшись, что методист еще на мероприятии, подруги решили ее подождать. Явилась она в половине двенадцатого, когда народ уже разошелся и музыка стихла. Милая шатенка с легкой танцевальной походкой могла показаться девушкой, если бы не худое морщинистое лицо, выдававшее возраст. Ей было лет пятьдесят, не меньше. – Вы ко мне? – спросила она, подойдя к двери. – Прошу уделить нам несколько минут, – заговорила Надежда. – Этим не обойдемся, – веско проронила Ульяна. – Разговор займет не меньше получаса. – Вы из полиции? – в голосе методиста послышался испуг. – У нас что-то произошло? Драка? Или, может быть, кража? – Ни то, ни другое. Женщина распахнула дверь и пригласила: – Пожалуйста, проходите! Меня зовут Валентина. – Она прошла в кабинет и в ожидании разговора расположилась на стуле. – Что вас интересует? – Список участников танцевального коллектива за девяносто шестой и девяносто седьмой год. – Ого! Да где ж я вам его отыщу? Эти журналы давным-давно на помойке. Если бы мы хранили их за все прошедшие годы, здесь было бы не протолкнуться. – Может быть, фотографии какие-то сохранились? – У нас этого нет. – Валентина вежливо улыбнулась. – Что-нибудь еще кроме списков и фотографий? Дело в том, что с девяносто четвертого по двухтысячный я сама танцевала в этом коллективе. – Софью Тыртычную помните? Валентина наморщила лоб, припоминая. – Маленькая такая, она еще с Курочкой Рябой дружила? – Кто такая Курочка Ряба? – насторожилась Ульяна. – Была у нас одна танцовщица, черноволосая, вся в веснушках. – А почему ее звали Курочкой Рябой? – Из-за куриной фамилии. Не то Курицына, не то Курникова. – Точнее не вспомните? – Нет. – Валентина покачала головой. – Слишком много времени прошло. Да и танцевала она недолго. Собственно, как и Тыртычная. – Расскажите о них, пожалуйста. Может быть, припомните какие-то детали или ситуации. – В их дружбе верховодила Ряба. Тыртычная скромницей была, нерешительной. – Еще что-нибудь? – Тыртычную после репетиции встречал какой-то паренек. Пожалуй, это и все. – Спасибо. – Ульяна встала и протянула свою визитку. – Если вспомните что-нибудь еще, пожалуйста, позвоните. На обратной дороге в пансионат Ульяне позвонил Богданов. – Не поздно? – Я не сплю, – ответила она. – Кажется, вы куда-то едете? – Возвращаюсь из Зареченска в пансионат. Есть новости? – Да. Получил результат анализа ДНК по Тыртычной. Все совпало, это она. – Ну вот и определились, – проговорила Ульяна. – А я узнала, что у Тыртычной была подруга, с которой она занималась танцами. – Фамилия у подруги есть? – Только прозвище – Курочка Ряба, как мне сказали, из-за куриной фамилии. Не то Курицына, не то Курникова. Но это не точно. – Будем искать… – устало сказал Богданов. – Утром позвоню сестре в Ярославль, может быть, она что-то расскажет. – И спросите, был ли у Тыртычной парень. – А говорят, что был? – Вроде да. – Постараюсь разузнать. До свидания. – Он помолчал и добавил: – Аккуратнее там, на дороге. Дойдя до двери номера, Ульяна остановилась. – В чем дело? – спросила Надежда. – Подожди, – прислушавшись, она тихонько приблизилась к номеру Миланы и оглянулась. – Как думаешь, она уже спит? – Смотри… – Надежда показала рукой в конец коридора и бесшумно скрылась за дверью.